Читать интересную книгу Приговорённые к счастью - Сергей Матвиенко

пустыню легли длинные чёрные тени, которые отбрасывал каждый бугорок. Справа царили сумерки, будто лунный терминатор лёг ровной линией на железнодорожную колею.

Над ночной стороной Луны висела половинка Земли, подсвечивая изрытую мелкими кратерами поверхность их подземного мира. Путешественники, задрав головы, через прозрачную крышу любовались шаром, состыкованным из двух половинок: одной яркой, голубовато-белой, другой – чёрной, в мириадах светящихся точек и пятен. Наконец и это надоело.

– Хоть бы что путное поставили. – Дмитрий зевнул. – Лесок, речку, зелёные холмы… Нет, воображения хватило на унылую лунную картинку. – Он отвернулся от окна.

– Но шикарно нарисовано, точность до мелочей. – Бальтазар не удержался и тоже зевнул.

– Сдаётся, Землю не в той стороне разместили, – заметил Дмитрий.

Бальтазар глянул на земной шар и пожал плечами.

– А вдруг они и правда в отдельном эссентариуме? – предположил он, продолжив их давешний спор, начавшийся ещё на вокзале. – И мы именно что едем туда в транспортной капсуле?

Дмитрий недоверчиво хмыкнул.

– Если какой камень по нам прилетит и капсула не выдержит… – поёжился Бальтазар, поглядев в опасную темноту космоса над ним. – Один миллиграмм на килограмм, – припомнил он универсальное правило. – Два с половиной на человека, итого пять миллиграммов энерговыделения! Этот фейерверк даже с Земли увидят.

– Ночью в телескоп – да, а так вряд ли, – усомнился Дмитрий. Он ухмыльнулся: – Но точно появится новый лунный кратер с именами Дима и Боря в честь первооткрывателей, точнее, первоотрывателей. Конечно, Вернер – богатый господин, но самому содержать отдельную ёмкость эссентариума? Так что никуда мы не едем.

Некоторое время они обсуждали, как отличить нарисованное путешествие по Луне от настоящего, и согласились, что при качественной отрисовке надёжного способа нет.

Дмитрий глядел в окно и вдруг ахнул. Не успев обернуться, Бальтазар лишь краешком глаза уловил яркую вспышку. Удар метеорита! Рядом с ними! Стекло обдало песком, и на секунду грязно-серый туман полностью застил обзор.

Вагон дёрнулся и встал, коротко взвизгнула сирена. Хорошо знакомая им ещё с дальнего космоса мелодия предупредила об опасности разгерметизации жилой капсулы эссентариума. Мол, готовьтесь стать ослепительным светом.

В повисшей тишине вскочившие Дмитрий и Бальтазар обменялись испуганными взглядами, с замершими сердцами ожидая новых истошных воплей. Но, слава богу, сирена молчала. Поезд неспешно тронулся.

Дмитрий тихо сел.

– Добавили космических приключений, чтобы мы не заскучали, – оживляясь, произнёс он. – Космическая корпорация держит марку.

– Уж очень похоже вышло, – усаживаясь, заметил Бальтазар.

– Сложно, что ли, нарисовать? Глянь, как расстарались: якобы остались царапины на смотровых линзах, – Дмитрий указал на окно. – Назад обычным ходом перенесёмся. Вот увидишь.

– Хорошо бы! – отозвался Бальтазар.

– До них был ещё «Ракетный экспресс», но цена кусается, – буркнул Дмитрий. – Переплата за быструю перерисовку декораций. Кстати, Боря, ты много накопил после дальнего космоса?

Тот помотал головой:

– Откладываешь по копеечке, а словно камешки на гору кидаешь, чтобы та выше стала. Ещё любимая супруга – растратчица немилосердная…

– Иждивенка, – пробурчал Дмитрий. – Давно бы решил с этой… Возишься с ней, по судам таскаетесь…

– Дима! – коротко предупредил Бальтазар.

Дмитрий нахмурился и отвернулся к окну. Бальтазар же, пряча злой и тоскливый взгляд, смотрел в противоположное. Но скоро они стали поглядывать один на другого.

– Жалованье, конечно, не сравнить с жалованьем дальнего космоса, но и работа здесь куда легче, – первым нарушил тягостное молчание Дмитрий. – Помнишь, что там: темень-темень, камни-камни?

– И россыпи холодных звёзд… А ты один в пустоте висишь с утра до́ ночи и своими экскаваторами ворочаешь каменюки эти, пилишь их, сверлишь, складываешь. Как вспомню темень, пустоту и однообразие, так в дрожь бросает…

– Эх, романтика! Годы наши молодые! – воскликнул Дмитрий, воодушевлённый их примирением. – Может, ещё и вернёмся деньжатами разжиться.

Бальтазар замотал головой:

– Не хочу в эту глушь возвращаться. Или, как пели в одной песенке, в «заветные дали».

– Знаешь, у нас говорили: «От сумы́ не зарекайся». Это значит: сегодня ты живёшь под своей крышей, а завтра носишь сумку, набитую остатками скарба, стоишь в очереди за бесплатным супом и котлетами, а ночуешь в общежитии, – назидательно прогудел Дмитрий. – М-да, сколько лет прошло, а ничего не поменялось. Неизвестно, как жизнь повернётся. Может, и Альберту придётся отложить свои книжки и припомнить старые навыки, полученные на курсах прораба строительного роя или курсах ремонтника. Всё равно от его умственных упражнений толку нет. Жалуется, что ни черта не понимает в современной науке. Но он не одинок, – вздохнул Дмитрий. – Видимо, мозгов нам не хватает. И биохимия эта рискованная по их наращиванию не особо помогает.

Было неясно, куда вёл Дмитрий, но Бальтазар решил не поддерживать упадническое настроение приятеля.

– Дима, а помнишь лозунги в конторе по найму? «Даёшь тысячелетние стройки!», «Все как один на окраины мира!»… Что там ещё было? – перехватил Бальтазар разговор, желая повернуть его в приятное русло. – Помню плакат: «Труженики дальних рубежей первыми встретят посланников иных миров!» Круглая ракета, похожая на широкий котёл с зажжённым под ним огнём из дюз. Рядом зелёный чёртик с рожками-антеннами, и второй у него из-за спины выглядывает, а в руках обычный ремонтный щуп-трезубец. Видимо, у художника не хватило фантазии на инопланетные устройства. Но очень меня этот плакат напугал: я его совсем новичком увидел.

– Чушь, что первыми их на дальних рубежах встретят, – отмахнулся Дмитрий. – Там меньше всего вероятность: они ведь могут откуда угодно заявиться. Повальное безумие было с этими пришельцами. Какие-то сигналы пришли, и все ждали, когда прилетят инопланетяне. Потом астрономы объяснили сигналы, и всё поутихло.

Бальтазар стал рассказывать, как хохотала Мари, когда увидела, что её папа чертей с плаката крестит и вопит: «Изыди! Не одолеешь, сатана! Горе мне, грешнику…», но Дмитрий его перебил:

– Кстати, ты же понимаешь, что за человек – Вернер?

– Дима, ты куда клонишь? – насторожился Бальтазар.

– Я к тому, что… – Дмитрий замялся. – Ты же вначале у них стажировался, лёд колол в поясе Койпера?

Бальтазар помрачнел:

– Угу, натуральная кабала: трудовые сутки не нормированы, кормёжка – жидкая каша-размазня из общепитовского крана, а вместо положенного отдыха нирвану нам толкали. А я ещё очень идейный был и постоянно с ними об этой глупости спорил. Всё, помнится, Бога защищал. Не вслух, про себя. Вслух боялся, что выгонят: я на Елизавету копил. Жилая капсула забита такими же, как я, одиночками, а поговорить не с кем, да и не о чем. Однообразие с ума сводит, пустота космоса все чувства из тебя выдавливает. Одни неотвязные мысли, жаркие споры с их воспитателями в голове крутятся… Они твердят: «Успокойся, ничего этого нет; мир – иллюзия, как и твоё к ней отношение». Что там ещё?.. «Измени ум, скажи „ом“, ощути пуп, и твоя скудная доля озарится…» Мерзость еретическая! Но, слава богу, на удачном случае я к вам переметнулся.

– Ты хорошо тогда