напасть. А я разбита, раздавлена, обезоружена. Лишена даже голоса, чтобы позвать на помощь…
Где-то на улице взрывается очередной фейерверк. Аддерли слегка отстраняется, но не уходит. И я только сейчас замечаю, что мои пальцы вцепились в лацканы его шинели, не отпуская его. Ох, как неловко! Я разжимаю пальцы, но ладонь Джеймса накрывает их раньше, чем я успеваю опустить руки. Он смотрит мне в глаза непривычно серьёзно, медленно целует моё запястье. С грохотом падает костыль, следом за ним на полу оказываются перчатки и фуражка Аддерли. Он делает шаг ко мне, обхватывая мою талию. В его поцелуе вся страсть, настойчивость и нежность нескольких лет ожидания, и в тот момент мне кажется, я сама все эти годы нуждалась в Джеймсе не только как в друге.
В эту ночь я засыпаю не в своей постели, а на пушистом ковре перед камином, в объятиях Джеймса, согретая его дыханием, и мой сон впервые за много недель глубок и спокоен.
***
Какой-то шум вернул Винтерсблада из задумчивости, в которую он погрузился над картами, в комнату офицерского общежития. В коридоре громко спорили, но, кажется, ничего из ряда вон выходящего не происходило, и Винтерсблад не стал обращать внимания на крики, пока не сообразил, что крайне возмущённый голос принадлежал женщине. Дама что-то настойчиво требовала, а солдатик, стоявший на входе, пытался вежливо возражать. «Забавно», — мысленно усмехнулся Винтерсблад. А когда до него донеслись звуки если не драки, то явной потасовки, не выдержал и вышел посмотреть, что же там происходит.
Солдат выскочил из своей будочки и грудью загораживал проход к офицерским квартирам. На нём, вцепившись мёртвой хваткой сухоньких пальчиков в воротник его кителя, висела маленькая старушка. Видимо, не сумев договориться, женщина решила прорваться к своей цели силой. Солдат явно не ожидал такого поворота и вконец растерялся. Не переставая что-то ей объяснять, он аккуратно, чтобы ненароком не сломать хрупкие косточки, пытался отцепить настырную бабку от своей формы, но цепкие ручки старушки успевали ловко перехватиться. Во всей этой возне она ещё умудрялась улучить момент, чтобы от души огреть солдата объёмным ридикюлем, висевшим на её остром локотке.
— Это что за танцы с фланцами? — повысил голос Винтерсблад, стараясь сохранить серьёзность.
Старушка мигом отцепилась от несчастного караульного, выглянула из-за его широкой спины.
— Ты, что ль, Винтерсблад? — деловито спросила она.
— Ну допустим.
— А в газетах краше! Скажи своему этому, — она ткнула в рёбра караульного тощим пальцем, — чтобы пропустил! Меня зовут Роза Дельгадо.
— А, бабуля Медины? Наслышан, наслышан. Капрал, пропусти.
— Подполковника Медины! — сурово поправила женщина, обошла посторонившегося капрала и не преминула напоследок, будто случайно, шлёпнуть его своей сумой. — Куда пройти?
— Боюсь, что никуда, мэм. Подполковник Медина в госпитале, разве вам не сказали?
— Я знаю. Там я уже была. Я к тебе. Ну, чего сразу скис?
Пришлось проводить бабулю к себе в квартиру. Она без лишнего стеснения прошла в комнату, сдвинула разложенные карты на край стола, освобождая место для сумки, из которой с торжественным видом извлекла что-то маленькое, завёрнутое в салфетку.
— Ты спас жизнь моему мальчику. А эти упыри сверху тебя не наградили. Это несправедливо.
— Я нарушил устав. Хорошо — не наказали, — ухмыльнулся Винтерсблад.
— Это несправедливо, — с нажимом повторила женщина.
Она развернула салфетку, взяла ладонь полковника и ловко надела на его палец наградной перстень с вензелем.
— Это моего покойного мужа, деда Кирка. Он получил его за спасение своего командира. Я хочу, чтобы теперь он был у тебя.
— Мэм, это лишнее…
— Не спорь! — прикрикнула бабуля. — Мне скоро восемьдесят, неизвестно, сколько ещё проживу. Что, так сложно выполнить просьбу старого человека, может быть, последнюю? Палец, что ли, отсохнет?
— Нет, мэм.
— Вот и то-то. Носи. Не снимай, понял?
— Да, мэм, — смиренно согласился Винтерсблад.
Старушка удовлетворённо кивнула, спрятала салфетку обратно в сумку.
— А всё-таки в газетах ты краше! — хмыкнула она, оборотившись на полковника от дверей. — И не такой уж мудак, как писал Кирк.
— Что, так и писал? — поднял брови полковник.
— Ну не прям так. Но я сделала выводы, — невозмутимо ответила бабуля и скрылась за дверью.
Оставшись один, Винтерсблад помедлил, разглядывая перстень. По-доброму усмехнулся своим мыслям, снял с пальца подарок и вернулся к бумагам.
— Не снимай, кому сказано! — гаркнули сзади.
Офицер вздрогнул от неожиданности: в неслышно отворившуюся дверь его квартиры заглядывало возмущённое лицо мадам Дельгадо. Она с угрозой потрясла своим увесистым ридикюлем, и полковник из чувства самосохранения вернул перстень на палец.
Не прошло и часа, как в дверь вновь постучали.
— О, какая неприятность, — процедил Винтерсблад: на пороге перед ним стоял уже знакомый агент госбезопасности.
— У вас десять минут, полковник, чтобы собрать сумку на три дня, — ответил тот.
— Я арестован?
— Нет. Вы нам нужны.
— А вы мне — нет.
— Тогда будете арестованы. Найдём за что.
Винтерсблад скрипнул зубами, но возразить было нечего. Он вытянул из-под кровати старый полупустой вещмешок, накинул шинель.
— Ну. Я готов.
— Вы с этим поедете? — агент брезгливо изогнул чёрную бровь.
— А что, нужно что-то красивенькое? — язвительно поинтересовался Винтерсблад. — Я надеюсь, вам будет стыдно сидеть со мной рядом в одном кэбе?
— Вы офицер, это вам должно быть стыдно за такой замаранный мешок.
Полковник едко улыбнулся.
— Мешок — самое незначительное, что может оказаться замаранным после общения с вами, агент.
Только кэб тронулся, агент протянул Винтерсбладу бумажную папку:
— Здесь всё необходимое: документы на отпуск, разрешение на выезд, билеты, бумаги на отель. Вы отправляетесь в Траолию, отдохнёте в курортной столице пару денёчков. А заодно и обыграете в указанном заведении этого господина, — он постучал пальцем по фотокарточке генерала Маскелайна, — на максимально неприличную сумму. Возьмёте с него расписку о долге и передадите нам. Всё ясно?
— Ни черта не ясно. С чего вдруг он станет со мной играть? С чего вы взяли, что я смогу обыграть его? На хрена мне вообще всё это нужно?
— Не скромничайте, полковник! Я