Она тряслась над маленьким костерком, как клуша над цыплёнком. В конце концов, костёр разгорелся и можно было обогреться, и обсушиться.
Место для ночлега искать не стала, тут у костра, натаскав дров побольше и улеглась. Есть хотелось, но есть было нечего, мелкое зверьё, до которого дотянуться могла, спать попряталось, залила голод водой и вырубилась, нагулявшись на свежем воздухе, целый то день…
Проснулась опять от дикой резкой боли, но на этот раз, в руке, распахнув глаза и даже не успев заорать, увидела лишь волчью морду, которую защита, тут же отшвырнула куда подальше, только отшвыривая, чуть руку не оторвало, а вцепленные клыки от рывка, распороли рукав тулупа и руку до кости.
От боли, чуть сознание не потеряла, завизжав до потемнения в глазах, но опыт прошлого пробуждения, тут же продиктовал нужные действия. «Дрожь земли» для остановки кровотечения, затем «кнут» на лечение, даже не снимая тулупа. На это раз, она провозилась с рукой почти до полудня, уж больно сильно руку повредило.
В этот день, «дрожью земли», выпущенный через указательный палец, сбила белку и разведя костёр, впервые поела мяса, но провозилась со всем этим, опять, так долго, что место для ночлега, искать уже было некогда.
Решила схитрить. Залезла на дерево, на толстый сук, вынула пояс, обмоталась вокруг ствола, похвалила себя за находчивость и уснула.
Проснулась от удара о землю и тут же угодила целой своре волков на зуб. Пока пришла в сознание от удара головой и моргнула глазами, подрать они её, успели хорошо. Тулуп в лохмотья, шапку порвали, один сапог распороли. Кроме того, обе руки поранили и ногу, опять, ту же.
Пока лечилась, у ревелась вся, так ей себя было жалко. Только проревевшись и успокоившись, поняла, что это не просто лес, а лес заколдованный. Значит, чтобы она не придумывала, лес её обязательно достанет и будет волками рвать, пока не научится, по волчьи, место для ночёвки искать. Плюнув на охоту, огонь и рваньё, которое чинить всё равно было нечем, принялась место искать.
Что молодуха только не делала: и через радугу места осматривала, и вытравливала «дрожью земли», и хлестала «нервной плетью», и через защиту мельчайшие отблески искала, ничего не получалось. Каждое утро начиналось с одного и того же: волки, вопли, «заживлялки», «лечилки». Рёв, мат, проклятье и поиски нового места…
Лес подсох, трава зазеленела, цветочки, то тут, то там вылезли. Почки начали распускаться, птицы прилетели, горланят целыми днями, дикую и озверевшую молодуху нервируют. Райс, грязная, оборванная, не пойми, с чем на голове, торчащим в разные стороны и напичканное ветками, травой, старыми листьями, злая, как собака на цепи, медленно брела по ненавистному лесу, чутко прислушиваясь к зверью и щебетанию птиц, выбирая, кого она сегодня сожрёт.
Прихрамывая на одну ногу, которую не до конца залечила после ночной схватки, у медведя в берлоге, она кралась среди деревьев, зверским, одичавшим взором прощупывая окружение. Медведь, сволочь, не только её подрать успел, пока, спросонок, соображала, где она и кто это к ней лезет, но и ногу сломал.
Мясо-то с кожей залечила, а вот на кость, времени требовалось значительно больше, только не было его у неё. Медведя защитой зашвырнуло в болото, в которое молодуха, естественно, не полезла, поэтому осталась без медвежатины, а так надеялась. Вот и хромала эта дикость лесная, промышляя зверя или птицу побольше. Белки надоели, аж до оскомины.
Навострив уши и глаза, лесная девка, осторожно, стараясь ступать не слышно, кралась к кустам вишняка, в которых кто-то шуршал, не скрываясь шевеля по несколько кустов сразу. Значит был кто-то крупный.
И тут, вдруг, нос учуял, что со стороны пахнуло, чем-то вкусненьким, вроде, как блинами печёными. Она резко выпрямилась, принюхалась, огляделась, но ничего не обнаружила, сколько не всматривалась в глубину чащи. Подумав, что показалось иль уже мерещиться начало, вновь присела и сосредоточилась на вишняке.
Тот, кто был там, пробирался через кусты прямо на неё, и охотница уже приготовилась, выставив указательный палец и заводя в себе «дрожь земли». Но тут, как назло, опять пахнуло печёным, да, так отчётливо, что девка бросив выслеживать зверя встрепенулась, принюхалась к той стороне, откуда, как показалось, доносился запах, какое-то странное чувство радости потянуло с оттуда, но тут же ей пришлось срочно возвращаться к реальной жизни, так как, из вешняка выскочил огромный секач и во всю прыть, кинулся её убивать.
Она растерялась от неожиданности, не успев прибить клыкастого, смогла лишь от страха прижаться спиной к стволу большого дерева, но сработала защита и кабан, врезавшись в неё мордой, как в стену, рухнул у самых её ног, разбрызгивая кровь, из разбитого пятака, по всей округе.
— Идиот, — обозвала его дикая девка и тут же добила из пальца «дрожью», — охотится он на меня вздумал, придурок.
Но вместо того, чтобы заняться тушкой свиного мяса, Райс настойчиво двинулась в направлении заинтересовавшего её запаха. С каждым шагом, аромат становился всё отчётливее и явственнее. Выскочив на большую поляну, где явно пекли блины, молодуха заметалась из стороны в сторону в поисках источника запаха.
Её неожиданно охватила эйфория восторга и обретённого, с таким трудом, счастья, но сколько не бегала, источника, так и не нашла, лишь обнаружила, что, только стоит от этой поляны отойти в какую-нибудь сторону, как аромат становился слабее.
Встав в центр поляны, лесное чудо-юдо хмуро огляделось по сторонам и в голову пришла единственная, как ей показалось, здравая мысль, а может так пахнет нужное место? Решила проверить, тем более другого варианта всё равно не было, как и все разы, до этого.
Не спеша вернулась за тушей кабана. Всего тащить не стала, что надрываться. Оттяпала от него обе задние ноги и притащила их на ароматную поляну. Развела костёр, запекла одну ногу целиком, предварительно запечатав её в глине, наелась.
Валяясь в траве, после сытного обеда, молодуха впервые за последние дни, да, и вообще, наверное, за все дни пребывания в этом лесу, почувствовала себя умиротворённой, по настоящему спокойной, без всяких внутренних команд и защищённой, какой-то непонятной силой, силой самого леса. Она внимательно изучила все ощущения, которые возникали в ней, от пощипывания левой мочки уха, до щекотания кончика носа.
Как и положено, находясь на круге, Райс давно перестала вести счёт дням и не знала, как долго уже находится в этом проклятом лесу, но впервые за всё это время, была по-настоящему счастлива и вновь вспомнила, кто она есть, а не то, что из неё стало.
Скинув с себя разодранный тулуп, в котором до сих пор моталась, так как от рубахи, остались одни огрызки, а рукавов, что пошли на починку сапог, уже давно не было и полечив не долеченную ногу, развалилась на солнышке, пригрелась и заснула.
Проснулась поздно вечером, от чувства тревоги. Вскочила на ноги, набросила тулуп, схватила котомку, настороженно озираясь. Аромат поляны пропал, и Райс тут же догадалась о причинах изменения. Раз, переспала, значит место испортилось, надо искать другое, даже на ночь глядя, но молодуха, так замечательно выспалась, что решила ночь посвятить поиску нового аромата, а за одно, на волков поохотиться, уж больно на них зла была. Есть их не собиралась, но поубивать каждого, кого встретит, считала для себя святой обязанностью.
Волков прибила только пару, притом одним ударом, и что удивительно, под утро действительно нашла новую поляну, только пахнущую жаренным мясом с луком. У Райс аж слюнки потекли. Недолго думая, устроила на ней привал, отметив про себя с удовлетворением, что это уже вторая подряд, нужная поляна!
Развела костёр, вынула из котомки вторую кабанью ногу и впервые за всё время, наконец, решила заняться волосами и даже умылась, хотя своей чумазой рожи, всё равно не видела.
Как и на первой поляне, Райс завалилась спать сразу после еды и проспала до вечера, проснулась отдохнувшей и выспавшийся, полной сил и целеустремлённой на поиски третьей по счёту поляны.