они узнают, кто ты такая.
– Как будто мы раньше никогда не открывались людям – и ты, и я, – фыркнула Волос. – Кстати, они умеют хранить секреты куда лучше, чем от них можно было бы ожидать.
На лице Аристанеса нарисовалось искреннее раздражение.
– Почему ты помогаешь им?
– Потому что мне нравятся люди, Интриган. Они бесконечно интересны.
– Они захватили наш мир, и я стремлюсь вернуть то, что принадлежит нам по праву.
– Как я уже сказала, твои обиды утомляют меня, – ответила Волос.
Она стояла над Монтего и ждала, чтобы Аристанес либо сделал свой ход, либо ушел.
– Я могу убить тебя прямо сейчас, – предупредил Аристанес.
Это был не блеф. Аристанес намного превосходил Волос и годами, и опытом, но она лишь покачала головой:
– Сколько времени тебе потребуется, чтобы вернуть свою человеческую личину, когда я сорву ее с тебя? На сколько веков придется отложить свои планы, когда моя сестра явится искать меня? Я никому не объявляю войну. Я ни на кого не нападаю. Я просто… ухожу и забираю с собой эту парочку полутрупов. Это ведь не преступление, нет? Если мы еще живем по закону, конечно.
Несколько мгновений они мерили друг друга взглядом. Наконец Аристанес фыркнул.
– Ладно, – бросил он. – Забирай свои новые игрушки и вон из моего дома.
Он повернулся и зашагал прочь, даже не взглянув на труп Сердитого. Именно это демонстративное пренебрежение к погибшему юглиду окончательно убедило Волос в том, что она сделала правильный выбор. Она и раньше считала Аристанеса жестоким, но теперь, когда он не счел нужным сказать хоть пару слов над телом павшего соратника, поняла, что он действительно сбился с пути.
– Интриган! – крикнула она ему вслед.
Аристанес остановился, но не обернулся.
Она обвела рукой полуразрушенный особняк:
– Ты правильно выбрал себе дом. Это удачная метафора.
– Иди подписывай свои книги, – ответил Аристанес. – Пока есть кому читать их.
Он пошел прочь. Его шаги эхом отдавались в огромных залах.
Волос опять вздохнула, стиснув зубы. До чего печальная, безрадостная мысль. Сможет ли он выполнить свою угрозу? Ему уже случалось разрушать империи.
А вот человечество? У нее было слишком мало данных, чтобы прикинуть его возможности. Просунув обе руки под тело Монтего, она взвалила его на плечо. Его вес, конечно, доставлял некоторое неудобство чужеродному телу, которое скрывалось под человеческой кожей, и она с удовольствием присвистнула, когда наконец уложила его так, чтобы оно не мешало ей идти. Проходя мимо Сердитого, она задержалась, хотя и ненадолго.
– Спи спокойно, бедняга, – сказала она ему и шагнула к Киззи, которая вздрогнула от страха.
Не обратив на это внимания, Волос подхватила ее свободной рукой.
– Кто ты? – сипло прошептала Киззи.
Волос улыбнулась.
– Я, – ответила она, – благородная женщина-ученый. А теперь идем, надо доставить твоего друга туда, где я смогу его прооперировать.
Монтего
Время действия – девятнадцать лет до событий романа «В тени молнии»
1
Экипаж высадил Монтего аль Боу на незнакомом перекрестке, в чужом городе, где было столько людей, сколько он не видел за всю свою короткую жизнь. Все обрушилось на него разом: ошеломляющие запахи, нескончаемые звуки, новые виды. Вокруг кипела обычная городская суматоха: экипажи и повозки с грохотом катили по булыжным мостовым, так что прохожим приходилось повышать голос, чтобы докричаться друг до друга. Мимо промчалась погонщица с мешком муки на плече; крохотный гвоздик из форджгласа, вставленный в ухо, придавал ей сил. На ходу она обругала Монтего за то, что он недостаточно быстро убрался с дороги.
Это была Осса, столица Оссанской империи, крупнейшей и могущественнейшей державы мира: настолько богатый город, что даже простолюдины здесь носили годглас. Монтего пробыл в нем всего пять минут, а уже задыхался от вони и почти оглох от грохота. Он старался не думать о том, как сильно он выделяется в этой толпе, со своей простой провинциальной блузой и узелком из старых семафорных флажков, свисающим с бабушкиной дубинки.
– Извините, – обратился паренек к одному пешеходу, но тот, не обратив внимания, промчался мимо. – Скажите, пожалуйста… – попробовал он еще раз, с тем же результатом. Он почувствовал, что краснеет, и еще больше смутился, зная, как легко заливаются краской его большие круглые щеки, выдавая его смущение другим. – Простите…
Монтего озирался, надеясь буквально на чудо: может, какой-нибудь знакомый окажется сейчас на этом перекрестке и поможет ему. Вдруг кто-то с размаху налетел на него. Монтего невольно перехватил руку, которая тянулась к его карману. Мальчишка – судя по виду, не намного моложе его самого – удивленно поднял на него глаза и забормотал что-то в свое оправдание.
– Нет, – твердо сказал Монтего и оттолкнул воришку.
В провинции дерзкому карманнику надавали бы по рукам, но он еще не знал, как поступают в таких случаях здесь.
Правда, Монтего не о чем было беспокоиться. В его карманах не лежало ничего соблазнительного даже для вора. Все свои оззо, крошечное бабушкино наследство, он потратил на дорогу сюда, в столицу. Монтего переступил с ноги на ногу и снова огляделся, не зная, с чего начать, и спрашивая себя, не стал ли он жертвой обмана. Бабушка всегда говорила, что в Оссе лгут все, начиная с членов семей-гильдий и заканчивая уличными попрошайками.
Он почти отчаялся, когда к перекрестку с грохотом подкатила карета. Ее дверцы были отделаны серебром, на пурпурных занавесках красовался вышитый знак: перевернутый треугольник, расколотый зазубренной молнией. Монтего узнал его и порылся в своем узелке в поисках старого фиолетового носового платка с точно такой же эмблемой. Да, он не ошибся: символ семьи-гильдии Граппо.
С облучка экипажа спрыгнул возница и уставился на него.
– Ты Монтего? – спросил он.
– Да, сэр.
Монтего услужливо протянул вознице носовой платок, но тот даже не взял его и, распахнув дверцу, знаком пригласил мальчика забраться внутрь. Оказавшись в карете, Монтего обнаружил, что он там не один. В салоне – гораздо более просторном, чем у того экипажа, в котором он ехал сюда, – сидели два человека. Первой была статная женщина лет, наверное, тридцати пяти, с вьющимися черными волосами, нежным лицом и суровыми глазами. Смугло-оливковый цвет лица выдавал принадлежность к оссанской элите, при взгляде же на ее богатую парчовую тунику Монтего почувствовал себя даже не бедным, а нищим.
Вторым пассажиром был мальчик. Монтего не умел определять возраст других детей – привыкнув к своему массивному, не по годам, телу, он всегда терялся, глядя на эту мелюзгу. Этот мальчик был по крайней мере на пару лет моложе