неглубокому дыханию, она ждала, что вот-вот появятся люди Аристанеса и прикончат ее. Вряд ли она сможет сопротивляться.
Прошло время – Киззи не знала, сколько именно, – и звуки далекого боя стихли. Вспомнив, что плетеные серьги с сайтгласом все еще на ней, она прислушалась, пытаясь определить, кто из двоих вышел победителем.
Наконец она различила тяжелое шарканье, будто по мраморному полу волокли бронированный шкаф. Звук явно приближался. Ш-ширк, ш-ширк, ш-шарх-х. Ш-ширк, ш-ширк, ш-шарх-х. Нервы Киззи были на пределе, а тело так измотано, что даже мысль о смерти больше не внушала ей ужаса. Шарканье становилось все громче, наконец в дальнем конце зала возникла тень, и из нее выступил монстр.
Это был тот, кого она прозвала Длинным. Правда, он заметно уменьшился в размерах. Массивное кожистое тело кровоточило от десятков ран. За ним тянулся черный след – кровь, напоминавшая деготь. Желтая желчь сочилась из единственного уцелевшего глаза и капала с ушей. На морде не хватало щупальцев. Монстр помотал головой, увидел Киззи и поплелся к ней, волоча за собой громадную полуоторванную ногу.
Ш-ширк, ш-ширк, ш-шарх-х.
Киззи хотела подползти к трупу и вытащить из него свой меч, чтобы умереть с оружием в руках, но поняла, что это ей не по силам. Она глубоко вдохнула раз, потом другой и все же вынула из заднего кармана складную дубинку. Толку от нее не было никакого, даже притом, что зверь был ранен, но все-таки это было оружие. Киззи выставила дубинку перед собой, как пистолет, ожидая, что Длинный набросится на нее.
Монстр приблизился к ней и остановился, нависнув над Киззи, словно кариатида. Его голубые глаза блестели, глядя на нее сверху вниз. Он прокашлялся, и из его пасти потекла совершенно человеческая речь. Киззи даже замерла от удивления.
– Мы хотели предложить тебе место среди нас, – тихо сказало чудовище.
Киззи усмехнулась:
– Превратишь меня в свое подобие?
– О нет, – ответил Длинный голосом, полным безмерной усталости. – Расу изменить нельзя. Но ты можешь служить нам.
И он посмотрел на мертвеца, из чьего глаза торчал меч Киззи.
– Отвали! – бросила Киззи. Внутри у нее все омертвело, даже страх прошел, сменившись болью и тошнотой от переизбытка магии. – Я рождена не затем, чтобы прислуживать монстрам.
Длинный, казалось, пожал плечами – будь у него человеческое тело, это выглядело бы именно так.
– Мы пришли к такому же выводу.
Он протянул к ней несколько когтей.
– Монтего мертв? – спросила его Киззи, опуская руку с дубинкой.
Какая теперь разница, умрет она с оружием или без? Главное, что она умрет. Как и Малыш. Она попыталась обнаружить в себе какие-нибудь чувства и не смогла. Монтего убит, и это ее вина.
Длинный замер, чуть наклонив голову. Протянутые к Киззи когти загнулись внутрь в удивительно нежном жесте.
– Я даже не знал, что человек может так драться. Думаю, я напишу песню о нем. Прошли сотни лет с тех пор, как я делал это в последний раз, но он этого достоин. Юглиды будут петь о нем еще долго после гибели человечества.
Юглиды. Значит, у этого существа есть самоназвание. Отдельная раса.
– Вас что, много? – недоверчиво спросила Киззи.
– Ты даже не представляешь сколько, – усмехнулся Длинный. Он осмотрел себя сверху донизу, и Киззи увидела в его нечеловеческом лице нечто вроде раздражения. – Мне понадобятся месяцы, чтобы снова отрастить человеческую кожу. Ну что ж… Ты показала себя достойным соперником, Киссандра Ворсьен. Я казню тебя быстро.
Монстр снова потянулся к ней, и Киззи зажмурилась в ожидании последней боли. Вдруг она услышала какой-то приглушенный рык. Боли все не было и не было. Она подождала еще секунду и открыла глаза.
Юглид упал на колени, выпучив глаза и размахивая руками.
За его плечом стоял Монтего: лицо черно-красное от крови, своей и чужой, зубы оскалены, мускулистая рука сдавила шею юглида. Тот забился, его когти прочертили глубокие борозды на щеках Монтего, пухлых, как у херувима. Монтего вздрогнул и зашипел от боли, но не выпустил шею. Он поднял другую руку, и Киззи увидела в ней свой стилет, который вонзился в шею юглида.
Юглид бился все отчаяннее, но не умирал. Он булькал, плевался, разевал пасть, пытаясь вдохнуть воздух, его глаза были полны ярости.
– Потому что, – процедил сквозь зубы Монтего, словно отвечая на вопрос, не заданный вслух, – ты посмел повернуться спиной к величайшему убийце в мире, не убедившись, что он мертв. – Стилет вонзился чуть выше грудины и прорезал неровную линию, дошедшую до горла юглида. – Не будет твоя долбаная раса распевать про меня песни. Я – Малыш Монтего, и я сам спою о себе.
Юглид задергался так, что едва не стряхнул с себя Монтего, но тот держался крепко. Он вырвал стилет из груди юглида и нанес ему сильнейший удар в шею, который, видимо, сломил волю существа: оно затихло. Монтего бросил стилет, обхватил звериную голову Длинного ладонями, с хрустом повернул ее и оторвал. Из перерубленной шеи фонтаном хлынула черная кровь. Существо обмякло и осело на пол. Монтего стоял, держа голову, которая медленно выскальзывала из его пальцев. Только теперь, когда юглид перестал закрывать ей обзор, Киззи поняла, почему он решил, что Монтего умер.
Огромный боец был весь истерзан, с торса свисали куски мяса, на животе болтались полуотрезанные полоски жира, будто над ним поработал слепой мясник. Штаны отяжелели от крови и сползли, могучее тело дрожало при каждом вдохе.
В огромном особняке воцарилась жуткая тишина, спутница смерти. Монтего посмотрел на себя, потом на Киззи.
– Я знаю, что выгляжу ужасно, – сказал он, – но скажи мне, Киззи Ворсьен, не выпьешь ли ты со мной чая как-нибудь на днях?
Его глаза остекленели, и он рухнул прямо на труп юглида. Киззи собрала остатки сил и поползла к нему по мраморному полу. Монтего не подавал признаков жизни, но, прижавшись щекой к его рту, Киззи ощутила тепло его дыхания. Тогда она подняла голову, огляделась и задумалась над тем, как ей вытащить отсюда их обоих.
– С удовольствием, – тихо ответила она и стала подниматься на ноги.
Идриан подошел к полевому госпиталю, неся на плече щит с Брейлиром. Почти всю дорогу пробивник проделал бегом, то и дело прислушиваясь к свистящему дыханию парня, которое перемежалось судорожными всхлипами.
«Плачет – это хорошо». – твердил себе Идриан. – Значит, живой.
Он протиснулся мимо резервистов Иностранного легиона, охранявших полевой госпиталь, в самую большую палатку, куда гвардейцы непрерывно несли раненых. В палатке он осторожно опустил Брейлира на окровавленную деревянную койку, одну из нескольких сот.
– Глори! – крикнул он, вызывая