Читать интересную книгу Том 5. Дар земли - Антонина Коптяева

Уже много дней миновало с тех пор, как Ярулла поднялся впервые в люльку верхового. Порозовели березовые перелески, обсохла, встопорщилась вышедшая из-под снега прошлогодняя трава. Прилетели грачи, отощавшие после долгих странствий, звонко засвистели, запели, заливаясь на все лады, скворчики, вытолкав вместе с перинами из своих квартир нахальных постояльцев — воробьев, а буровики по-прежнему топтались на месте.

Несмотря на их неимоверные усилия, скважина углублялась за сутки иной раз лишь на… несколько сантиметров. Изредка брали пробы — керны. Случалось на счастье, что кернорватели поднимали каменные кругляки до четверти метра длиной. Иногда такие керны пахли нефтью. Буровики нюхали их, даже пробовали языком; и если еще в глинистом растворе появлялись радужные пленки, то лица у людей светлели и труд казался им легче.

Гремит ротор, вращая стальную колонну труб на забое, дрожит вся вышка от этой адовой работы. Сменный бурильщик заболел, и Джабар Самедов сам занял место у пульта управления; стоит словно вкопанный, держа руку в лосевой голице на рычаге тормоза.

Он тоже поблек и прикусил свой неугомонный язык, перемолов весь запас ругательств. А может быть, понял мастер, что бранью не поможешь, если нет самого необходимого?

Когда идет бурение и в люльке нечего делать, Ярулла сбегает вниз, и то помогает зацепить маленьким крюком на канате трубу для наращивания колонны, чтобы подтащить ее с мостков к столу ротора, то инструмент подтаскивает, то чистит лопатой пол, скользкий от глины. Даже вспыльчивый Джабар начинает благоволить к Низамову, видя, как по-хозяйски норовит он использовать каждую свободную минуту.

Все интереснее становится для Яруллы трудное буровое дело.

Когда он, пристегнутый к люльке ремнем, тянется за трубой, висящей на крюке талевого блока, ватник на нем задирается, и злой ветер прохватывает его насквозь, но беречься тут некогда: надо успеть отстегнуть болты элеватора и, пока блок идет вниз, завести стройную «свечу» за выступ «пальца». А тут уже новая труба на подходе, и Ярулла так же сноровисто принимает ее. Славно все идет, пока не нарушается рабочий ритм очередной досадной неполадкой.

Сейчас Ярулла внизу, а Джабар Самедов, хмурый и властный, на почетном посту бурильщика. Красиво работает мастер, особенно когда не бросается скверными словами. Но любоваться на Джабара тоже некогда: по ходу дела Ярулла сам соображает, что нужно, и направляется на подмостки взять новое долото: скоро придется менять… Он уже выбрал деталь, похожую на рыбий хвост, как вдруг руки его опускаются. Он бледнеет, хотя ничего страшного не случилось. Просто к буровой вышке подошла женщина в ватной стеганке…

32

Ярулла сразу узнал ее. Разве можно не узнать эти жгучие глаза, это круглое лицо с ярким румянцем и волосы цвета воронова крыла, выбившиеся из-под серого платка.

— Здравствуй! — крикнула она, волнуясь и открыто радуясь его растерянности.

Низамов не расслышал приветствия в грохоте буровой, сразу выбитый из колеи, молчком поднял нужную деталь и понес к ротору.

«Ох сумасбродная! Зачем приехала?!»

Однако овладевшее им смятение подсказало и ему, что он не зря боится Зарифы: совсем не желая этого, он думал о ней гораздо больше, чем о Наджии. Сознание своей беззащитности перед маленькой озорницей рассердило его. Он резко обернулся, готовый к отпору, однако Зарифы уже не было возле вышки: исчезла, словно растаяла.

— Уж не померещилось ли мне? — пробормотал Ярулла.

Вскоре на буровую заглянули Дронов и Семен Тризна.

— Слушай, Низамов, ты когда-нибудь видел автогенную сварку?

Самедов без церемонии оттеснил своего верхового от Дронова квадратным плечом.

— Где он ее видел? Я сумею: работал монтажником в Грозном.

— Я тоже желаю помогать. Пусть не видел, а вы покажите.

— Все тебя учить да учить! Поставь пол-литра — научу.

— Вот, понимаешь, вроде старый режим получается! — пожаловался Ярулла, все еще взвинченный неожиданной встречей с землячкой. — Мастер буровой — прямо красота, да! А ведет себя — даже совестно, как товарищи лекторы говорят, переживания прошлого.

— Но-но! — прикрикнул Джабар точно на лошадь, и, балуясь, больно ткнул Низамова под ребро оттопыренным большим пальцем.

— Ты полегче! Я, понимаешь, очень чувствительный…

Инженеры посмотрели на Яруллу — неуклюжего в брезентовой спецовке, натянутой поверх ватника, — и рассмеялись: казалось, ничем нельзя было пронять этакого здоровяка.

Остроглазая Зарифа заметила не только растерянность Яруллы, но и раздражение, с которым он отвернулся.

— Подумаешь, разозлился! Будто я к нему во двор въехала! — обиженно шептала она, поспешно уходя от буровой. — Какая жалость, что Наджия до сих пор киснет в Урмане, а то побежал бы прятаться за ее широкие юбки!

И все-таки радость встречи и невольное смущение любимого человека побеждали горькие чувства, оживляли глаза Зарифы ярким блеском.

Такой задорно-оживленной и предстала она в конторе перед Груздевым.

Недоверчиво глянул Алексей на залетную пташку с высоты своего громадного роста.

А она без суеты и поспешности достала и разложила перед ним на столе документы: комсомольский билет, удостоверение об окончании курсов, характеристики от организаций.

Груздев все внимательно следил за движением ее маленьких расторопных рук, мозоли на них особенно пришлись ему по душе.

«Вот лучшая характеристика для девочки, у которой такие сокрушительные глаза, — подумал он. — Телогрейка и грубые сапоги — прямо скажем, никудышный для красавиц наряд! — ничуть не умаляют у нее сознание собственного достоинства».

Однако (именно поэтому) Груздев пожалел юную трактористку и попытался охладить ее пыл:

— Условия работы у нас исключительно тяжелые, я уже не говорю — в зимнее время! И тракторы не первой молодости: всякая заваль старого выпуска нам достается. Еле успеваем ремонтировать, а обслуживать надо несколько буровых точек…

— Вы думаете, я не сумею? С текущим ремонтом справлюсь, а если что серьезное — поможете. Морозов не боюсь. Так что, не подведу…

— На словах ты бойкая…

— Постараюсь и на деле.

— Ну, гляди!

Зарифа спрятала комсомольский билет, остальные бумаги подвинула к директору буровой конторы, на всякий случай прижала с одного края пресс-папье, чтобы видно было и не разлетелись по столу, и, стуча большими, не по размеру, сапогами, пошла к выходу. Глядя ей вслед, Груздев весело покачал головой.

— Прелесть работничек!

Солнце тоже улыбалось Зарифе, весна так и дышала пьяной прелью травы, запахами влажной земли и талой воды, снежные сугробы сходили на нет и в тени.

С минуту молодая женщина стояла, словно завороженная теплом и светом, потом решительно направилась к транспортному цеху, где все было под открытым небом: и склад, и мастерская по ремонту, и конная база. Зарифа уже знала, что для перевозки тяжелого оборудования по бездорожью нефтяники нанимали в деревне целые табуны лошадей, представила гужевую упряжку, растянувшуюся на добрую сотню метров, бьющихся в постромках коней, и по-мальчишески свистнула.

— Нефыть бы поскорее нашли, тогда объекыт сразу техникой разбогатеет, а пока обойдемся. Сладим, товарищ Груздев! — сказала она, с трудом вытаскивая ноги из черной раскисшей земли.

Трактор ей достался и правда старый: обыкновенный, много поработавший «фордзон». Прежде чем выехать на нем в первый рейс, Зарифа проверила и вычистила все его изношенные детали. Наблюдая за тем, как озабоченно и энергично действовала она на своей рабочей площадке, второй тракторист конторы Здренко и конюх посмеивались:

— Оглаживает, ровно теленка!

— Ты ему градусник поставь!

— И поставлю!

— Что за краля трефовая!

Длиннорукий Здренко, обнаглев, облапил ее, но она вывернулась и хлестнула его по лицу грязной ветошью.

— Вот это да! — сказал он, кривясь от досады. — Валяй, девка, толк из тебя выйдет.

— Не знаю, вышел ли толк из тебя, а валять дурака ты мастер, — ответила она спокойно и строго.

Работая, Зарифа снова и снова вспоминала встречу с Яруллой и проклинала себя за растерянность и несвойственную ей слабость, которые толкнули ее к Магасумову.

— Привыкнешь, — говорила Бибикей перед свадьбой, — многие ли девушки выходят замуж по любви? Живут, не умирают и родных не заставляют сгорать от стыда.

Но ее строптивая дочь не смогла привыкнуть к немилому мужу. При одной мысли о близости с ним она закипала гневным возмущением, бурлила, словно река в половодье под оковами льда. Река взламывает самый толстый лед, а как быть человеку?

33

Через несколько дней Зарифа подкатила на «фордзоне» к землянке-общежитию.