Внутри церковь представляет собой большой зал, стены которого оштукатурены столь же аккуратно, как снаружи. Этот зал заполнен длинными рядами скамеек, которые расположены так, чтобы все сидящие могли хорошо видеть кафедру, установленную посередине. Когда мы вошли, церковь была уже полна, причем мужчины сидели с одной стороны, а женщины — с другой. Почти перед каждым из присутствующих лежала книга религиозных песен. Царила величайшая тишина. Возле кафедры, на которую поднялся Уилсон, стояла скамья для Беннета и Тайермена; я уселся вместе с ними.
На этих молитвенных собраниях таитяне имеют весьма торжественный и благочестивый вид. Но европейцу, впервые увидевшему их в воскресном наряде, очень трудно бывает удержаться от смеха.
Я уже говорил о том, как высоко ценится островитянами европейская одежда. Они гордятся ею больше, чем наши дамы бриллиантами и персидскими шалями, а наши господа — звездами и орденскими лентами. Поскольку таитяне не имеют ни малейшего представления о наших модах, они не обращают внимания на покрой. Ветхость и изношенность вещи здесь также почти не уменьшают ее стоимости. А расползшийся шов или дыра, по мнению островитян, и вовсе не влияют на элегантность. Всю эту одежду привозят на Таити корабельщики, скупающие ее на ветошных рынках. Они сбывают такие обноски с огромной прибылью, пользуясь тем, что здесь еще нет портных.
Поскольку полный костюм обошелся бы слишком дорого, островитяне обычно довольствуются какой-нибудь одной его частью. Например, тот, кто щеголяет во фраке или в английской солдатской куртке, не надевает более ничего, если не считать набедренной повязки из тапы. Счастливый обладатель штанов или жилета также считает, что достаточно позаботился о своем гардеробе. Некоторые островитяне ходят в одних рубашках. Встречаются и такие, которые потеют в толстых суконных шинелях, словно в русской бане, но из тщеславия их не снимают. Чулок, сапог или башмаков здесь вовсе не видать. Наиболее потешный вид имеют господа, щеголяющие во фраках, которые, как правило, бывают им коротки и тесны. Многие едва могут пошевелить руками и вынуждены держать их распростертыми, наподобие крыльев ветряной мельницы, причем их локти нередко с любопытством взирают на окружающий мир из продранных рукавов.
Если представить себе сборище подобным образом одетых людей, совершенно уверенных в благопристойности своего костюма, если вообразить их строгие и торжественные лица, довершающие комический эффект, то будет легко понять, почему, в отличие от них, я был настроен отнюдь не благочестиво.
Женщины имели не такой забавный вид, но все же были одеты достаточно странно. Они были либо облачены в короткие белые или полосатые мужские рубашки (некоторые с широкими жабо на груди), не закрывавшие их массивных коленей, либо были закутаны в простыни. Их головы были наголо острижены в соответствии с модой, введенной миссионерами, и украшены маленькими европейскими соломенными шляпами странной и безвкусной формы, унизанными лентами и цветами; такие шляпки изготовляются теперь на самом Таити. Но самой элегантной частью их туалета был пестрый хлопчатобумажный платок, указывавший также на богатство его владелицы.
Поднявшись на кафедру, Уилсон прежде всего склонил свою голову, спрятал лицо в раскрытой Библии и начал шепотом молиться. Его примеру последовали все прихожане, использовав при этом вместо Библии книгу религиозных песен. Затем присутствующие затянули один из гимнов. Это был плохо разученный хорал, прозвучавший весьма нестройно, так как каждый вопил изо всех сил, нисколько не заботясь о гармонии.
По окончании пения Уилсон прочитал несколько глав из Библии, причем дважды все становились на колени. Большинство, кажется, слушало очень внимательно, ибо стояла похвальная тишина. Лишь иногда, особенно во время коленопреклонений, она нарушалась болтовней и хихиканьем нескольких молодых девиц, сидевших позади меня, вследствие чего Беннет и Тайермен частенько бросали на них осуждающие взгляды. Каждый такой взгляд поражал их, подобно удару молнии, вызывая оцепенение, но вскоре сила молодости вновь оживляла парализованные страхом члены. Болтовня и хихиканье возобновлялись с новой силой, причем на белого незнакомца устремлялись игривые взоры, свидетельствовавшие о том, что эти девушки не прочь познакомиться с ним поближе.
После того как Уилсон окончил чтение Библии, был спет еще один гимн, чем и завершилось богослужение. Прихожане, вполне довольные собой, с книгами религиозных песен под мышкой группами побрели домой по красивой широкой аллее. В этот момент их костюм выглядел еще более странно, чем в церкви. Но у меня уже пропало желание смеяться.
Присутствуя на большом собрании этих новых набожных, так называемых христианских, таитян, я имел возможность сравнить их с их предками, описанными предшествующими мореплавателями. Это навело меня на грустные размышления. Мои мысли становились тем печальнее, чем больше знакомился я с новейшей историей Таити.
После многих бесплодных попыток, которые предпринимались начиная с 1797 г., английским миссионерам удалось наконец распространить среди таитян то, что они называют христианством, и даже обратить в свою веру самого короля Тайо, спокойно и мирно управлявшего обоими полуостровами. Но тем самым в пороховую бочку была брошена искра, вызвавшая ужасный взрыв.
Новая религия была введена силой.
Король Тайо (Помаре I)
Рисунок из книги Дюмона-Дюрвиля
Марай, как и все то, что могло напомнить о дотоле почитавшихся божествах, были внезапно разрушены по приказу короля. Были убиты все те, кто не хотел сразу переходить в новую веру. Религиозное рвение породило тигриную ярость в сердцах прежде столь кротких людей. Пролились потоки крови, целые племена были истреблены. Многие мужественно предпочли смерть отказу от старых верований. Некоторые спаслись, бежав в высокие необитаемые горы, где они обособленно живут до сих пор, сохраняя верность своим старым богам. Восклицание Шиллера: «Страшен человек в безумном ослеплении!» — получило здесь ужасное подтверждение.
Как это всегда бывает, к фанатизму присоединилось властолюбие. Король Тайо, не удовлетворившись тем, что все его подданные, оставшиеся в живых, сделались последователями новой религии, решил прибегнуть к завоеваниям, чтобы ввести ее силой и на других островах Общества. Когда ему это уже удалось на большинстве из них, против него выступил молодой герой по имени Помаре, король маленького острова Табуа [Тубуаи-Ману]. У Помаре было немного воинов, но зато он отличался беспримерной храбростью и превосходил своего врага в искусстве ведения войны.