Первым тревожные вести принёс Шамиль, выведав у знакомых из местных чеченцев, что на Альмадон положил глаз крупный московский агросоюз, уже скупивший по области несколько десятков тысяч гектаров угодий.
Петрович в ответ только улыбнулся и покачал головой - “кишка у москвичей” тонка, не подвинуть им его хозяйства, работающего на законных основаниях и сполна заплатившего налоги! Правда, спустя несколько дней после рутинного мероприятия в районном сельхозуправлении его руководитель попросил Петровича задержаться в кабинете, где проникновенным шёпотом сообщил, что “имеющиеся у москвичей связи” позволяют-де “решить любой вопрос”, потому с ними лучше не шутить, а ещё лучше - “начинать договариваться”.
В ответ на это Петрович поспешил завершить оформление разрешения на оружие, и отныне выезжал за пределы фермы вооружённым новеньким охотничьим карабином.
Затем в Альмадон пожаловала налоговая проверка, не имевшая никакого права проверять до окончания года и сдачи бухгалтерской отчётности. Следом за фининспекторами заявились полицейские, занимающиеся “борьбой с экономическими преступлениями”. На протяжении целых трёх дней они тщетно пытались выявить следы пребывания на ферме нелегальных трудовых мигрантов, которых по принципиальной установке Петровича здесь никогда не бывало, а когда в этом убедились - зачем-то затребовали и увезли с собой копии всех договоров и оплаченных счетов.
На вопрос Алексея, что происходит, Петрович со знанием дела ответил: рейдерский захват.
— Пока эта земля зарастала бурьяном, она была неинтересна и имела почти нулевую стоимость,— объяснил он.— Однако как только мы показали, что она способна приносить хорошие деньги - именно пока лишь показали, а по-настоящему зарабатывать нам лишь в следующие годы предстоит,- то сразу же и появились желающие нас скушать. Но ты не грусти, выдержим!
— Я грущу знаешь от чего? Оттого что вся человеческая жизнь с некоторых пор выстраивается не на твёрдых, как следовало бы, вещах: обязательствах, ценностях, производствах всевозможных,- а на убедительных иллюзиях. А ты, Петрович, этого подхода не разделяешь и работаешь по-старому - оттого неприятности и происходят.
— Интересно, а как, по-твоему, я должен работать?
— Если бы ты являлся предпринимателем, как ныне говорят, двадцать первого века, то сразу же после того, как ты смог показать, что эта земля способна плодоносить, ты должен был учредить на ней акционерное общество. Следом - оценить всё это хозяйство, скажем, на пять миллиардов рублей, да сразу же и продать какому-нибудь банку. Банк посадит здесь три деревца, объявит, что бизнес стал ещё мощнее и грандиозней, напишет бумагу с оценкой уже на десять миллиардов, после чего перепродаст второму банку.
— А второй продаст третьему уже за двадцать? А потом - за сорок? Это же бред, Алексей, такого не может быть в природе!
— К сожалению, может. Только бесконечных перепродаж не будет - наречённую стоимость этой земли доведут до какого-нибудь умозрительного верхнего предела, после чего под этот рисованный актив банкиры начнут печатать и продавать ценные бумаги, а в иных случаях - и настоящие деньги. И доход их в расчёте на эту конкретную землю будет в тысячи, даже в миллионы раз выше, чем можно было бы заработать на ней даже при самом совершенном использовании. На этот доход они накупят ещё земли и всего остального, что пока не успело угодить в эту чёртову воронку, насоздают, если и этого не станет хватать, других абстрактных ценностей, и будут продолжать сию свистопляску до бесконечности. Именно так сегодня устроен мир, и наши с тобой проклятые векселя в своё время этому немало поспособствовали.
— Да… Мог ли думать царь-батюшка, что его сокровища приведут к такому результату?
— Царь Николай здесь ни при чём. Он хотел с их помощью построить новую Россию, невиданную и прекрасную. И не его вина, что теперь идеями будущего - правда, уже не того прежнего, удивительного и прекрасного, а выхолощенного и извращённого,- банкиры надувают вконец оглупевший мир.
— Но ведь нельзя же надувать планету деньгами без конца!— отказывался соглашаться Петрович.— Деньги ведь чем-то всё равно должны быть обеспечены, иначе всё развалится за считанные секунды!
— Эти деньги обеспечены прежде всего тем, что благодаря их всевластию будущее человечества просчитано, прописано и предопределено на многие годы, если не сказать на века, вперёд. У людей, живущих сегодня, нет даже малой доли свободы - свободы не формальной, а глубоко личной, связанной с возможностью о будущем мечтать и создавать,- типа той, что отчасти была у нас. Впереди, боюсь, станет только хуже. Ну а с людьми, поведение которых предопределено и прописано на годы вперёд, можно творить любые фокусы, и им со всем придётся соглашаться.
— Ну ты и порадовал, политинформатор! Хотя нам с тобою, Лёш, грех унывать. Ведь мы, как никак, уже нанесли по негодяям два сталинских удара, согласен?
— Да. Я жёг, а ты - взрывал.
— Именно так. Помнишь, я говорил, что нужна ещё третья попытка - тогда, быть может, всё и завертится по-другому.
— A Dieu Vat!
— Что это значит?
— “С Божьей помощью!” - в старину с этим возгласом французские моряки отправлялись в плавание. И это же были последние слова в дневнике Фатова, с которыми он уходил в ополчение.
— Что ж! В таком случае придётся и нам ещё повоевать!
Последняя фраза Петровича оказалась пророческой. С каждым днём неприятный ажиотаж вокруг Альмадона только нарастал. Чтобы снять напряжённость, Петрович ездил в областной центр, однако начальник управления, ещё недавно приводивший Альмадон в пример всем остальным, наотрез отказался с ним встречаться. Чиновники рангом пониже выражали Петровичу сочувствие и шёпотом говорили, что теперь ему вряд ли удастся устоять, поскольку ситуация - “вилы”, и “против лома нет приёма”.
— Бороться с администрацией, с властью - дело неблагодарное, затраты сил чрезвычайно велики. Может быть, стоит выйти на собственников агросоюза и по-человечески с ними договориться?— предложил однажды Алексей.
— Не выйдет,— со знанием дела ответил Петрович.— Я уже выяснил: первый акционер постоянно живёт за границей и владеет несколькими десятками компаний, в числе которых шахты, химические заводы и электростанции. Он, как все говорят, замечательный человек, но велик настолько, что ему будет трудно вспомнить, кто мы такие. Остальные акции - у разведённой подруги какого-то олигарха. Она тоже милейшая и очаровательная дама, ведёт светскую жизнь, и потому нашими неблагодарными земными делами не интересуется в принципе.
— Странно. Кто ж тогда заведует этим агросоюзом, с кем договариваться?
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});