Зрители хохотали, глядя, как бледные от страха мужчина и женщина в поднятых силачом креслах судорожно вцепились в подлокотники и пытаются улыбаться. Под звуки труб раздвинулся занавес, и Пьюссанто, держа своих пленников над головой, взобрался на сцену. Повернулся и поклонился зрителям. И принялся подбрасывать кресла с людьми, как гири!
Вопя от ужаса, пленники совершали сальто и снова, подхваченные ловкими и могучими руками, летели вверх. Пятикратно продемонстрировав чудесную силу и координацию движений, Пьюссанто целыми и невредимыми опустил свои жертвы на сцену. Девушка поцеловала его, зрители пришли в неистовство. Стоявший рядом со мной Харли-Дэвидсон закричал, но в оглушительном реве только мне удалось расслышать его:
— Пьюссанто! Ты заплатишь за эти кресла! Вычту из жалованья!
Униформисты вернули кресла в зал, а силач поклонился последний раз и ушел за кулисы.
Крики смолкли, и туш сменился унылым похоронным маршем. Его сопровождали пронзительные замогильные крики и маниакальный хохот.
Потускнели, а затем и вовсе погасли прожектора, а леденящие кровь вопли звучали все громче. Появилось одинокое пятнышко синеватого света, в нем стоял красивый мужчина в смокинге. Он поклонился зрителям и голосом, исполненным угрозы, проговорил:
— А вот и мы! «Межзвездное шоу уродов Гара Гуйля!» Прошу любить и жаловать!
Он отошел в сторону, и место под прожектором занял четверорукий зеленокожий артист в килте из шотландки и со спорраном, низко поклонился, достал из споррана маленький белый череп с крохотными рожками и подбросил вверх. Затем появился другой череп. Вскоре множество черепов замелькало в синеватом луче над ловким четвероруким жонглером. Выглядело это классно, и публика получила огромное удовольствие. Особенно когда уродец один за другим отправил черепа в зрительный зал. Из-за них дрались и, завладев и рассмотрев, поедали. Черепа оказались конфетами.
— Приветствую вас, дорогие друзья, приветствую! Нынче вечером я с вами. Я подарю вам трепет ужаса, дрожь отвращения и судороги экстаза! По всей галактике собирал я доселе сокрытые от глаз почтеннейшей публики капризы природы, и вот они перед вами. Любуйтесь или содрогайтесь от омерзения, как пожелаете. В моей коллекции недоношенные недоумки и помешанные помеси — возможно, вы о них слышали, возможно, они вам снились. Но если это были сны, дамы и господа, то сны кошмарные! Ужасающие наездники ночи! И человек-улитка!
Занавес стремительно раздвинулся, и резкий свет юпитера залил существо на сцене. В зале — возгласы, крики. По вполне понятной причине. Уродец был скрючен, изогнут в три погибели, наполовину скрывался в шипастой раковине. Напуганный шумом, он еще глубже забрался в свое укрытие и пустился в бегство. Вернее, медленно пополз по сцене, оставляя за собой полосу слизи. Он двигался в мою сторону, и я, глядя в дико выпученные глаза, попятился.
«Это не человек! Это робот из псевдоплоти!» — твердил я себе. Однако мне невыразимо полегчало, когда он повернулся и пополз в обратную сторону. Несомненно, создатель этой твари обладал самым извращенным воображением.
Затем публика весело приветствовала птицедевушку с недоразвитыми крыльями вместо рук и ороговелым клювом. Особенное оживление вызвал ее полет — она вспорхнула на несколько футов. Были и другие уродцы. Публике все это нравилось, а мне сии восторги немало поведали о нравах обитателей Феторра. Показалось, что отвратительное зрелище несколько затягивается, и все же я надеялся в глубине души, что оно никогда не кончится. Поскольку это с каждой минутой приближало меня к сценическому дебюту. Удастся ли завоевать симпатии зрителей? Теперь-то я знал, что им по вкусу, но, увы, слишком поздно украшать свои номера кровью и слизью. Я мог предложить только фокусы простые и чистые.
Следующие выступления миновали мое сознание. Я возился со снастями, гармошкой перебрасывал карты из руки в руку. Подошла Анжелина, ведя на золотой цепи Глориану, и, склонив голову набок, подозрительно посмотрела на меня.
— Как самочувствие? У тебя ужасный цвет лица.
— Мандраж перед премьерой. Неужели ты не понимаешь, что мы впервые в жизни выступаем на сцене? Что бы там ни утверждали наши лживые афишки.
— Джим ди Гриз, на тебя это не похоже. Ты глядел в огромные жерла пушек, в лица мелких злобных генералов, в морды гигантских хищных зверей, в мрачные физиономии таможенников. И никогда не колебался. Хорош потеть! Соберись, хлебни. — Она достала фляжку лечебного бренди. — И вспомни девиз шоу-бизнеса.
— Очутишься на сцене — уймется дрожь в коленях! — хором воскликнули мы, и я сделал добрый глоток.
И вот мы готовы выйти на авансцену и слушаем, как разливается соловьем доверчивый конферансье.
— …Нырнул с тысячеметровой башни в крошечную ванну с водой и остался жив! В наручниках, опутанный цепями и запертый в стальной сейф, он был сброшен в океан, несколько часов боролся за свою жизнь и нашел-таки путь к спасению!
Боже, неужели я спятил, когда садился писать всю эту рекламную ахинею? Гореть мне веки вечные на адской жаровне!
— …Без лишних слов представляю вам магистра магии, корифея колдовства, властелина волшбы — Могучего Марвелла!
Действуй спокойно, Джим, и ты успокоишься, твердил я себе. Не дергайся.
Я вышел на середину сцены, поклонился и едва не потерял дар речи. Потому что прямо передо мной, в первом ряду, у прохода сидел мой сын Боливар и хлопал, как очумелый. А ведь он должен находиться во многих световых годах от Феторра!
К счастью, говорить мне и не требовалось. Я повернулся и дал Анжелине знак выходить. Что она и сделала с непередаваемой грацией под шквал аплодисментов. Оставалось лишь гадать: либо аборигены обожают свинобразов на золотых цепях, либо они в таком же восторге, как и я, от Анжелины.
Не возьмусь описать свои действия в те минуты — со мной приключилось что-то вроде трупного окоченения. Слава богу, я ничего не уронил. В нужные моменты публика ахала или смеялась. Анжелина своевременно подавала мне аксессуары, кричала, когда я укладывал ее в ящик и распиливал пополам, собирала клочки бумаги при фокусе с чтением мыслей, плавала в воздухе. И вдруг Анжелина с Глорианой на поводке оказалась передо мной. Я понял, что наступил черед последнего фокуса — с исчезновением.
— Глядите и восхищайтесь! — прокричал я. — Красавица и чудовище. Они из плоти и крови, но это — пока. Умоляю, молчите, ведь достаточно малейшей оплошности, малейшей ошибки, малейшей невнимательности, и все может закончиться даже не провалом, а неописуемой катастрофой! Глядите! Они входят в клетку! А сейчас неподражаемая Анжелина пристегнет свирепого свинобраза к полу тяжелыми замками и цепями. Видите, все уже готово. А вы готовы? Да, похоже на то. А теперь волшебное слово — моносодиумглютамат!
Упал и через миг поднялся покров. Анжелина с Глорианой исчезли. При виде опустевшей клетки публика одобрительно заревела. Закрылся занавес, и я вышел на авансцену раскланяться в последний раз. Боливар кинул букет цветов, я поймал и едва заметным движением пальца указал сыну на кулисы. Он кивнул.
В уборной он оказался раньше меня и поцеловал воздух перед материнской щекой, чтобы не испортить грим. Когда я вручал ей букет, она сделала изящный реверанс.
— От Боливара, — сказал я.
— И от Джеймса, Сивиллы и Сивиллы. Я обещал им позвонить, как только вы закончите выступление. Это было поистине великолепно! Какой шикарный свинобраз!
Глориана хрюкнула в знак согласия и подставила Боливару спину для почесывания.
— Можно поинтересоваться, что ты здесь делаешь? — спросил я.
— Разумеется, можно. Работаю в банке. Как только мы узнали, что вы летите сюда, Джеймс пришпорил свою поисковую программу и создал на Феторре базу данных, какая тебе и не снилась. Знаешь, сколько банков только в этом городе? Сорок.
— Верю. Где бабки, там и банки.
— Самыми большими резервами располагает «Банкротт-Гейштесабвезед». Ты о нем что-нибудь слышал?
— Нет. А что, должен был? Название не из самых запоминающихся.
— Мы покопались в его реквизитах, что было совсем не просто, и в конце концов обнаружили: банк принадлежит твоему старому другу. Некоему Имперетриксу фон Кайзеру-Царскому.
— Кайзи?
— Именно. Он же владеет «Первым межзвездным банком вдов и сирот», о котором тебе говорил. По некой причине, известной только Кайзи, здешнему банку полагается быть секретным. Я послал письмо, что мы намерены помочь тебе в расследовании. И добавил, что это будет гораздо легче осуществить, если среди сотрудников здешнего филиала «Вдов и сирот» появится наш человек. Я надеялся, что твой наниматель достаточно влиятелен и сумеет организовать мое назначение.
— И ты получил работу? — спросила Анжелина, всегда интересовавшаяся карьерой сына.