Читать интересную книгу Нефтяная Венера - Александр Снегирев

Вдруг меня осенило: ведь Соня с Машей прошли сквозь стену! Сквозь стену, стоящую вокруг нас с Ваней. Сделали это незаметно, легко. Кто бы мог подумать, что девицы, с которыми нас столкнула жадность кладбищенского начальства, окажутся такими… Одно настораживает: на хрена им это надо? Чего двум молодым красивым девкам переться с малознакомыми людьми в даун-театр? Наверное, им просто скучно. Жизнь однообразная заела, а тут такие персонажи типа нас. А раз скучно, значит, и с нами скоро наскучит играться. Надо будет сбавить общение, а то Ваня привыкнет, а потом переживать будет.

Мы заняли места на скамейке в третьем, последнем ряду. Первые два на этом спектакле травматичны. Можно схлопотать затрещину от чересчур усердно размахивающего руками Ромео или попасть под душ слюней, брызнувших изо рта признающейся в любви Джульетты. Зрителями в основном являются родители и близкие актёров-даунов. Также присутствуют люди, связанные с такими детьми профессией: психологи, воспитатели, работники благотворительных центров.

В каморке рядом со сценой происходит шушуканье и стук, там идут последние приготовления.

Наконец свет гаснет, фонарь высвечивает одно пятно, в которое торжественно вступает режиссёр-постановщик с чувственным лицом. С запозданием заиграла музыка. Пультом управляет бабушка Тибальда. Она ещё не освоилась с техникой. Постановщик с выражением, бурно жестикулируя и делая таинственные глаза, поведал затаившимся зрителям имена участвующих персонажей и цепь предстоящих событий. Пьеса не следует Шекспиру буквально. Постановщик объяснил это тем, что у текста имеется множество вариантов прочтения. В его варианте всё вертится не вокруг несчастной любви двух молодых сердец, а вокруг мистического переселения душ. Для чего постановщик нарушил основы драматургии и раскрыл всю интригу в самом начале, стало ясно с первой репликой Ромео.

– Агапэвуа… – сказал он и сделал многозначительное лицо. Представляю, какое впечатление это произвело на сестёр. Они-то настраивались на спектакль. На странный, неожиданный, но спектакль с более или менее понятными репликами. Здесь же вместо реплик зазвучали невнятные слова-полуфабрикаты. Многие дауны плохо говорят, большой язык мешает им шлифовать звуки. Они сглаживают все детали, бугорки, углы и загогулины слов, отчего те получаются недоразвитыми болванками. Так бы звучали слова, если просто открывать рот и ничего не делать губами и языком. Как нераскрашенные матрёшки.

Мне очень неловко перед сёстрами. Каждую актёрскую лажу я принимаю на свой счёт. Задерживаю дыхание, мысленно подбадривая их. Мне очень хочется, чтобы представление выглядело максимально эффектно.

Одни актёры кричат там, где требуется шёпот, другие забывают слова. Произносит, к примеру, Няня свою реплику, а в это время и Джульетта, и граф Парис ей подсказывают, советы дают. Не волнуйся, мол, вспоминай слова, говори с выражением.

Когда я присутствую при чём-то, что меня смущает, я стараюсь спрятаться. Хочется стать маленьким, исчезнуть. К счастью, передо мной сидит чья-то мама в огромном розовом берете. Берет надвинут на затылок и торчит блином перед моим носом. Другой бы переживал, что головной убор такого диаметра мешает видеть сцену, а я рад, что могу за ним скрыться. Рассматриваю щели в паркете, ботинки соседа. Ботинки новые. Их хозяин, седой мужчина, скрестил ноги, и потому сбоку видна часть подошвы. Там оранжевая наклейка с написанной от руки ценой. Уголок надорван. Мужчина попробовал оторвать яркую бумажку, но она держится крепко, вот и оставил как есть.

От волнения у меня онемела шея, просто скашиваю глаза в сторону сестер. Соня и Маша улыбаются вполне доброжелательно. Мне полегчало, сердце уже не так замирает от того, что Кирюша, играющий Меркуцио, капнул на руку воском со свечи, обжёгся и чуть было не сорвал всё действо. Постановщику удалось уговорить его не покидать сцену преждевременно, но играет Кирюша уже неохотно, постоянно дуя на обожженное место. Из-за этого роковая дуэль смазалась, а фраза «чума на оба ваших дома» вышла скорее капризно, чем пророчески. Я злорадно порадовался. Будете знать, как роли отбирать. Моего Ваню мелким ожогом не спугнёшь, а ещё он чётко говорит и роль знает.

На выкрик постановщика «появляется Джульетта» долгое время никто не выходит, и лишь после того, как постановщик лично нырнул в каморку при сцене проведать актрису, исполняющую роль Джульетты, обнаружилось, что та в сопровождении бабушки отправилась в туалет. Зато по возвращении Джульетта исполнила Ромео песню Элвиса «I’ll make you so lonely, baby, you could die».[2]

Любовное объяснение произошло как раз в нашем кресле. Джульетта присела на подлокотник, а Ромео развалился на сиденье.

– Айл мэйк ю со лонли, бэйби! Ю куд да-а-й! – призывно пробасила Джульетта, зубастая девушка в очках.

Ромео, толстячок, смотрящий всё время куда-то вбок, раззадорился и выкрикнул:

– Йес, бэйби! Камон! – чем сорвал бурные аплодисменты.

Поняв, что поймал волну, Ромео принялся на все лады подстёгивать Джульетту возгласами «Йес, бэйби!». Она же напевала Элвиса, с каждым разом снабжая свой голос всё более порочными интонациями и задирая ноги, забыв о короткой юбке. Кое-кто из продюсеров мог бы заинтересоваться такой кавер-версией бессмертного хита. Сцена затянулась минуты на две-три, умилённые зрители аплодировали.

В самом конце бабушка Тибальда вырубила свет, и вся компания на сцене накрылась чёрной тканью. По замыслу постановщика спрятавшиеся под тканью актёры должны как бы погрузиться во тьму и в таком виде уйти со сцены, но не тут-то было. Они тут же позабыли про свои обязанности и принялись играть в палатку. Шушуканье и толкотня образовали паузу и заставили постановщика вновь выскочить на сцену и направить своих подопечных в сторону двери. Тут произошла вторая заминка: идущий впереди Ромео не сразу отыскал сначала саму дверь, а затем ручку, за которую нужно дёрнуть. Это привело к тому, что идущие позади врезались в передних, образовав миниатюрную давку и небольшой конфликт. Бдительный постановщик всё же взял ситуацию под контроль, распахнул дверь и нежно, но напористо вытолкал компанию со сцены.

В луч света вышел Ваня, отставил ножку и сказал с выражением:

– Нет повести печальнее…

Тут у меня зазвонил телефон. Твою мать! Я был уверен, что телефон остался в куртке. Звонок повторился.

– Нет повести печальнее на свете…

Звонок с каждым новым разом делается длиннее и громче. Я истерично потрошу боковые карманы джинсов, олимпийки, задние карманы… Создав дополнительный шум, упало несколько монеток, покатилось… в гробовой тишине этот звук как приговор… сыплются монетки… Скомканные деньги, бумажки с записями… Тре-е-ень. Тре-е-е-е-е-е-е-ень! Я чувствую расширяющуюся вокруг меня отчуждённость. Скулы горят. Все обернулись, сверлят испепеляющими взглядами. Тре-е-е-ень!!! Где же чёртов телефон?!.

– Это моя единственная реплика!.. Папа!!!

От неожиданности я вскидываю голову. Ваня стоит прямо передо мной, перегнувшись через кресла. Зрители первого ряда раздвинулись.

– Да… извини… вот… – Наконец я изловил телефон, не глядя отключил его. – Извини меня…

Ваня едва не плачет. Финальная реплика скомкалась. На сцену выбежал постановщик и сам произнёс эпилог. Что же я наделал!.. Что я натворил!.. Во время общего поклона Ваня не вышел. Только бы он меня простил… Мы побежали в каморку при сцене. Маша с букетом сиреневых тюльпанов. Другим актёрам цветов, надо сказать, не принесли. Ваня что-то бубнил под нос и теребил пальцы.

– Ваня, прости, пожалуйста, – заглядывая в его глаза, умоляю я. – Я думал, телефон в куртке. Я забыл. Прости.

Ваня понурился, как упирающийся бычок.

– Это риелторша была… Может, клиент появился… Сдадим квартиру, заживём! – Я осёкся. Рядом Соня, она ведь тоже, типа, клиент.

– Это тебе. – Маша протянула букет. Увидев цветы, Ваня начал оттаивать. – Ты так хорошо играл!

В дверь заглянул режиссёр. Соня с ходу заявила:

– Ваша театральная община поражает своим мастерством и слаженностью игры!

– Постановка великолепна, а более… как это по-русски… необычного режиссёрского разбора мне не приходилось видеть даже в Париже, – произнесла Маша с восторгом и нарочитым акцентом. – Атмосфера справедливости и творчества достойна восхищения!

Постановщик не выдержал натиска. Узнав, что сёстры «Ванины кузины», он пообещал «разрешить недоразумение с ролью Меркуцио».

Тут появился Кирюша и с ходу насел на Соню:

– А вы кто? Вы прекрасны!

– Спасибо, вы хорошо играли, – ответила Соня.

– Кирюша, это наши гости, – успокаивающе проговорил режиссёр-постановщик.

– Я видел вас во сне, – продолжил Кирюша. – Можно я подержу вас за руку?

Не успела Соня ответить, как он схватил её за задницу. Соня взвизгнула и принялась гнать от себя влюбчивого Кирюшу. Тот успел облапать её целиком, а режиссёр вместо помощи принялся извиняться. Недоразумение разрешилось также внезапно, как началось. Ворвалась Кирюшина бабушка и выволокла внучка вон.