Читать интересную книгу Учебник рисования, том. 2 - М.К.Кантор

- Да, представьте, премьером. Мелкий прохвост. Жулик.

- Я помню, вы с ним разошлись по некоторым вопросам, - осторожно сказал гость. - Вы поддерживали Тушинского? Я прав? Предвыборный блок: Тушинский - Дупель? Вы, помнится, ориентировались на это движение.

- Ни в малейшей степени, - возразил Борис Кириллович, - бесспорно, некоторые мои идеи они украли. Но кто же не крал моих идей? Воровал Тушинский, воровал Кротов - я иного и не ждал.

- Итак, вы вернулись к академической работе, а Кротов - выбрал политику.

- Я не говорю, что надо спрятаться и отсидеться в углу. Просто интеллигенция долгое время занималась не своим делом. А теперь мы вернулись к самим себе, к обычным занятиям. У нас есть своя жизненная задача, своя собственная работа - и мы должны ее делать. Не так ли? Все просто. Пусть политики занимаются политикой, а научные сотрудники - наукой.

- Когда-то все были единомышленниками с Кротовым.

- Ах, - промолвила Ирина Кузина, - это дурной сон. Наши дороги разошлись.

- Рассказывают, - сказал Кузин с мрачной радостью, - что у Кротова шесть человек охраны, автомобиль бронированный, из дома выйти боится, только ночью с тремя машинами сопровождения его по Москве возят. И это, можно сказать, редкий пример человека, которому повезло.

- А Чириков? Помните «Европейский вестник»?

- Бедный Чириков. Стал поэтом, а пост в журнале потерял. Чириков пришел на службу, а за его столом уже сидит другой сотрудник.

- Какой цинизм.

- Помню, - мстительно сказал Кузин, - как он сокращал мою статью. Я сказал ему тогда: тебе этого история не простит. Ты вспомнишь этот день, Чириков. Чириков, опомнись. Ты не меня редактируешь, ты русскую культуру редактируешь. Кто знает, если бы мой текст был тогда опубликован в полном варианте - кто знает, может быть, события развивались бы иначе.

- Я уверена в этом.

- Полагаю, он теперь вспомнил тот день, - сказал вежливый гость.

- Я сказал ему в тот день: Чириков, ты своими руками роешь себе могилу. Калифы на час, где вы будете завтра? Придет время, вам станет худо - но не зовите меня на помощь, не приду! Но он не слушал меня, был опьянен успехом.

- А Тушинский? Что с ним сталось?

- Даже не знаю, - отмахнулся Борис Кириллович, - и не интересовался никогда. Бежал, а куда - неизвестно. Переоделся в женское платье, говорят, пересек границу по чужому паспорту. Не слежу за этой суетой, телевизор не смотрю.

- Гонялись за славой, гонялись за деньгами, за постами, за званиями - и что? Многого добились? - иронически заметила Ирина Кузина. - Наши знакомые (ну, знаете, из тех, что хотели урвать от жизни блага) остались ни с чем Хорошо, что нам ничего не нужно. - Она с удовольствием смотрела на толстого мужа, на румяную дочку, на синий чайник

- Кое-что бы, конечно, не помешало, - заметил Кузин, - но - не будем об этом.

- Мне лично, - сказала Ирина, - не хватает только электрического тостера. Остальное - есть.

- Что же, - сказал гость, - вам можно позавидовать. Истинно мудр тот, кто не хочет лишнего. Вы считаете, Тушинского погубили амбиции? Слишком смелые планы вынашивал, да?

- Ничего не знаю, откуда мне знать про него? - Петух не закричал, только деревянная кукушка в старинных часах прокуковала, и Борис Кузин вздрогнул.

- Двадцать лет прошло, - сказал гость, немецкий профессор Питер Клауке, - ровно двадцать лет прошло. Помните первые дебаты - в восемьдесят пятом? И вот чем все закончилось. Мы сидим с вами, Борис, на той же самой кухне. А помните? Помните?

IV

Питер Клауке помянул былое с оттенком горечи. Надежды, взлелеянные в то время, не сбылись: дачу на Майорке немецкому профессору купить не удалось. Предприятие по реализации произведений русского авангарда, некогда затеянное на паях с Басмановым и Розой Кранц, принесло известный доход, но далеко не тот, о котором мечтал профессор. Пока копились средства от продаж картин, цены на недвижимость подскочили в десять раз. Адвокаты и дантисты искусство скупали бойко, но инфляция двигалась быстрее и сводила усилия профессора на нет. Иногда Клауке утешал себя тем, что, поскольку подлинность картин была несколько сомнительна, рассчитывать на доходы и не приходилось. Хорошо уже и то немногое, что удалось заработать. Продаешь воздух - получаешь воздух, сказал он как-то в сердцах. Посмотришь на счета за телефон, электричество, квартплату, заглянешь к налоговому инспектору, оплатишь медицинскую страховку - и что же? Где он, дом на Майорке? Впрочем, и я им продал, прямо скажем, не Микеланджело; жаловаться не на что. А твоя энергия, mein Schatz, возразила ему супруга, а как же твои взгляды, твои старания популяризировать этот художественный материал? Материал, может, быть и фальшивый, но усилия же - подлинные, не так ли? Получается, впустую? И впрямь, усилий затрачено было изрядно, и где же плоды тех усилий? Что говорить о доме на Майорке - даже и в Москве профессор не смог бы купить себе порядочную квартиру. Дела не идут, и годы уже не те. Клауке смотрел на седого Кузина: бедный Борис, ведь и тебя жизнь не пожалела. Клауке знал, что и у Кузина на немецкой земле тоже нелады: лекционные заработки не те, что прежде. Питер Клауке расспросил русского коллегу. Оказалось, последний год Кузин безуспешно шлет запросы в немецкие институты.

- Из Геттингена тоже пришел отказ.

- Что пишут? - Клауке сочувствовал другу.

- Пишут, что денег на русского профессора нет. Ххе! - усмехнулся Кузин знаменитой своей усмешкой. - Полагаю, там все-таки больше денег, чем у русского профессора. Они просто не хотят делиться.

- Сейчас гуманитариям трудно, - сказал Клауке.

- Разумеется, надо иметь что сказать. Выдвинуть оригинальную концепцию.

- Нужно еще, чтобы концепцию заметили, - сказал Клауке печально.

- Я не возражал бы приехать к вам в университет, Питер. Так, на недельку, прочитал бы лекцию-другую.

- А тема, Борис?

- Любая тема, - чуть было не сказал Кузин, но несколько изменил ответ и произнес равнодушно, глядя в сторону: - Просто захотелось порассуждать вслух; нечто о трудном пути демократии в России. Назовем курс лекций просто: цивилизация и варвары. Как, недурно?

- Не надо, - резко сказал Клауке, - не надо нам этого. Своих проблем по горло. С Восточной Германией бы разобраться. Инфляция. Банковский кризис. Безработных одних - двадцать процентов. Какая Россия, что ты! Какая демократия?

- Впрочем, - заметил Кузин, - можно обобщить. Рассмотреть в глобальной, так сказать, перспективе. Поглядеть на Европу в целом, например. Как тебе такой курс лекций: «Трудный путь европейской цивилизации»? Варварства, его ведь везде хватает.

- Верно, - сказал Клауке, думая о своих заокеанских коллегах, которые не дали ему обрести статус профессора в Гарварде, отклонив его, Клауке, кандидатуру. Интриганы, расчетливые интриганы. И то сказать, американцы все заодно - как же, дадут они немцу пробиться, - верно, варварства везде хватает.

- Пожалуй, - сказал Кузин, - настала пора взглянуть на Запад как на некую возможность воплощения идей Запада. Иными словами, Запад - лишь проект, и Европа не справилась с воплощением этого проекта. Вся надежда на Америку.

- Вот как, - сказал Клауке, который и сам думал в этом же направлении месяц назад, до того, как из Гарвардского университета пришел отказ, - значит, варвары - это европейцы, так надо понимать?

- Полагаю, - сказал Кузин, - что правда на стороне цивилизации, а что касается Европы - то не будем забывать о ее варварских корнях! Гунн спрятан под оболочкой европейца! Поскреби русского, найдешь татарина, а если европейца поскрести, там что найдешь, а?

- А скрести кто будет? - спросил наивный Клауке. - Американцы?

- Опыт учит нас, - сказал Кузин, - что груз истории слишком тяжел для движения вперед; для воплощения проектов цивилизации требуются свежие силы. Америка в выигрышном положении. Так что, лекцию устроишь?

- Денег мало, - сказал Клауке печально.

- В Германии - мало?

- Кризис у нас.

- Кризис в Германии? - Кузин живо представил себе нюрнбергские сосиски, мюнхенское пиво. Не похоже было на кризис то, что нарисовалось в его сознании. А шварцвальдский шницель с капустой? Неужели вот так, в одночасье, все хорошее пропало? Да, беззащитна цивилизация перед напором варваров. И все-таки до отчаянного положения русской интеллигенции им далеко - нам бы их трудности.

- Безработица, - повторил Клауке. Далась ему эта безработица. Клауке снова стал перечислять цифры и дроби, ссылаться на какие-то индексы, и Кузин заскучал.

- Сочувствую, - с иронией сказал Кузин, - сочувствую вашему кризису.

- Не иронизируй. Действительно тяжело. Деньги на твой приезд я вряд ли достану. Впрочем, если хочешь, - заметил Клауке, - можешь сам купить билет, а жилье я устрою.

- Самому - купить билет? - Кузин поглядел в глаза Клауке, а тот не покраснел. - Как это: сам себе купи билет? Не понял.

- Иди в кассу, купи билет, - сказал Клауке. - Конечно, недешево.