Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Саша вышел на работу через три дня. А еще через неделю принес аванс – в два раза больше, чем зарплата на старом месте. Ровным голосом предложил ей уволиться из паба. Она отказалась, но после, подумав, перешла на полставки, чтоб хватало времени на детей. Муж бывал дома редко, мотался по объектам, ездил в недолгие командировки. Дней пять после ссоры он ночевал на диване в гостиной, потом вернулся в спальню, но взял себе отдельное одеяло. Не хотел до нее дотрагиваться даже во сне, даже случайно.
Федерико заходил почти каждый день. Приносил вкусности и дорогие игрушки детям, носился с ними по квартире, вопил и улюлюкал. И все время смотрел на Машу, особенно, когда думал, что она этого не видит. Смешно. Этот взгляд – почти невозможную смесь холодного любопытства, презрения и похоти – она бы почувствовала даже через стену. Каждый раз, когда Рико уходил, она обещала себе, что в дом его больше не пустит. И каждый раз пускала. Потому что он нравился детям. И потому что жизнь с деньгами была гораздо легче, чем без них. Она боялась навредить Саше. То есть, Алексу. Он снова привык к этому имени, надел его на себя, как много раз стиранный и оттого мягкий свитер, который почти не чувствуешь на теле. Ему пришлось переодеться. Рядом с Федерико было комфортно Алексу, но не Саше.
Через пару месяцев они уехали в командировку вдвоем. На целую неделю. Маша взяла на работе отгулы и водила детей по кондитерским, паркам развлечений и кинотеатрам с мультиками 3D. День накануне возвращения Алекса они целиком посвятили зоопарку, а вернувшись, поужинали пиццей и мороженым и сели рисовать. Сын заснул прямо за столом, положив голову на листок, где желто-красный полосатый зверь ел синюю траву. Дочь, душераздирающе зевая, дорисовывала жирафа, работающего шлагбаумом на переезде. Оказавшись наконец в своей постели, Маша легла прямо на покрывало, завернула его край на ноги и закрыла глаза. Той ночью ей совсем ничего не снилось.
На следующий день в Москве была нелетная погода, поэтому Алекс вместо семи вечера оказался дома почти в двенадцать. Свет в квартире не горел. Он разулся, прошел на кухню, обнаружил на холодильнике новый рисунок: похожий на сардельку морж с боцманскими усами катался на самокате. Внизу было написано печатными буквами
«М О Р Ш С П А Р Ц М Е Н».
Алекс усмехнулся: дочь пошла в него, явно не гуманитарий. Заглянул в гостиную, в свете заоконного фонаря увидел спящую на диване Машу. Подошел, тихо сел на пол. Она дышала неслышно и казалась совсем юной. Что-то с ней происходит. Почти перестала краситься, даже на выход. Дома вместо легких халатиков и сарафанов носит широкие трикотажные штаны и свои «беременные» футболки. Как будто прячется в этом бесформенном коконе. От кого? Ведь не от него же? Алекс аккуратно, двумя пальцами, отвел в сторону упавшую на лицо жены прядь волос, легко коснулся щеки. Маша, не открывая глаз, взяла его за руку и потянула Сашу на себя – неожиданно сильно и настойчиво. Всего через минуту они оказались свободны от одежды, от необходимости что-то объяснять себе и друг другу, от позавчерашних обид и завтрашних разочарований. Они стали так близки, что эта связь казалась неразрывной. Они вжимались друг в друга с такой силой, словно хотели навсегда стать единым существом. И не смогли. Уже после всего, лежа головой у него на груди, она умиротворенно спросила:
– Ну как ты съездил? Все хорошо?
– Знаешь, отлично! Рико, правда, говорит, что все станет ясно недельки через… Маш, тебе холодно? Ты чего дрожишь? Встаешь уже? Хочешь, принесу тебе одеяло?
– Вставай, Алекс, – сказала Маша ледяным голосом, – пойдем спать, завтра рано вставать.
Она кое-как застелила диван, свалила на покрывало Сашину одежду, сверху бросила подушку. Прижав к груди свои штаны и футболку, пошла в спальню. Худые лопатки двигались под тонкой кожей как недоразвитые крылья, на которых не улететь.
После той ночи они практически не общались. «Есть будешь? – Я не голоден». «Есть суп. Вкусный. Разогреть? – И так сойдет, спасибо». Несколько дней после приезда Алекс искал свои солнечные очки: «Ты не видела? Нет? Вроде в кармане были. Ладно. Наверное, потерял по дороге». – «Так ты суп будешь? – Нет». Все, поговорили.
Федерико не приходил почти две недели. И появился как раз в тот день, когда Маша начала надеяться, что больше его не увидит. Она была дома одна, детей забрала мама, Алекс еще не вернулся с работы. Нежеланный гость был пьян. Она испугалась, когда поняла это. Но он уже был внутри, по-хозяйски прошел на кухню, потом в гостиную.
– Иди сюда, Мария, – она сделала шаг, но остановилась. Тогда Рико подошел сам, за руку потянул ее к дивану и ощутимо толкнул в грудь. Она не села, а упала, вжалась в угол, обхватила руками колени. Он начал говорить – с интонациями давно и крепко пьющего человека. Проглатывал звуки, то понижал голос до шепота, то кричал, то почти плакал.
– Дорогих гостей принимают в гостиной, правда ведь? Я же дорогой гость? А? Взял на работу твоего убогого мужа, плачу ему нехилые бабки. А почему? Ты думала хоть раз своими куриными мозгами? А ты знаешь, что он мой друг? Да, друг! А ты, сука, встала между нами! Мне ни одна не отказывала, знаешь ты? Они все лизали мне пятки, лишь бы остаться! А ты, сучка… Ах-ах-а, какая ты сучка… Тварь! Подожди, вот я сейчас… – он порылся в карманах и достал бархатную коробочку. Открыл, сунул ей под нос. – Вот! Это тебе! Кольцо с брюликом! Бери, кому говорю! Дай руку, даааай руку! Сука! Разожми пальцы, тварь. Сломаю ведь! Воооот, молодееец. Но это не за секс, неее. Я никогда не плачу за секс! Они сами приходят и просят. А ты, сучка, не дала! Только никто тебе уже не поверит! – он осклабился. – Колечко взяла – все! Но если – тссс! – мы никому не скажем, если ты мне дашь – никто ничего не узнает. Только сейчас, прямо сейчас, а колечко можешь оставить, хорошее колечко…
Он продолжал бормотать про колечко, про «не узнает», про суку и все лез на нее, хватая руками за грудь, руки, зажимая шею, раздвигая ногами ее колени и пытаясь стянуть штаны – мягкие трикотажные штаны, без молнии и ремня. Казалось, он весь состоит из конечностей – длинных, многосуставчатых, оканчивающихся многими десятками липких пальцев. Маша вырывалась, вывинчивалась из цепких лап, царапалась, впиваясь ногтями в жесткую, горячую мужскую плоть. Подушка! У нее под спиной подушка! Она прижала мягкий прямоугольник к лицу Рико, впихивая, вдавливая ткань в раззявленный зловонный рот, булькающий мерзкими словами. Потом, резко выпрямив ноги, изо всех сил ударила его ступнями. И еще, и еще раз – в грудь, в живот, в солнечное сплетение! Надсадный хрип, страшный грохот, тишина. Она открыла глаза – оказывается, все это время они были зажмурены. Федерико стоял на четвереньках в метре от дивана, хватал ртом воздух. Она вскочила, побежала на кухню, вытащила из подставки самый большой нож.
– Вставай! – Маша пнула ногой тощий зад Рико. – Вставай, гнида! Выметайся отсюда! И кольцо свое поганое забери! – она сорвала с пальца кольцо, швырнула на пол.
– Ссууука… Ты еще пожалеешь… Я вышвырну на улицу твоего поганого мужа… Но сначала я расскажу ему, как мы сегодня покувыркались. И не только сегодня. Что?! Вот так, сссука! Кому он, думаешь, поверит? Другу или сучке-жене? – Федерико тяжело поднялся на ноги, медленно пошел к двери, бормоча под нос. – Я тебя в покое не оставлю, ты у меня еще кровавыми слезами…
Маша закрыла дверь на все замки, прижалась к ней спиной, в ужасе отшвырнула нож. Потом медленно сползла вниз и, наконец, заплакала.
К приходу мужа она успела разогреть суп и немного прибраться в гостиной. На диване, там, откуда она выхватила подушку, нашлись потерянные очки. Они просто застряли в складках ткани. В ту ночь, две недели назад. Она снова пошла на кухню, встала к раковине, начала мыть единственную лежащую там тарелку. Руки дрожали. Круг губкой по гладкому фаянсу. Еще круг. Еще. Оказывается, слезы отлично отмывают жирную посуду.
На кухню зашел Саша, сел за стол. Необязательные разговоры, привычные слова. Будешь суп? Вкусный. Сын заснул за столом. Дочь получила четверку. Федерико не встретил? Нет? Странно, он недавно ушел. Да, совсем недавно…
– Знаешь, я нашла твои очки.
– Да?
Пауза.
– Где?
– На диване под подушкой.
Саша медленно встал, подошел к жене. Встал близко, но так, чтобы не касаться. Ему казалось, что мысли, грохочущие у него в голове, слышны снаружи. Ему нужно было понять, как скоро за ним придут. Наверное, скоро – все произошло совсем рядом, почти на пороге их дома. Должны быть свидетели. Кто-то слышал, как Федерико, кривляясь, живописал свои отношения с Сашиной женой, выбирая для этого самые гнусные, самые грязные слова. Кто-то точно заметил, как Саша засмеялся и хотел уйти, потому что понял, что Федька все врет, от начала до конца. Но Кильдяев начал угрожать Маше и детям, и тут уже не поверить было нельзя, и тогда Саша бегом добежал до близкой, всего-то метрах в тридцати, парковки и на мотоцикле нагнал Федерико, который успел дойти только до соседнего дома. Многие окна были открыты. Наверняка найдутся желающие рассказать, как во дворе раз за разом взревывал мощный мотор и как ватно пружинило под колесами человеческое тело…
- Дождь в Париже - Роман Сенчин - Русская современная проза
- Творчество стихий - Александра Фокина-Гордеева - Русская современная проза
- Светлый город детства - Наталья Олейникова - Русская современная проза