Читать интересную книгу Записки о Бухарском ханстве - П. Демезон

Омар-хан, изгнанный с трона, был отдан в руки туркменов, которые вывезли его из Бухары до Бала-Мургаба за Меймене. Оттуда свергнутый хан отправился в Герат. Спустя какое-то время он вновь появился в Кундузе, в Хульме и в Бадахшане, откуда через горы отправился в Кокан к Мохаммед Али-хану, принявшему его с почтением. Коканский хан был рад видеть в своем дворце принца, которого он мог использовать для того, чтобы держать в страхе Бухарского правителя, своего врага.

Омар-хан, привыкший за долгие годы к неумеренному употреблению опиума, жил в постоянном опьянении, во время которого он целиком и полностью предавался позорным оргиям и всякого рода излишествам. Его вспыльчивый характер пугал окружающих. Бухарцы называют Омар-хана «териакеш» (курильщик опиума) и вспоминают его без особого уважения, любившим удовольствия и разрешавшим предаваться им своим подданным. Редко осмеливается бухарец говорить о двух предшественниках нынешнего хана, имена которых почти запрещены, а еще реже — говорить о них с похвалой.

Омар-хан умер вскоре после своего приезда в Кокан. Его преждевременная смерть (ему был всего 21 год) произошла от чрезмерных излишеств, коим он постоянно предавался с ранней юности. Батур-хан, хотя и захватил власть, не был спокоен. Он вынашивал планы мести аталыку — правителю Шахрисябза, который несколько лет назад завоевал себе независимость и против кого он предпринимал несколько безуспешных атак, когда был еще правителем Карши. Но он был мало уверен в преданности окружавших его вельмож. Три младших брата, остававшихся в Бухаре во время последних волнений, подрастали и могли стать опасными. Они всегда были для мрачного и подозрительного Батур-хана объектом опасения и ненависти, и oн решил от них избавиться, послав на берега Амударьи командовать крепостью. Несколько месяцев спустя они там погибли, но неизвестно от чего: от меча или от яда. Некоторые утверждают, что их завязали в мешки и сбросили в Амударью.

Новый хан два раза посылал войска, чтобы опустошить окраины Шахрисябза, но эти экспедиции не имели успеха так же, как и предпринятые им до восшествия на престол. Наконец в начале 1833 г. Батур-хан, все более и более озлоблявшийся против правителя Шахрисябза, продолжавшего заносчиво вести себя, почувствовал себя достаточно сильным для нанесения решительного удара. Он выступил во главе войск против Шахрисябза, окрестности которого он уже начал разрушать. Но, проявив недальновидность в своей политике, он перед походом не подумал заручиться дружбой или, по крайней мере, нейтралитетом соседних с Бухарией ханств. Коканский хан, обручившись незадолго до того с дочерью правителя Шахрисябза, принял участие в распре. Он открыто взял сторону будущего тестя и послал войска атаковать Джизак — пограничный пункт Бухарии, чем обеспокоил хана. Хану, стесненному появлением нового врага и вынужденному думать о защите собственных провинций, пришлось отказаться от своих планов. Он смог завладеть лишь тремя небольшими укреплениями, взятие которых стоило ему нескольких сот человек, и вернулся в Бухару разъяренный поклявшись отомстить в будущем году коканскому хану и аталыку.

Мохаммед Али, хан Кокана, установил дружеские отношения с хивинским ханом и начал организовывать лигу, включающую Хивинское, Кундузское и Шахрисябзское ханства, которая была бы способна противостоять Бухарии.

Вся зима прошла в переписке. Наш караван встретил 17 декабря на берегу Яныдарьи посла хивинского хана Алла Кули возвращавшегося из Кокана в Хиву в сопровождении коканского посла. Их свита состояла из сорока всадников.

Мухаммед Мурад-бек, кундузский хан, принял сторону коканского хана и начал активно беспокоить гиссарского хана-сторонника Бухарии.

Батур-хан, осознав свою прежнюю ошибку, не пренебрегал со своей стороны, ничем, чтобы у аталыка Шахрисябза появилось как можно больше врагов. В последней кампании Дост Мухаммед-бай, племянник аталыка и командующий крепостью сдался Батур-хану и передал ему ключи от крепости, которой он командовал. Воспользовавшись этим, чтобы посеять несогласие между аталыком и его ближайшим родственником, чья измена для него была чувствительной, Батур-хан встретил Дост Мухаммед-бая с почестями, сделал дорогие подарки и доверил ему с завершением кампании командование отобранными у аталыка крепостями. Посол, приехавший из Кокана в январе 1834 г., был очень плохо встречен ханом. Он приехал просить Батур-хана не препятствовать продвижению двух тысяч коканских всадников, которые должны пересечь часть его владений, чтобы достичь Шахрисябза. Они направились туда за дочерью. аталыка, обрученной с Мохаммед Али-ханом, чтобы торжественно доставить ее в Кокан. Батур-хан ответил послу, что, находясь в состоянии войны с аталыком и зная враждебные намерения коканского хана, он, повинуясь голосу благоразумия, не может удовлетворить его просьбу. «Если хан, — добавил он, — посылая свои войска в Шахрисябз, не имеет других намерений кроме того, чтобы выставить эскорт для своей будущей супруги, то вполне хватит и 200 всадников, и если свита не превысит этого числа, они смогут беспрепятственно пересечь мои владения». Вскоре после прибытия, посол уехал, чтобы сообщить своему господину об отказе бухарского хана.

Через несколько дней Батур-хану вновь представился случай уязвить, в соответствии со своим планом, коканского хана. Коканский посол [47], отправившийся в 1831 г. в Константинополь через Хиву, минуя Бухару, умер на обратном пути в Персии от чумы. Та же участь постигла и многих людей из его свиты. Его сын и пять или шесть всадников, оставшихся от свиты, приехали 31 января из Мешхеда в Бухару и остановились в караван-сарае Исмаил Ходжа. Они везли с собой великолепную саблю, посланную султаном в подарок коканскому хану. Батур-хан захотел посмотреть эту саблю и приказал сыну посла прислать ее ему. Сын посла ответил, что хан просит у него невозможного, так как сабля находится в футляре, опечатанном печатью самого халифа, и он не может сломать печать, не рискуя остаться без головы по возвращении в Кокан. Хан, раздраженный отказом, повторил угрожающим тоном приказ передать ему саблю, которую он обязательно хочет видеть. На этот приказ сын посла ответил, что если хан имеет твердое намерение совершить над ним насилие и оскорбить коканского хана, его господина, и халифа (султана), сломав печать, то должен завладеть этой саблей силой, так как добровольно он не согласится отдать ее в чьи бы то ни было руки, кроме своего господина. Хан, оскорбленный дерзостью ответа, немедленно приказал выгнать сына коканского посла из города, передав ему, что он может вратиться в Кокан той же дорогой, какой ехал в Константинополь. Все думали, что он вместе со своей свитой будет отдан в руки туркменов, и считали их уже мертвыми, пока не узнали, что они прибыли в Хиву. Это оскорбление, нанесенное коканскому хану, было равно объявлению войны, и все готовились к скорой войне. Тучи сгущались, гроза, казалось, вот-вот разразится. Тем временем кушбеги пустил в ход весь свой ум, чтобы не допустить войны, от которой пострадал бы в первую очередь. Он использовал огромное влияние, которое оказывал на своего господина, чтобы вновь отдалить от него узбекских вельмож приблизившихся к нему во время последней кампании и постоянно подстрекавших его к войне, обещая блестящее мщение ханским врагам. Кушбеги живо описал Батур-хану несчастья, какие принесет долгая и кровопролитная война, которую он вел бы один против всех государств Туркестана, объединенных против него. Хан начал уже колебаться, когда 10 марта из Кокана приехал другой посол. От имени своего господина он приехал просить возвратить аталыку крепости, захваченные у того прошлым летом, и выяснить, по какой причине Батур-хан выгнал Бухары сына коканского посла.

До отъезда посла эта последняя новость не дошла еще Кокана. Посол узнал ее от правителя Ура-Тюбе, коканской крепости, расположенной на границе Коканского ханства с Бухарией, тот указал ему, что неосмотрительно отправляться с миссией в Бухару после подобного оскорбления. Он порекомендовал послу отправить курьера с сообщением о происшедшем и ждать приказа. Посол отправил к своему господину курьера который и привез приказ — продолжать порученную ему миссию в Бухаре и, кроме того, выяснить причину оскорбления, на несенного коканскому хану в лице сына его посла.

Новый посол прибыл в Бухару в дни праздника Ноуруз, продолжающегося около шести дней. Хан продлил народные празднества до 15 дней и больше обычного старался принимать участие в веселье своих подданных. Накануне войны, казавшейся неизбежной, он, видимо, хотел показать народу и коканскому послу свое спокойствие и уверенность в благополучном исходе

Но в конце концов кушбеги взял верх над вельможами во влиянии на Батур-хана, и в первых числах апреля коканский посол получил красивое почетное одеяние, что свидетельствовало о примирении, а 15 апреля он получил, наконец, аудиенцию у хана и долгожданный ответ: крепости, возвращения которых требует коканский хан, будут аталыку возвращены, а что касается сына посла, выгнанного из Бухары, то послу дали уклончивый ответ, почти равный извинению. Посол уехал через два часа после аудиенции в сопровождении бухарского посланника, получившего поручение подтвердить ответ, данный послу. Человеком, на которого Батур-хан возложил эту миссию, был Исхак Якуб Ходжа Накшбенди, потомок св. Бахауддина. Выбор, сделанный ханом, ясно свидетельствует о том, что он все же опасался недовольства Мохаммед Али-хана в связи с оскорблением сына коканского посла. Другой посол мог бы быть подвергнут такому же оскорблению, но Якуб Ходже нечего было опасаться. Мохаммед, Али, несмотря на свой буйный характер, мог лишь засвидетельствовать ему свое почтение. Он боялся бы гнева даже своих подданных, если бы осмелился прибегнуть к какому-либо насилию против этого святого лица. Во время моего пребывания в Бухаре мне дважды представился случай говорить с этим ходжой, которому в Мазаре я даже нанес визит. Он высказал мне свое пожелание увидеть Россию.