Читать интересную книгу Тайная жизнь непутевой мамочки - Фиона Нилл

— Мы делаем трансплантацию мозга, мама, — говорит Сэм.

— Это для того чтобы он запомнил, как считать до двадцати, — говорит Джо.

— Хочешь, мы и тебе сделаем, мама? — спрашивает Сэм.

Я иду в нашу спальню в поисках Тома, по дороге замечая криво висящую штору; ее Фред наполовину оторвал, играя в прятки, и теперь в том месте, где в прошлом году протек водосточный желоб, на стене красуется пятно, открытое для всеобщего обозрения.

Весь дом требует покраски, подумала я про себя. Однако так же, как и мечта о шкафе для игрушек с одинаковыми пластиковыми ящичками с наклейками, указывающими, куда кому складывать вещи, окраска дома не является первостепенной для исполнения. Но что же надо сделать в первую очередь, задала я себе вопрос. Найти новую уборщицу? Возможно. Утрясти проблемы с празднованием дня рождения Сэма? Наверное. Заняться сексом с Томом? Несомненно! Способствовать разрешению собственного продолжающегося кризиса? Безусловно.

Только одно мне совершенно ясно: неуверенность является источником еще большей неуверенности. Я делаю попытку проследить путь, приведший меня к потере веры. Том прав. Семена, вероятно, были посеяны еще год назад, когда сразу после полуночи прозвучал телефонный звонок от Кэти. Каким-то глухим голосом, который бывает после нескольких часов рыданий, она спросила, нельзя ли ей прийти к нам и остаться на ночь. Она сказала, что все расскажет, когда приедет с Беном; сыну ее было тогда три годика, но мы и так поняли, что случилось. Трещины были заметны уже в течение некоторого времени. Были посещения консультанта по семейным отношениям, когда горечь была уже настолько глубока, что даже воздух вокруг них казался кислым, и произошел громкий скандал на праздновании сорокового дня рождения моего брата, когда Кэти забыла предупредить своего теперь бывшего мужа о том, что ей необходимо поработать в выходные, а это означало, что ему придется присматривать за Беном и отменить сеанс массажа спины.

— Послушай, если я не буду работать, у нас не будет хватать денег! — кричала она.

— Мой психотерапевт говорит, что я должен иметь достаточно времени и пространства, чтобы думать и найти свое внутреннее «я», открыть в себе детское начало! — вопил он в ответ.

— Думаю, тебе нужно сначала отыскать свое внешнее взрослое проявление, — огрызалась она.

— Это невероятно… — бурчал он.

— Самое ужасное то, — сказала Кэти (мы уже уложили Бена и выпили по нескольку бокалов вина), — что он опережает меня в процессе принятия решения, так что нет никакой возможности примирения. Тебе кажется, что ты знаешь, о чем думает твой партнер, а потом он говорит тебе, что не уверен даже в том, любит ли тебя, и ты начинаешь задумываться об истинности собственных чувств и перестаешь в них верить.

Мы согласно кивали. До той поры я еще ни разу не подвергала сомнению силу нашего с Томом эмоционального слияния. Он, кстати, поднялся наверх и нашел для нее носовой платок. Когда он протянул ей его, она расплакалась еще больше — такая забота была ей непривычна.

— Ты такой надежный, Том. Если бы только я вышла замуж за мужчину, который расставляет специи в алфавитном порядке! — всхлипывала она.

— Если бы только я женился на женщине, которая ценила бы такое качество, — пошутил он.

— Я думала, что, поскольку мы поженились, мы будем стараться делать эту работу вместе, даже если бы все складывалось против нас. Я уверена, у него кто-то есть, он не способен принимать решения самостоятельно.

Когда мы пошли в тот вечер в постель, Том сказал:

— Ну, вот и конец нашим вечерним просмотрам футбола в пабе по средам… — И заснул.

И это действительно было пределом его сожаления.

— Меняются вещи, а не люди, жизнь продолжается, Люси, — сказал он на следующее утро. — Действительно, Кэти, вероятно, лучше уйти от него. Он никогда не изменится.

— Люси, Люси, пойдем, а не то опоздаем, — говорит Том, стремительно входя в спальню, повязывая галстук и надевая пиджак.

Едва мы закрываем за собой входную дверь, в меня вселяется чувство удивительной легкости, и причина его такова, что в течение нескольких часов я буду ведомой; Том, обуреваемый схожими мыслями, протягивает мне руку, и я принимаю ее. Одно лишь время — драгоценный товар, и предвкушение удовольствия посвятить какое-то время друг другу, просто так, без всяких дел, — сенсация, которую мы оба смакуем. Несколько шагов мы проходим в молчаливой гармонии, и я чувствую прилив оптимизма при мысли, что мое нарушенное равновесие могло бы быть восстановлено, если бы мы только проводили больше времени вместе. Возможно, в течение минуты я продолжаю вспоминать время до рождения детей, когда были лишь Том и я, когда мы могли оставаться в постели в течение всех выходных, читать все газеты и делать короткие перерывы. Потом я осознаю, что машина, к которой мы идем, исчезла.

— О Боже! Я же оставила ее сегодня днем возле школы! Мальчики захотели пойти домой пешком. Ну как же я об этом забыла… — бормочу я, пытаясь просчитать, как долго мне придется расплачиваться за это нарушение. Приблизительный подсчет с учетом того, до какой степени его предстоящая поездка с этим ресторанным представлением компенсирует его отсутствие, подсказывает, что библиотека в Милане мне поможет. И я права. Лишь часы, проведенные вместе в гармонии, имеют для нас сейчас ценность.

— Не волнуйся, я сбегаю за машиной, а ты пока иди по направлению к школе, — говорит он, стартуя со скоростью спринтера, от которой, я уверена, он откажется приблизительно через сто метров, так как выдохнется.

Я думаю о Полли, работающей над своим эссе. Интересно, куда девалась вся та информация, которую я нахватала за время того периода интенсивных штудий — от школы до университета? Она утрачена навсегда? Наверняка закат начался в годы рождения детей, тогда мне приходилось осваивать целые пласты новых интересов. Коляски, например. Несколько лет назад я могла бы написать длинное эссе о колясках. Приобретение нашей первой потребовало времени больше, чем покупка автомобиля. И большиих дискуссий, чем покупка нашего дома. Помню беседу, состоявшуюся у меня на работе с парой моих коллег-мужчин, у которых были малыши, как раз в то время, когда я была беременна Сэмом. Уставшие от беготни по магазинам для мам и малышей в конце недели, расстроенные и сбитые с толку огромным разнообразием колясок, мы вместе сидели в комнате для переговоров, вооружившись различными каталогами и надеясь про себя на то, что мы уже сравнили и проанализировали достаточное количество информации, чтобы прийти к какому-то заключению. Однако спустя полчаса мы по-прежнему продолжали спорить о таких проблемах, как вес, способ складывания, разборка, цвет, украшения… Анализ количества вариантов казался бесконечным.

Потом, когда родился Сэм, новым приоритетом стала медицинская экспертиза. Главным стало точно знать, как использовать стеклянную пластинку, чтобы различать вирусную и менингококковую сыпь; полезно было знать, что цифровые термометры выдают показания, которые всегда чуть-чуть завышены; и было унизительно обнаружить, что противовоспалительные способности савойской капусты и мороженого горошка гораздо выше, чем у других овощей. Теперь список специальных предметов расширился еще более. Его возглавляют школы. Глубина знаний, требуемых для того, чтобы доминировать в этой специфической области, достойна степени доктора философии.

Я поднимаю глаза и вижу Тома, бегущего мне навстречу и размахивающего руками.

— Ее там нет! — кричит он.

— Господи, неужели опять украли? — обмираю я. По крайней мере, на этот раз я твердо знаю, что запасных ключей я не теряла.

— Ты уверена, что оставила ее у школы? Пойду домой и спрошу Сэма, если он вспомнит, — говорит он, немедленно принимая на себя ответственность за решение этой проблемы и бегом устремляясь к дому.

Через несколько минут он появляется. Есть что-то комичное во всей этой его беготне, словно он живет в темпе ускоренной перемотки, в то время как я блуждаю в диапазоне замедленного воспроизведения. Я начинаю улыбаться.

— Не понимаю, почему это тебя забавляет, мы уже на три четверти часа выбились из графика! — кричит он уже сердито, хотя его лицо так близко от моего, что ему нет никакой необходимости повышать голос. — Сэм говорит, что ты оставила ее у входа в кофейню «Старбакс». — Однако чем больше он злится, тем сильнее я веселюсь. — Я действительно видел синий «пежо» на углу, но мне и в голову не пришло, что ты припарковалась где-то в совершенно невообразимом месте.

Теперь мы бежим вместе. Минуем те же самые дома и деревья, мимо которых я прохожу каждый день по дороге в школу, приветливо машем рукой симпатичному мужчине, гуляющему с черным лабрадором, замечаем, что один из уличных фонарей сломан, пробегаем мимо нового супермаркета, перескакивая через ноги бездомного бродяги, который всегда сидит тут на улице. Хотя мы бежим в ногу и в одном темпе — и людям на тротуаре, мимо которых мы пробегаем, должно быть, приятно видеть физическую синхронность наших движений, — на самом деле мы не могли бы быть более отдалены друг от друга, чем сейчас. Тем не менее, машину мы все-таки находим.