ярко мерцающим стожарам.
В полночь послышался однообразный шорох, похожий на шум плывущей по реке шуги. Он доносился со стороны Мяндыги.
— Слышите? — спросил помощник командира отряда.
— Сани скрипят, — отозвался один из бойцов.
— Едут… Вы спрячьтесь за домами, а я побегу доложу комиссару, — шепнул помощник командира отряда красноармейцам.
Семенчик только прилег одетый и задремал.
— Комиссар!..
— Что, идут? — очнувшись, спросил Семенчик.
С шумом распахнулась дверь. Вместе с клубами тумана в комнату ворвался председатель абагинского ревкома коммунист Афанасий Жирков.
— В двух верстах от Абаги бандиты!
Семенчик поднял по тревоге отряд. Держа в руках наган, он бежал впереди к заранее отрытым окопам. Страха не было, были злость и желание поквитаться с бандитами за погибших товарищей.
«Эх, темно, нельзя вести прицельный огонь», — досадовал комиссар.
По его команде бойцы открыли огонь.
Коробейников решил застать красных врасплох. Бандиты, еще не нюхавшие по-настоящему пороха, уже начали привыкать к легкой, бескровной победе. Не встречая нигде сопротивления, они без единого выстрела захватывали деревни и села, грабили, расстреливали коммунистов и ревкомовцев. Такая жизнь была по душе бандитам, распаляла их аппетиты на чужое добро. И на этот раз вояки Коробейникова рассчитывали с ходу захватить Абагу и похозяйничать в ней.
В двух верстах от села Коробейников остановил банду и отдал последние распоряжения:
— Сутакин, бери половину людей и наступай справа от дороги. А ты, Прокофьев, с остальными пойдешь по берегу Амги, слева от дороги. Идите смело! У кого поджилки трясутся, тех могу подбодрить. Красные спят вповалку, и если мы будем двигаться без шума, ни одна собака не проснется. Прикончим большевиков в постелях — и Абага наша. Ну и повеселимся же мы! Ох, и погуляем!..
— А много их там? — спросил один из бандитов.
— Полсотни. А может, чуть побольше.
— Всего-навсего? Ну, это пустяки!
Командующий отобрал восемьдесят бандитов и двинулся с ними к селу прямо по дороге.
Сутакин и Прокофьев поднажали, мечтая ворваться в Абагу раньше других. Ни тому, ни другому же хотелось терять первой добычи.
«Пока дойдем, всю водку вылакают», — думал охочий до выпивки адъютант командующего.
Бандиты добрались до опушки леса. Между деревьями показались дома Абаги. Вот они, рукой подать! Вперед!.. Вдруг со стороны села загремели выстрелы. С правого фланга ударил пулемет. Коробейников видел, как под пулями падали его вояки. Передние залегли, задние обратились в бегство. Их настигали пули…
— Назад!.. — истерично заорал Коробейников, размахивая наганом. — Застрелю!
Но его никто не слушал. Сутакин отвел своих людей в лес. Вскоре туда сбежались бандиты, наступавшие на Абагу под предводительством Прокофьева.
— Трусы, бабы, мать вашу!.. — до хрипоты кричал главнокомандующий — Дозоров испугались!..
— Да ведь могут и убить, — оправдывался кто-то.
— А ты думал, как? И убить могут, и покалечить — подхватил другой бандит. — Рядом со мной двоих убило.
— Ну-ка, вперед! — Коробейников первым побежал к опушке. — За мной!
— Вперед! — загорланили Сутакин и Прокофьев и бросились следом за главнокомандующим.
Бандиты рассыпались вдоль опушки цепочкой — пошли в атаку.
У самой Абаги банду прижали к снегу — ни туда ни сюда. Коробейников подал команду ползком пробираться обратно к лесу.
Убитых и раненых никто не подбирал…
По распоряжению Военного совета пятой армии Алмазов-Гудзинский сформировал в Бодайбо новый отряд из полуторасот бойцов. В отряд вступили многие из тех, которые вместе с Трошкой устанавливали Советскую власть в Якутии летом восемнадцатого года.
Алмазову-Гудзинскому было приказано вести отряд в Якутск. После продолжительного пути отряд прибыл в Якутск в середине декабря. Зимняя дорога изнурила и вымотала бойцов, но в город они вошли в приподнятом настроении, зная, что их ждут здесь как первых весенних дней. Якутск переживал тревожные, томительные дни. Горожане боялись, как бы банда корнета Коробейникова, которая бесчинствует в восточных улусах, не нагрянула в Якутск раньше, чем подойдет сюда отряд Алмазова-Гудзинского, о существовании которого все уже были наслышаны. Знали также, что отряд находится в пути. И вот наконец он прибыл.
На центральную городскую площадь высыпали все жители города для встречи отряда. На скорую руку была сооружена трибуна. На нее поднялись руководящие работники губревкома и областной партийной организации.
Алмазов-Гудзинский остановил перед трибуной отряд, повернул направо, лицом к трибуне, скомандовал «смирно» и чеканным шагом направился к трибуне.
Председатель губчека Платон Алексеевич Слепцов быстро сбежал с трибуны и, не слушая рапорта, обнял Алмазова-Гудзинского:
— Добро пожаловать, друг!
— Здравствуй, товарищ Слепцов! — поздоровался Алмазов-Гудзинский и скомандовал отряду: — Вольно! — Трошка был растроган теплой встречей.
Бойцов окружила толпа, вскоре они смешались с горожанами.
Федор Владимиров сошел с трибуны и протиснулся к Алмазову-Гудзинскому. Начальник милиции и командир отряда долго мяли друг друга в объятиях, хлопали по плечу, восклицали.
— Какой ты представительный! — сказал Трошка, любуясь Федором.
Федор от волнения не мог говорить.
Отряд Алмазова-Гудзинского недолго задержался в Якутске. 22 декабря он отправился в Абагу, чтобы подменить изрядно поредевший, отряд Семена Владимирова.
В городе Алмазова-Гудзинского еще застала телеграмма из Иркутска. В ней говорилось: «По личному указанию В. И. Ленина и приказу реввоенсовета пятой армии к вам отправлен вновь сформированный отряд под командованием товарища Каландарашвили».
X
В губревкоме не нужно было объяснять, кто такой Нестор Александрович Каландарашвили. Его уже знали в Якутске как видного организатора партизанского движения в Восточной Сибири.
Вторая телеграмма пришла, когда Семенчик со своим отрядом уже вернулся в Якутск и в городе ожидали прибытия Второго северного отряда. «По приказу реввоенсовета пятой, армии, — гласила телеграмма, — все вооруженные силы на территории Якутской области подчиняются товарищу Каландарашвили, который назначен главнокомандующим».
Тревожные, вести доходили из заречных улусов: бандиты дважды наступали на Амгу, но оба раза — были отброшены с потерями. Разъяренный Коробейников окружил Амгу, не давая выйти из нее ни одному человеку. Прошел слух, что в бою убит командир отряда Алмазов-Гудзинский. Получить какие-либо сведения о положении в Амге было невозможно. Всех связных, которые пытались пробраться в осажденное село, бандиты ловили и расстреливали.
В губревкоме решили послать в Амгу смелого, ловкого человека, способного пройти сквозь бандитские кордоны и заменить убитого командира отряда. Выбор пал на Федора Владимирова. Но посылать его одного было бессмысленно. Случись с ним что-нибудь в пути, и никто даже не узнает.
— А если нам еще Никуса послать! — сказал Слепцов, обращаясь к членам губревкома. — Пусть идут не вместе, а порознь, но из виду друг друга не теряют.
Олонхосута Никуса звали в народе Юродивым, хотя все знали, что никакой он не юродивый, богачи его так прозвали за смелые песни и острый язык. Надо же было