как-то объяснить, почему этот человек никого и ничего не боится, поет и говорит порой такое про богачей, что хоть полицию вызывай. Юродивый!.. А что с юродивого возьмешь?
Никуса хорошо знали в восточных улусах, он и родом был откуда.
Идея Слепцова всем понравилась и была одобрена.
Стояли лютые январские морозы. Из Багарахского жилья, расположенного на отшибе возле реки, вышли утром двое нищих, неся за спиной узды с убогими пожитками. Один из спутников — высокий, худощавый, седой, шуба на нем вся изорвана, торбаса истоптаны — Никус Юродивый, голос которого многие знали и помнили. Он не ленился ходить из юрты в юрту, из селения в селение, петь и новости рассказывать.
На втором нищем был ветхий полушубок с чужого плеча и старенькие валенки. Одни глаз перевязан грязной тряпкой, второй затянут мутной дымкой бельма.
— Ну, в добрый час, Федор, — сказал Никус своему спутнику, когда перешли на другой берег Лены.
Они расстались. Тот, которого звали Федором, шел первым, прося по селам подаяния. За Федором в село входил Никус.
— Откуда ты, несчастный человек? — спрашивали у Федора, дрожащими руками запихивающего в сумку кусок лепешки.
— С того берега, с Намцев, — слабым, уставшим голосом отвечал он.
— А кто там, в Намцах-то, белые или красные?
— Слепой я, не вижу, где белое, а где черное.
Случалось и так, что войдет Федор в село, а там бандиты. Ничего, проносило. Кому нужен жалкий, полуслепой нищий, натыкающийся на деревья? На него даже внимания не обращали.
Наконец добрался Федор до берегов Амги, в Усть-Эбэ. В крайней юрте, куда нищий вошел, спиной к камельку сидел старик. В левой половине жилища возилась с ниткой из сухожилия седая старуха. По якутским обычаям грешно выгонять из-под крова странствующего нищего. Потому Федор, даже, не спрашивая разрешения у хозяев, снял с себя полушубок и подошел к камельку.
Старик встал и принес стул.
— Откуда ты, добрый человек? — спросил он.
— Издалека, — неопределенно ответил гость. — С того берега.
— Как там живут люди?
— По нынешним временам живут, кто как. По-всякому…
— Через город проходил?
— Ночевал в городе.
— Власть-то там какая?
— Власть? — переспросил нищий. — Власть прежняя.
— Какая «прежняя»?
— Советская.
— Советская?! — не удержался от радостного возгласа старик. — Вот и верь этим «братьям»! Шатаются здесь и хвастают: «Мы уже отовсюду выкурили красных, только в Амге остались».
У Федора учащенно забилось сердце: «В Амге остались!» Значит, цел отряд!..
Постелили нищему возле двери. Скоро он улегся, а старик все еще сидел у камелька, курил трубку.
— В слободу можно пройти? — спросил Федор. — Хочу наведаться туда… Может, разживусь у слободских пашенных мукой.
— Туда не пройдешь, — ответил старик. — Эти «братья», душа с них вон, стоят на дороге и никого не пропускают ни туда, ни оттуда.
— Зря, выходит, тащился в такую даль? — с досадой сказал нищий. — А может, все-таки как-нибудь проскользну?
— А вдруг наткнешься на этих душегубов? Они никого не щадят. Есть тут одна тропинка. Мало кто знает о ней. Я один раз проходил, был в слободе. Только днем идти опасно: по реке далеко видно.
Вскоре хозяева тоже легли спать.
Услышав храп старика, нищий поднялся и, стараясь не шуметь, оделся. Сняв повязку, он выскользнул на улицу и по утоптанной пешеходной дорожке спустился к берегу. Дорожка шла дальше, по реке. Похоже было, что это та самая, о которой говорил старик. Федор постоял, прислушался и пошел дальше по дорожке.
От Усть-Эбе до Амгинской слободы восемь верст. Для такого пешехода, как Федор — не расстояние. По лаю собак, доносившемуся из слободы, путник понял, что он почти у цели. У большой проруби, темнеющей возле тропинки, Федор остановился и огляделся. Отсюда тропинка вела к косогору.
Едва Федор приблизился к косогору, как дорогу преградили вооруженные люди. Они словно из-под сугроба выросли.
— Стой! Руки вверх!
Федор остановился, поднял руки. Его тут же обыскали.
— Куда идешь?
— В слободу.
— Зачем? Бандиты послали?
Федор понял, что перед ним красные, и вздохнул облегченно.
— Ведите меня к командиру, — попросил он.
— Видали, какой прыткий? — заметил один из красноармейцев, видимо старший, — Зачем тебе командир?
— Дело у меня к нему, — хмуро сказал задержанный, давая понять, что он не намерен вступать в объяснения.
— Отведите его к начальнику караула, — распорядился старший. — Там разберутся.
— Ну, батя, топай по этой дорожке, — молодой красноармеец показал рукой, в каком направлении надо идти. — Не вздумай удирать!
— Не убегу, не бойся.
Они поднялись на косогор. В сумраке темнели дома слободы. По пути конвоира и задержанного часто останавливали.
— Бандита ведешь? — спрашивали.
— Говорит, свой, — отвечал красноармеец, — А там кто его знает.
У крайнего дома конвоир приказал остановиться. У ворот ходил часовой.
— Пойди доложи начальнику, что привели задержанного.
— Веди его в караульное помещение, — ответил часовой.
В караульном помещении, освещенном тусклым светом керосиновой лампы, прямо в обмундировании спали на нарах бойцы Только один бодрствовал, сидя за столом.
— Товарищ начальник караула, привел вот человека… Задержали в восточном секторе, — доложил конвоир.
Тот, которого назвали начальником караула, поднялся и подошел к ним. Увидя улыбку на лице задержанного, он спросил удивленно:
— Ты чего улыбаешься, будто к теще на блины попал?
— Улыбаюсь, потому что рад.
— Чему же ты, старина, обрадовался?
— На моем месте ты бы тоже обрадовался, придя к своим.
— Откуда ты?
— Из Якутска.
— Из города?! — удивился начальник караула. — Трофимов!
Один из бойцов вскочил с нар.
— Я!
Отправляйтесь бегом к командиру и доложите: из Якутска к нам прибыл человек.
«Все спокойные, даже не похоже, что похоронили Алмазова-Гудзинского, — подумал Федор. — Интересно, кто принял отряд?»
Красноармейцы, находившиеся в караульном помещении, проснулись, как по команде, удивленно уставились на Федора. И было чему удивляться: все, кого посылали в Якутск, по дороге перехватывались бандитами и гибли, а этот, гляди, прорвался.
— Садись пить чай, — пригласил начальник караула, — Небось проголодался в дороге, замерз?
Федор не отказался.
— Как обстановка в городе?
— Ничего, живем… Как фамилия командира? — не утерпел Федор.
— А ты что, не знаешь фамилии нашего командира? — насторожился начальник караула.
В караульное помещение торопливо вошел высокий сухощавый человек в бараньей шубе. Потопал валенками, стряхивая снег, и бросился к Федору.
В горле Федора застрял крик удивления, нежданной радости. Алмазов-Гудзинский стоял перед ним, показывая в улыбке жемчужно-белые зубы.
— Трошка!..
— Федя!..
Когда поток восклицаний и междометий прекратился, Трошка жадно стал расспрашивать о новостях. А когда узнал, зачем Федора послали в Амгу, нахмурился:
— Значит, меня уже похоронили.
— Долго жить будешь! — радовался Федор.
Трошка повел Федора к себе. Жил командир отряда у председателя ревкома.
— Будешь пробираться в Якутск