Читать интересную книгу Свет на пути. В синем небе нет следов - Бхагаван Раджниш

И Ананда сказал:

- Я понимаю. Ради нее я сделаю исключение.

И все так и случилось. Когда Будда пришел к жене, первым делом она сказала ему:

- Поиск истины тут не при чем — на самом деле, я только горжусь, тем что мой муж ищет истину и что он всю жизнь посвятил истине. Мне больно вот отчего: почему ты ничего мне не сказал? Неужели ты думаешь, что я бы остановила тебя? Все двенадцать лет я жила с этой болью, потому что ты не доверился мне. Я очень боялась, что Ананда, твой вечный спутник, придет с тобой, и что я в таком случае не смогу сказать тебе все это — ведь он не только твой старший брат, но и мой тоже, по родству. Я бы не смогла все это сказать. Я очень благодарна тебе,за то что ты пришел один.

Когда Будда покинул свой дом, его сын был всего одного дня отроду. Он появился на свет всего за двадцать четыре часа, до того как Будда исчез. И вот теперь жена привела его двенадцатилетнего сына и сказала:

- Он все время твердит, что хочет увидеть своего отца, узнать как он выглядит, и почему весь мир говорит про него — либо хорошее, либо плохое, — и почему он никак не идет домой. Вот он, твой сын, и я хочу, чтобы ты дал ему свое наследство. Что ты можешь оставить своему сыну?

У Будды была только одна его чаша для подаяния. Он протянул ее сыну, которого звали Рахул, и посвятил его в санньясу. И тогда жена Будды зарыдала, упала к его ногам и сказала:

- Только ты способен на такое. Откуда у тебя такая сила! Ты оставил меня, не говоря ни слова,ты оставил своего новорожденного сына. И теперь в наследство ребенку ты даешь чашу для подаяния! Ни один отец еще не поступал так с собственным сыном. Ты делаешь из него нищего! Но я счастлива быть рядом с таким сильным человеком. Прошу тебя, посвяти и меня, посвяти и своего отца — он уже стар и все двенадцать лет он ждал тебя. Он очень зол. Ты его единственный сын. Кто сядет на его трон после его смерти? Но прошу тебя, не обращай внимания на его слова — он любит тебя, хоть он и рассвирепеет и наорет на тебя.

Будда сказал:

- Об этом не беспокойся. Я знаю его.

И его отец закричал от злости:

- Ты предал всех нас!

Но Будда только тихо слушал. Когда отец закончил, Будда лишь сказал:

- Будь добр, посмотри мне в глаза, посмотри на мое лицо. Неужели ты не видишь, что не я бежал тогда из дворца? Ты злишься на другого человека, но почему-то выливаешь свою злобу на меня. Я уже не тот — тот человек давно умер.

И отец Будды вгляделся в его лицо, посмотрел ему прямо в глаза. На некоторое время воцарилась тишина. Затем он сказал:

- Да, ты прав. Ты изменился. Ты теперь другой человек, ты полностью преображен. Я уже одной ногой в могиле, но все же могут ли и мои глаза тоже стать такими? Не поздно ли уже для меня обрести такую же силу? Помоги мне, помоги старику, который в любую минуту может отдать концы.

И отец Будды тоже стал санньясином.

Все,кто жил возле Будды, знали его силу,но в то же время оберегали его как могли. Человеку со стороны сложно будет это понять.

И то же самое происходит между мной и вами. Людям извне очень сложно, почти невозможно осознать, почему вы так оберегаете меня. Им просто непонятно, и это не их вина. В их жизни они еще не встречали человека, чья сила превосходила бы силу самой могущественной власти в мире, но который при этом был бы столь уязвим. Немного яда, пуля, крест — и его нет.

Нужно защищать высшие ценности жизни. То что стоит недорого само себя защитит. Камню не нужна защита, но защита необходима розовому кусту, который растет возле камня. Камень мертв — еще более мертвым ему не стать. Его не от чего оберегать.

Но роза полна жизни, красоты, цвета, притягательности. В этом ее опасность: она сильна,но сила притягивает опасность. Любой может сорвать ее. Камень никто не тронет, но цветок может сорвать любой прохожий.

Так что, все это вполне естественно, и не нужно усматривать здесь никаких противоречий. И помогите же разобраться, тем кто видит здесь противоречие. Им еще никогда не приходилось таким образом вступать в контакт с человеком, которого бы они любили и за его силу и за то, что, несмотря на его силу и его истину, его тем не менее нужно оберегать, потому что он находится в постоянной опасности — в любую секунду мир может раздавить его.

И это не значит, что вы должны оберегать меня оружием — вполне достаточно одного вашего желания защищать меня.

Когда я сидел в первой тюрьме в Америке, судебный маршал сказал мне:

- Ну вы и задали нам хлопот! Похоже, весь мир считает своим долгом вас защищать! Нас теперь везде принимают за врагов. Нам звонят с угрозами,что,мол,если с вами что-нибудь стрясется, репутация Америки будет разбита. Нам только звонят с угрозами, а вам присылают цветы, вы получаете телеграммы и телефонные звонки в свою поддержку; журналисты осаждают тюрьму со всех сторон!

Поэтому они и меняли тюрьмы — пять тюрем за двенадцать дней. Это было совершенно излишне, потому что все тюрьмы были одинаковыми. Ради чего тогда было таскать меня по пяти тюрьмам? Они просто хотели скрыться от журналистов — от людей, которые раньше обо мне слыхом не слыхивали и которые теперь начинали знакомиться со мной, — потому что они незаконно, недемократично, без всякого повода и без ордера на арест хватать невинного человека. За все двенадцать дней в заключении я не видел ни одного человека,настроенного ко мне недоброжелательно. Даже преступники выступали в мою защиту. Меня оберегали везде, где бы я ни был. Мне говорили:

- Мы видели тебя по телевизору, Бхагван. Но ты не бойся этих псов — ты их одолеешь, потому что они не правы.

И судебный маршал сказал мне:

- Такого на моем веку еще не было... за твоей судьбой следят сотни тысяч человек по всей стране.

В конце концов, они додумались вот до чего: как-то глубокой ночью тайком ото всех они перевезли меня в другую тюрьму. Никто не знал,где я. Они сказали мне,что я должен расписаться в их бланке чужим именем, что я должен подписаться именем Дэвид Уошингтон.

Я сказал им:

- Это же противозаконно. Вы заставляете меня совершить преступление. Но зачем вам это? Просто чтобы никто не проведал, что я в это тюрьме, и тогда вы сможете сделать со мной что угодно... Вы сможете даже убить меня — я ведь никогда не был в этой тюрьме, — а вы потом просто заполните фальшивую справку об освобождении Дэвида Уошингтона.

Я сказал им:

- Сами заполняйте этот бланк. Своей рукой я не буду делать ничего противозаконного. Заполняйте бланк, а я потом подпишу.

Маршал заполнил бланк, и расписался своим именем. Он посмотрел на подпись и спросил:

- Что это?

Я ответил:

- Должно быть Дэвид Уошингтон.

А потом я сказал ему:

- Запомните, это мое имя, и его знают во всем мире. Завтра утром вам придется встретиться с журналистами, и они спросят вас: «А где же Дэвид Уошингтон?» Найдите его, и пусть он повторит мою роспись. Или найдите кого угодно, кто бы мог расписаться за меня.

И тем же утром,в пять часов,они снова повезли меня в другую тюрьму. Я просидел там всего три-четыре часа, потому что они поняли, что сделали глупость, и что на этом их могут поймать. И я сказал им:

- Завтра утром об этом будут говорить в новостях.

Когда нас только везли из аэропорта, со мной была девушка, которую вскоре должны были выпустить. Я сказал ей:

- Сделай мне небольшое одолжение.

Она сказала:

- Бхагван, я сделаю все что ты хочешь.

Я сказал:

- Я ничего не хочу. Ты просто сиди тихо в углу — ведь со мной будут разбираться в первую очередь. Ты сиди и просто слушай весь разговор, а потом ты все передашь журналистам, которые будут ждать за дверьми. Когда тебя выпустят, просто повтори телевидению, радио и прессе все, о чем говорили мы с маршалом.

Именно так она и поступила. Америка обо всем узнала уже из шестичасовых новостей. Всем было так стыдно. Всем американцам было стыдно за их бюрократическую машину. И вот что забавно: те, кому раньше не было до меня никакого дела, кто и имени моего никогда не слышал, теперь эти люди были готовы защищать меня — повсюду.

Я думаю так, что если в вас есть нечто, что указывает на вашу подлинность и делает вас олицетворением истины, люди непременно встанут на вашу сторону. И уж совсем разумеется, что близкие вам люди будут защищать вас еще сильнее, даже иногда чересчур сильно. Например, Вивек весьма осложнила мне жизнь — я это понял только за те двенадцать дней, — потому что она оберегала меня от всего так усердно, что я попросту разучился что-либо делать. За все эти годы я даже забыл, как выдавливать на щетку зубную пасту... или как менять постельное белье; стал забывать брать с собой в ванную полотенце. За те двенадцать дней я только один раз принял душ,да и то благодаря постоянным напоминаниям Вивек, которая, встретив меня в суде, первым делом спрашивала:

- Ты помылся?