Читать интересную книгу Блуд на Руси - Анатолий Манаков

Обеды во времена Ивана Грозного продолжались иногда до вечера: несколько сот гостей насыщались изобильными яствами и экзотическими винами, причем на каждого приглашенного приходилось подчас до ста различных блюд. Слуги были облачены в парчовую одежду с золотыми цепями на груди и черные лисьи шапки. Когда подавали водку, на столы уже ничего не ставилось, кроме хлеба, соли, уксуса, перца, ножей и вилок. (Тарелок и салфеток не знали в ту пору; блюда предварительно отведывались сначала поваром, потом кравчим в присутствии царя). Государь же мог послать гостю за столом ломоть хлеба, кушанье, вино, мед, пряники, орехи, пироги.

Многие иноземные послы не верили своим глазам при виде огромного количества золотой посуды и богатых, расшитых золотом и жемчугом одежд все это было сделано в России руками русских мастеров, и даже столы были покрыты вязаной из золота скатертью. После каждого такого обеда посуда пересчитывалась и, если все было на месте, прислугу одаривали теми из кушаний, что на столе остались.

Но вот уж действительно без чего не обходились царские свадьбы и пиршества, так это без подозрений в покушении на порчу против членов государевой семьи. Именно злыми кознями недоброжелателей объясняли внезапную болезнь третьей жены Ивана Грозного, Марфы Собакиной, скончавшейся через две недели после свадьбы. Усматривали в этом порчу, о которой в родословной книге было сказано: "Ляжет с великим князем, и она ему покажется мертвец".

* * *

Ходить пешком для важного человека считалось предосудительным и неприличным, даже если нужно было сделать несколько шагов от дома по улице. Летом, для поддержания своего достоинства мужчины ездили верхом, зимой - в санях. Соблюдая этикет царский, одни лица высшего звания имели право только въезжать в Кремль, другие останавливались у ворот царского двора. В соответствии с важностью гостя, его встречали у крыльца, в сенях или в комнате. У одних имелось право входить в комнаты государя, у других только в переднюю.

Вообще говоря, самое почетное место в домах гостю отводилось под образами, а хозяин сидел по правую руку от него. Прощаясь, гость обращался прежде всего к образам, полагал на себя крестное знамение, как и при входе в дом, если хозяин его удостаивал этим.

"В обращении с низшими себя, по большей части, русский был высокомерен, - отмечает историк Николай Костомаров. - И часто тот, кто унижался и сгибался до земли перед старшим, вдруг делался надменен, когда богатство или важная должность отдавали ему в зависимость других. В русском характере было мало искренности; дружба ценилась по выгодам; задушевные друзья расходились, коль не обязывала их взаимная польза, и часто задняя мысль таилась за изменениями дружественного расположения и радушным гостеприимством. Довольно было любимцу государя приобрести царскую немилость, чтобы все друзья и приятели, прежде низко кланявшиеся ему, не только прекратили с ним знакомство, но не хотели с ним говорить и даже причиняли ему оскорбления. Так, заточенную в монастырь великую княгиню Соломониду оскорбляли не только словами, но и побоями!"

В общении - смесь византийской напыщенности с татарскою грубостью. В разговорах - церемонность и крайняя осторожность. Невинное слово принимается слишком серьезно и порождает тяжбы, ссоры, неприличную брань. К (((( веку все больше и во всех сословиях начинают мстить в форме доносов. Поданная на кого-то ябеда втягивает его в разорительную судебную тяжбу. Провоцируют ссоры, чтобы составить челобитную о драке, грабеже и обиде. Наемные ябедники и доносчики предлагают свои услуги за деньги. Их преследуют и клеймят позором, однако власти всячески покровительствуют доносам там, где затрагиваются её интересы или идет речь о чьем-то уклонении от обязанностей службы. Какая уж тут дружба между служилыми людьми, если в любой момент по навету могут обвинить в нерасположении к царю, подвергнуть пыткам и заставить наговорить на себя, даже если невиновен. На свадьбах, похоронах и пирах, в церкви и в кабаке - повсюду были шпионы государевы. Доносительство становилось профессией, и чертой характера.

Преподобный Сильвестр, церковник и литератор того времени, поучал в сборнике наставлений "Домосторой" без жалости наказывать ребенка битьем, "воспитывать дитя в запретах, чтобы найти в нем покой и благословение". Жену же рекомендует наказывать и вразумлять страхом наедине, а наказав, простить, и попенять, и с любовью наставить, и поучить, но при этом ни мужу на жену гневаться, ни жене на мужа, а всегда жить в любви и согласии". Правда, "за любую вину по уху, по глазкам не бить, ни под сердце кулаком, ни пинком, ни посохом не колоть, ничем железным или деревянным не бить". Чем же бить? Плетью - "осторожно, разумно, больно, страшно и здорово, но лишь за большую вину и под сердитую руку".

У знатных и зажиточных людей Московского государства жены и девицы сидели взаперти, как в мусульманских гаремах. Самые благочестивые граждане были убеждены, что девиц надо бить почаще, чтобы те не утратили своего девства. И чем знатнее род, тем большей строгости подвергали девицу...

Церковные документы ((( века сохранили немало свидетельств о "богопротивных игрищах", особенно в ночь на Ивана Купала, когда "есть мужем и отроком великое падение на женское и девичье шатание. Тако и женам мужатым беззаконное осквернение тут же". На таких языческих празднествах массовое гуляние частенько сопровождалось "растлением девства" и уже потом разбирались, что это было: "блуд осильем", "сама изволиша" или соблазнили девицу лживым обещанием жениться на ней. Однако простой люд смотрел на подобное "баловство" спокойно. Многие невесты ещё до свадьбы приживали по два - три ребенка, причем от разных отцов. Хочешь не хочешь, но соблазнителей все же наказывали, накладывая на них епитимью с обязательством соблюдать виновному пост в течение нескольких лет или денежный штраф. Родители же, опасаясь потери их дочерью девства раньше времени, торопились выдать замуж её, четырнадцатилетнюю девочку, за уже физически зрелого парня: из сострадания, разумеется, на выручку своей дочери приходила частенько теща, которая потом на исповеди, опустив очи, признавалась в блуде. Церковь даже перестала относить греховные дела зятьев и тещ к супружеской измене, которая наказывалась пятнадцатью годами поста. За неоднократное же соитие тещи и зятя назначалось лишь пять лет епитимьи.

Судя по тогдашним епитимийникам - сборникам исповедных вопросов, на которые должны были опираться священники, последние дотошно выспрашивали мужей и жен об их супружеском бытии и "прилежании любодейском". Например, имеют ли место "блуд в непотребном естестве", "блуд с собой до испущения", занавешивают ли иконы и снимают ли с себя нательные кресты при соитии, нарушают ли запреты иметь "приближение" по средам, пятницам, субботам. О любых попытках разнообразить интимную жизнь "противоестественным" образом прихожане обязывались неотложно докладывать церковникам. На все это в народе сложилась поговорка: "Грех - пока ноги вверх, а опустил - так Бог простил!"

* * *

В августе 1553 года, в устье Двины бросил якорь груженный товарами английский корабль. С тех пор считается, что его капитан Роберт Чанслер был первым англичанином, прибывшим в Россию с целью установления торговых связей.

Моряки под его командой повидали немало заморских стран, трудно их было удивить, однако Великое Московское княжество все же поразило воображение довольно своеобразным укладом народной жизни, где, наряду с обилием любострастия, другой утехой оказывалось столь же щедрое воздаяние Бахусу. Но и англичане, в свою очередь, могли бы также поведать о многом, что вызвало бы у русских недоумение. О том, например, как церковные и светские суды к западу от российских границ вели свой безжалостный розыск лиц, подозреваемых не только в государственной измене, но и в более тяжком по тем временам преступлением - "пособничество Сатане".

При истолковании мотивов такого вероотступничества теологи и судьи были едины как ни в чем другом. В тогдашних государствах Западной Европы решение заключить тайный "договор с дьяволом" власти признавали закономерно вытекавшим из греховной природы человека, якобы склонного к хитроумному обману своим внешне добродетельным поведением. Отходом от пути истинного считались также проявления колдовства, чародейства, богохульства и внебрачного сожительства. В этом могли обвинить, не взирая на знатность происхождения, любого гражданина, посмевшего отрицать всемогущество Господа Бога и, пусть даже в мыслях своих, обращавшегося за помощью к Владыке Тьмы.

По отношению к "преступникам совести", уличить которых в смертном грехе оказывалось весьма трудно, применялись особые методы следствия. Судебные заседания по таким делам проходили всегда тайно. Обвиняемый должен был опровергать слухи, домыслы и наговоры в условиях отсутствия даже видимости адвокатской защиты. Имена свидетелей или доносчиков скрывались, хотя, по их желанию, могли устраиваться очные ставки. Для дачи показаний зачастую вызывались дети моложе десяти лет, уголовные преступники, а также уличенные ранее в лжесвидетельстве и отлученные от церкви. Пытки применялись повсеместно, без ограничений по тяжести и продолжительности. Если обвиняемый умирал под пыткой, то усматривали в этом проказу дьявола. После пыток заключенный должен был "добровольно" повторить свое признание вины. В любом случае, человека пытали, пока тот не признавался или не испускал дух, а самые невыносимые истязания предназначались для того, чтобы вынудить жертву назвать имена "сообщников", которые, по необходимости, подсказывались судьями.