Раньше Лорбаэн порой не могла оторваться от мутного зеркала в спальне у родителей, что вызывало упреки у матери и легкую грусть у отца. Отец всегда был таким - грустным, сосредоточенным, часто - напряженным. Отец всегда словно знал, что его счастье - не навсегда. А может, и в самом деле знал. Старшие много знают - что было, что есть, и даже то, что еще не случилось.
Но мутное зеркало, спальня в двухэтажном каменном доме в Кагонисе и вертящаяся перед зеркалом девочка остались в далеком прошлом. В столь далеком, что иногда Лорбаэн и не верила, что все это происходило именно с ней. Будь рядом Рав, у нее была бы хоть какая-то нить к ее внезапно оборвавшемуся детству, но Рава она прогнала. Зачем прогнала? Теперь уже и не понять, можно только додумывать причины, не особо доверяя собственным рассуждениям, потому что и с того погожего дня на вершине холма утекло много темной, мутной воды, растворилось в море событий, впечатлений и мыслей, и вернуться назад, к людям, которых она от себя оттолкнула, нельзя.
Лорбаэн, которая вошла в холмы Эверин, и Лорбаэн, что свесила сейчас над водой ноги на берегу Арриса, были ближе друг к другу, чем к Лорбаэн, которая любовалась собой в зеркало еще год назад - но и только. Той Лорбаэн, вознесшей топор над покорно лежащим перед ней Ладирахом ЭахЛесмаром, еще хотелось быть в чем-то уверенной и к чему-то стремиться: пусть к крови, пусть к ненависти, к отмщению, к собственной смерти. Сегодняшняя Лорбаэн не была уверена ни в чем, и переживать по этому поводу даже не пыталась. Поэтому, возможно, и не оттолкнула она от себя Канта из Хигорта, как до того толкала многих. Кроме разве что Броганека, оттолкнуть которого у нее так ни разу и не получилось. Правда, Лорбаэн не могла вспомнить, чтобы она хоть раз пыталась такое проделать с Броганеком.
Интересно, каково это - быть второй женой истонца?
-Броганек, каково это - быть второй женой истонца?
-Ралдэн выпила сырой воды, и у нее теперь плохо думает голова. Броганек не знает, каково быть женой - он мужчина.
Лорбаэн расхохоталась, когда до нее дошло, что она сказала. Откинулась на спину, держась за живот и громко смеясь. Броганек сидел рядом с ней серьезный, как бог при творении, но в сосредоточенных глазах его, устремленных на корзину, которую он плел, Лорбаэн видела едва заметные смешинки. Истонец редко понимал ее шутки, слишком часто принимая сказанное девочкой за чистую монету. Но сейчас явно понял.
Броганек тоже менялся - и ей казалось, что это она его меняет. Хотя, может, она себе льстит. Ведь если вдуматься: что и кого способна изменить девчонка четырнадцати лет от роду? Да ничего и никого, что бы она себе не воображала перед зеркалом.
-Нет, ну а все же? Чем занимаются ваши женщины? Детей рожают да еду готовят?
Броганек сосредоточенно плел корзину. Корзина получалась грубой, но на вид вроде бы прочной: длинная и узкая, формой она больше напоминала походный мешок алагорских латников, но именно такие корзины захотел темник Таларик.
-Так я права, Броганек? Женская доля: дом, дети и мужнина постель, а всей радости в жизни - свет в узком оконце?
Отложив корзину в сторону, Броганек внимательно, изучающе посмотрел на нее. Под его взглядом улыбка сама исчезла с ее губ, она почувствовала выражение растерянности на своем лице и ничего не могла с этим поделать, как и с самой растерянностью. Шутки кончились, и Броганек вдруг оказался тем, кем и был: взрослым, куда больше нее соображающим во многих вещах в этой жизни человеком, и мужчиной вдобавок.
-Моя мать всегда радовалась, когда отец возвращался домой с охоты или из похода. Стояла на пороге, ждала, встречала. Они бежали друг к другу и долго обнимались, и отец рассказывал, кого он добыл и сколько врагов убил, а мать рассказывала, как вели себя дети, и потом они шли в дом и садились у очага, а мы все собирались вокруг, чтобы послушать, и мы все были рады, что отец вернулся. Так-то, ралдэн...
-Ты не понял, Броганек...
-Нет, ралдэн. Это ты еще не поняла. Потом поймешь.
-Когда вырасту? - неуверенно съязвила она.
Ничего не ответил Броганек, отвернулся и опять взялся за корзину. Нечего ему было ответить.
По истонским меркам Лорбаэн была взрослой девушкой, и в то же время она была дочерью Старшего, чей век долог. В простом варварском уме Броганека однажды родилась довольно сложная для него мысль: у долгоживущих людей и детство может быть дольше, чем у Младших. Помнится, Лорбаэн этот вывод изрядно позабавил. С другой стороны, ардены таки считались несовершеннолетними до семнадцати, но ведь и миакринги придерживались тех же традиций, а в Кагонисе девушка на выданье становилась с восемнадцати, но вот про нерберийцев Баариса учитель в кагонисской школе, рассказывавший ученикам о культуре разных народов, говорил, что равно женщины и мужчины южного города вступают в брак очень рано, потому что город постоянно с кем-нибудь воюет, и его жители не могут позволить себе долгое безоблачное детство.
Лорбаэн, не принадлежа толком ни к одному из народов, не могла сказать про себя ничего определенного, да и не особо хотела. Большой, сильный и в то же время уютный, как плюшевый медведь, Броганек ее чем-то тревожил, но тревогам этим она не придавала большого значения. Будущее для нее было неопределенным, если оно вообще было, жить настоящим она еще не умела. Да и не хотела особо.
Хотела просто сидеть, свесив ноги с обрыва, да болтать о всяких пустяках. И лишь иногда нет-нет да и мелькала в ее голове мысль о черепичных крышах на дальнем берегу, где живут какой-то неведомой ей жизнью люди, не особо, похоже, опасаясь стоящей напротив них лагерем вражеской армии.
С лагерем Таларику, можно сказать, повезло. Это был лагерь эйториев Мигронта, который они разбили на берегу в ожидании дня решающего сражения с южанами. Так они его и бросили, уходя вверх по реке, чтобы ударить в спину защитникам частокола на берегу - судя по всему, собирались сюда вернуться после битвы. Не получилось: прорвавшийся с боем к берегу Таларик обнаружил стан эйториев и занял тут глухую оборону, пока подходили остатки защитников частокола. Драккары Мигронта постояли напротив лагеря, но на высадку не решились и ушли вверх по реке, в Скейр. Разбитая и измотанная двухдневным сражением, но все еще довольно многочисленная армия южан собралась под защиту единственной сохранявшей боеспособность тьмы Таларика, укрепилась как могла и принялась зализывать раны.
Место для обороны тут было не в пример лучше, чем на лугу, где обратились в прах амбиции графа Гисса. Река в этом месте обрезала холмы, оставив обрыв с одной стороны и довольно крутые склоны с другой. Воды была целая река, а эйторийских припасов, оставленных воинами конунга Ригалиса на берегу, пока хватало с избытком. Правда, рацион из солонины и вяленой трески южанам довольно быстро опротивел, но выбора особо не было.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});