Читать интересную книгу Морской Ястреб. Одураченный Фортуной. Венецианская маска (сборник) - Рафаэль Сабатини

Дож был учтив, а по отношению к графу Пиццамано преисполнен почтения.

Граф представил Марк-Антуана как мистера Мелвилла, посланца британского правительства. Поскольку граф близко знал Марк-Антуана во время пребывания в Лондоне, ему нетрудно было сообщить о том все необходимые сведения.

Этого представления дожу, по-видимому, было вполне достаточно, и он, обратив на мистера Мелвилла свои темные глаза, в которых, казалось, усилилась настороженность, объявил, что имеет честь быть к услугам мистера Мелвилла.

– Возможно, по этикету мне не полагалось бы принимать частным образом джентльмена, прибывшего в Венецию в качестве чрезвычайного посланника. Однако оправданием мне послужит просьба моего друга графа Пиццамано, да и обстановка ныне беспорядочная и тревожная. События последнего времени просто озадачивают. Прошу вас, присаживайтесь, и давайте побеседуем.

Марк-Антуан спокойным и внушительным тоном изложил мнение Уильяма Питта относительно французской угрозы, нависшей над всей Европой, и о необходимости в интересах всей человеческой цивилизации, не откладывая, объединиться против общего врага. Те же, кто уклоняется от вступления в созданную коалицию, не сознают, что их интересы совпадают с интересами Англии, Австрии и других государств. И прежде всего это касается Светлейшей республики, чьей безопасности угрожает французская армия, находящаяся у самых ее границ. Если до сих пор неучастие Венеции в военном блоке могло объясняться надеждой на то, что объединенные силы Австрии и Пьемонта вполне способны защитить Италию, то теперь эта надежда рухнула. Пьемонтское войско разбито, Савойя подчинилась Франции. Недавний якобинский переворот, происшедший при поддержке Франции в Модене и Реджио и приведший к образованию Циспаданской республики с ее анархистским правлением под знаменами Свободы, Равенства и Братства, может служить предупредительным сигналом для его светлости.

Тут его светлость прервал Марк-Антуана, подняв пухлую руку:

– То, что произошло в Модене, не повторится в Венеции. Там население было настроено против власти иноземного деспота и потому созрело для восстания. В Венеции же правят местные патриции, и народ вполне удовлетворен правительством.

Марк-Антуан спросил напрямик:

– Но служит ли лояльность народа Венеции достаточной гарантией того, что ее границы не будут нарушены?

– Конечно не служит, сэр. Гарантией служит то, что французская Директория настроена по отношению к нам дружески. Франция ведет войну с Австрией, а не с Италией. Только на прошлой неделе месье Лаллеман обратился от имени генерала Бонапарта к Совету десяти с просьбой уточнить наземные границы Венецианской республики, дабы Франция не нарушила их по неведению. Это никак не подтверждает опасений, высказанных мистером Питтом относительно нашего положения, – заключил дож с таким видом, словно объявил противнику шах и мат.

– Такое впечатление создается потому, что французы тщательно создают видимость дружественности и обманывают вас до тех пор, пока не будут готовы осуществить захватнические планы.

– Это всего лишь ничем не подтвержденное мнение, – бросил дож раздраженно.

– Ваша светлость, это факт, и его подтверждение по счастливой случайности попало ко мне в руки, так что я могу представить его вам.

С этими словами он достал письмо Барраса Лебелю, развернул его и протянул дожу.

Некоторое время тишина нарушалась лишь тяжелым дыханием Лодовико Манина и шуршанием документа в его дрожащей руке. Наконец с ошеломленным и подавленным видом дож отложил письмо.

– Это подлинный документ? – спросил он осипшим голосом.

Хотя вопрос был совершенно излишним, Марк-Антуан заверил дожа, что это не подделка.

– Но в таком случае… – растерянно начал дож.

Марк-Антуан высказался без околичностей:

– То, что три месяца назад еще можно было рассматривать как любезную уступку со стороны Светлейшей республики, теперь стало суровой необходимостью, и если республика не предпримет этот шаг, то будет стерта с лица земли.

Дож, дрожа, поднялся на ноги.

– Боже всемогущий! Что за идея?! Что за слова вы выбираете!

– Эти слова точно передают сложившуюся обстановку, – вступил в разговор граф. – Нельзя затемнять истину. Мы должны ясно понимать свое положение. Нужно вооружиться и выступить вместе с Австрией против общего врага.

– Вооружиться? – Дож в ужасе воззрился на него. – Да вы представляете, во сколько это нам обойдется? – Манин наконец вышел из состояния сонливой апатии. Он, возможно, принадлежал к самым богатым венецианцам – да и избранием на пост был обязан прежде всего своему состоянию, – но был также и известным скрягой. – Святая Мадонна! – бушевал он. – Каким образом мы оплатим расходы на вооружение?

– Расходы в любом случае будут меньше, чем дань, которой Бонапарт обложит Венецию в случае ее захвата, – ответил Марк-Антуан.

– Бонапарт? Вы говорите так, словно Бонапарт уже вторгся к нам.

– Он у самых ворот, ваша светлость.

– И поскольку вам теперь известны его истинные намерения, вы не можете рассчитывать на то, что он будет терпеливо стоять на пороге с протянутой шляпой, – бросил граф.

– Но существует же Империя! – яростно спорил дож. – Если бы даже армия Больё[210] была полностью уничтожена, это не опустошило бы казну Империи. Австрия уже потеряла Бельгию. Она не может позволить себе потерять таким же образом Италию.

– Да, но Бельгию-то она потеряла, несмотря на всю свою мощь, – возразил Марк-Антуан с убийственным хладнокровием.

Граф, движимый своим неукротимым патриотизмом, возмущенно воскликнул:

– Неужели мы пали так низко, что должны искать кого-то на стороне, чтобы он сражался за нас, пока мы будем стоять сложа руки? Это могут позволить себе только женщины, ваша светлость, но никак не мужчины.

– Австрия сражается за себя, а не за нас.

Дож спорил уже из чистого упрямства, и возмущение графа нарастало.

– Мы будем извлекать пользу из того, что Австрия проливает кровь своих подданных и тратит средства, а сами не ударим палец о палец? Вы это предлагаете? Совет пойдет на это?

Разгневанный и расстроенный дож отвернулся от них и побрел, трясясь и сутулясь, к окну. Марк-Антуан обратился к его широкой согбенной спине:

– Разрешите, ваша светлость, заметить, что более важной, чем эти абстрактные рассуждения, является угроза того, что, выжидая, пока Австрия будет наращивать мощь, Венеция окажется под властью завоевателя. И сможет ли она тогда, не сделав ничего ни для Австрии, ни для самой себя, обратиться к Австрии за помощью?

После затянувшейся паузы Манин повернулся к ним и сел на свое место. Он был мрачен, но сумел совладать с собой.