Фёдори Стив пошли в дом, а девочки, взявшись за руки отправились в сторону, где на памяти Саши, всё её детство стоял маяк.
За спинами девочек послышался топот, хруст веток и шуршание листвы. Их догонял медведь.
Дорога пошла вверх и скоро компания вышла на доминирующую по высоте точку острова. Здесь громоздилась тренога, конструкция из отёсанных брёвен. Три бревна уходили под углом вверх примерно на четыре метра, и в точке схождения они перевязывались толстой верёвкой. Понизу эти стойки соединялись другими тремя брёвнами, но уже установленными горизонтально на высоте полуметра от земли. Эти брёвна крепились к вертикальным тем же способом – верёвкой. Эта пирамида и называлась треногой. Именно такую Саша видела стоящей на машине Фёдора в далёком Сент-Антони. От верхней точки пирамиды, в дыру проделанную в земле, уходила труба диаметром не больше запястья девочки. Рядом стоял наспех сколоченный навес. Под ним имелся стол и скамья. На столе стояло несколько склянок разных по размеру и форме. Две из них были наполнены ртутью.
Ниска не была готова к тому что увидела в следующий момент. Она стояла опустив руки и с немым изумлением наблюдала за тем, как Саша взяла одну из склянок, провернула и подняла стеклянную пробку, поднесла открытую склянку к своему лицу и глубоко вдохнула. Ртуть из флакона тонкой, упругой нитью заструилась вверх против всех законов этого мира, и устремилась Саше в нос. Та вдохнула и её глаза загорелись красным светом.
Ниска в последний момент успела отпрыгнуть в сторону от двойняшки и хриплым голосом проговорить: – тихий ужас!
А на том месте, где стояла Саша, в одно мгновение появился дракон. Такой же, совершенно чёрный, как и тот, что несколько минут назад полетел на охоту. Вокруг этого существа мерцал кокон невероятного света. Казалось, плотность самого света здесь многократно увеличилась притягиваясь поглощающей его чернотой дракона. А вне кокона свет померк. Мир вокруг погрузился в сумеречную тишину. Существо шевельнулось, переступило лапами, обратило свой взгляд на склон и открыло пасть. Необычайная тишина, будто в пустоте пространства, оглушила Ниску. Она успела подумать, что чёрное всепоглощение чешуйчатой брони пожирает не только свет, но и звуки.
Дракон опустил морду и тут же резко поднял её издав некий утробный звук, будто его мучила отрыжка, и из его открытой пасти изверглась струя ослепительно яркого пламени. Пламя полетело в пространство, в сторону линии горизонта. Не встречая препятствий на своём пути оно достигло цели и там взорвалось рассыпаясь ярчайшей гроздью тысяч искр. Пасть дракона закрылась, а из ноздрей вырвались два облачка дыма, которые медленно покатились вверх. Существо обернулось и посмотрело на изумлённую Ниску своими лимонно-жёлтыми глазами. Аномалия плотности света исчезла. Появились звуки. Девочку удивило поведение медведя, на которого она случайно посмотрела. Тот лежал в стороне и спокойно вылизывал лапу, будто ничего и не происходило.
А дракон тем временем начал блёкнуть и превратился в светящийся шар величиной с футбольный мяч. Мягкий белый свет, исходивший из него, создавал эффект размытости границ этого создания. Шар опустился, завис почти у самой земли и, как и дракон до этого, растворился в воздухе, и вот уже перед Ниской стояла Саша.
– Ты напугала! До чёртиков напугала меня! – прокричала пришедшая в себя Ниска. – Предупреждать заранее надо.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
– Не могла я заранее. Сама не ожидала такого. – Саша взяла двойняшку за руку. – Пойдём, спустимся вниз.
– Идём, и побыстрее. У меня нет никакого желания задерживаться возле этих пузырьков.
Девочки подошли к обрыву.
– Здесь стоял наблюдательный мостик, – с грустью в голосе произнесла Саша.
– Я помню, хоть сама никогда не бывала на острове, – Ниска, чувствуя подругу, подхватила её настрой.
– Мне грустно, – Саша обернулась к девочке и посмотрела ей в глаза.
– Я знаю, – ответила та и повернулась спиной к обрыву. – А здесь когда-то стояла казарма и продолжалась она кочегаркой, а позже, по правую руку, стояли ваши домики, а чуть дальше дом маячников, и маяк. Он был на том месте, где сейчас тренога Фёдора. Внизу, под обрывом, правее, дизельная, а под окнами казармы, под самой горой стояла баня, и колодец, если пройти к берегу метров пятьсот. Я всё это помню. Я всё это видела твоими глазами. Видела приливы и отливы этого острова. Как появлялись люди и здания, и как уходили, и вновь появлялись. А вот берёза, что росла у кочегарки, так и растёт, а под ней куст крыжовника. Отчего так? Откуда такая неизменность? – Ниска посмотрела на Сашу ожидая увидеть ответ в её глазах.
Саша пожала плечами, – наверное от того же отчего и домик стоит, будто стрела пронзающая собой весь мой путь.
Ниска обдумывала слова Саши. – И куст, и домик, и много чего ещё, всё служит тебе, и не может уйти раньше, чем ты перестанешь в этом нуждаться.
– Наверное так. – Саша стряхнула с себя грусть воспоминаний и энергичным шагом направилась вперёд через заросли высокой, сухой травы. Ниска последовала за ней.
Выйдя на каменистый, свободный от растительности, участок, полого спускающийся вдоль склона горы, перед девочками открылась обширная долина острова сменяющаяся водной гладью, за которой, у самого горизонта, в лёгкой дымке, виднелся берег большой земли. Берег материка, родины поморов. Необъятные территории тайги.
– Боже! Как прекрасно! – воскликнула Саша.
– Боже?! – Ниска засмеялась. – Ты использовала слово, которым тот мир обозначал тебя?
Теперь засмеялась и Саша. – Ага. Я это слово слышала всегда и везде. Оно нравится мне. В нём так много человечности. И знаешь? – Саша остановилась и задумалась подбирая слова. – Ведь я не знала к кому обращались жители того мира. Я не делала ничего такого что указывало бы на меня. Откуда же им было знать о существовании создателя?
– Ты их создала чересчур проницательными. Людям оказалось достаточно факта своего существования, чтобы сделать правильные выводы. Должно быть нечто, способное создать мир и дать ему разум. А ещё, люди понимали – нечто создало всё это, и их, в том числе, преследуя свои цели. Ты могла бы бесконечно долго сидеть в песочнице и лепить куличи, но ты существуешь для них уже хотя бы тем, что существуют они.