Даже Волк словно вспомнил свое щенячье детство и весело прыгал, безуспешно пытаясь догнать шустрых сурков, которые маленькими часовыми застывали у своих норок, и молниеносно исчезали в них, как только к ним с веселым лаем приближался такой добродушный сейчас на вид пес.
Вскоре травы стали редкими, жесткими; их место заняли сначала высокие стебли, усыпанные мелкими, подобными крошечным колокольчикам цветками. Затем исчезли и они. Только камни теперь безмолвно следили за всадником и его псом; их все чаще замещали снежные куртины. Здесь начиналась тайная тропа в долину, где жила травница.
Охотник переночевал меж корней огромного, неведомо как выросшего в камнях можжевелового дерева, нижние сухие сучья которого пошли на крошечный костер. Где-то рядом всю ночь бродил какой-то хищный зверь, спугивая иногда сон охотника недовольным урчанием. Может Свет занял его место? Если и так – это обстоятельство никак не помешало Свету прекрасно выспаться, иногда вспоминая во сне самые волнующие моменты прошлой ночи.
Точно в указанном месте охотник повернул коня в незаметное со стороны ущелье. Оно было настолько узким, что можно было иногда коснуться руками сразу двух противоположных каменных стен. Тут всегда царил полумрак, и всегда было холодно. Но дорога была на удивление ровной и натоптанной, словно поток путников здесь не иссякал.
Холод в одно мгновение сменился живительным теплом – как только Свет преодолел очередной крутой поворот. Перед путниками внизу лежала маленькая долина, представлявшая собой отсюда – где ее можно было окинуть взглядом всю разом – цветущий сад с маленьким домиком посреди. Свет понял, что какой-то местный катаклизм, а может, чьи-то могучие чары остановили в этом месте лето, и оно никогда и никуда не уходило отсюда.
Вот у избушки показалась женщина, к которой, очевидно, охотник и направлялся. Ведя в поводу коня, он спустился вниз по извилистой дорожке и направился прямо к дому, где его ждала… тетка Любаша; а еще запах ее знаменитых пирожков. Понимая, что таких совпадений в жизни не бывает, он махнул перед глазами рукой, призывая этим жестом одну из тех сил, которые вроде как должны были дремать в нем. Чудесная картинка уступила место другой – не менее удивительной.
Теперь перед Светом стояла маленькая старушка со смеющимся лицом, мало чем напоминавшая дородную Любашу. Но запах пирожков не исчез; да и Волк с шумом сглотнул – он тоже учуял знакомый запах. Старушка оперлась руками на стол из тесаных досок, стоящий тут же, под открытым небом, и веселым голосом почти пропела:
– Здравствуй, Свет. Вовремя ты – как раз подоспел к пирогам.
– Я не один, – усмехнулся он, кланяясь и косясь на пса.
– И Волка накормим, – усмехнулась старушка.
Свет понял, что слухи о ясновидении Зохры не были преувеличенными; по крайней мере, в том, что касалось прошлого путников.
– Садись, – Зохра сдернула с широкого блюда, полного горячих пирогов, полотенце, расшитое неведомыми зверями, – все вопросы потом.
Умывшись при помощи нехитрого, никогда невиданного устройства, которое Зохра назвала рукомойником, Свет уселся за стол. Откусив от первого пирога внушительный кусок, охотник закрыл глаза и представил себя дома, в избе тетки Любаши и дядьки Радогора, в кругу его большой семьи, и вдруг отчаянно захотел, чтобы все это случилось наяву. Чтобы не было битв и сражений, погребальных костров и даже… Халиды. Если бы пошлое можно было вернуть, он готов был пойти на такую жертву.
– Увы, – прошелестел рядом чужой голос, – прошлое можно увидеть, но не вернуть.
Зохра вернулась за стол. Теперь ее глаза не смеялись. Но за тем, как молодой охотник утоляет богатырский аппетит пирогами и холодным козьим молоком, она наблюдала с искренним удовольствием.
– Вкусно, – признался Свет, и неожиданно спросил, – а не страшно здесь одной, тетушка?
– Здесь мало кто бывает, – ответила ему Зохра, улыбнувшись, – к тому же у меня есть защитник.
Она показала пальцем на пушистого серого кота, который грелся рядом на солнышке. Тот, словно поняв, что речь пошла о нем, вскочил, выгнул спину, и направился к хозяйке.
– Мой Пушок, – ласково сказала старушка, – кот, каких больше не осталось в подлунном мире. Кстати, как и твой Волк.
Она теперь показывала на огромного пса, который, к искреннему изумлению Света, шарахнулся он маленького мышелова как от настоящего тигра. Свет слишком хорошо знал своего пса, чтобы подумать, что наевшийся Волк таким образом выказывает свою признательность. Он пригляделся к коту, запрыгнувшему на колени Зохре. Тот, словно специально, мазнул перед собой воздух лапой, которую украшали кривые острые когти. Но не сами они были примечательны – почтительную опаску внушала какая-то густая маслянистая жидкость, которой были смазаны когти.
Старушка проследила взгляд охотника.
– Это яд, равного которому нет, – понятной гордостью заявила она, – в это трудно поверить, но среди его далеких предков есть и кошки, и ядовитые змеи. Что было тому причиной – каприз природы или злая шутка чародея – не скажет уже никто, потому что Пушок – последний в своем роду.
Она отослала Пушка обратно на нагретое солнцем крыльцо и перешла к вопросам, за ответами на которые пришел к ней Свет.
– Мастер Дамир написал мне, какую непомерную ношу взвалил ты на свои плечи. Но я не смогла увидеть того, что ждет тебя впереди. Твое прошлое я читаю в глазах – детство, отрочество, заполненное трудом взрослого мужчины; наконец, трагедию твоего рода. Ну и еще кое-что, происшедшее совсем недавно, – лукаво улыбнулась она, – однако что-то, или кто-то мешает мне заглянуть в твое будущее. Такой могучей силы, скрывающей грядущее, я еще не встречала.
Свет медленно поднялся с лавки. Он совсем не жалел, что потратил несколько дней – знакомство с удивительной старушкой очень впечатлило его. А уж ее пирожки…
– Однако, – зазвенел голос Зохры, – я могу сказать, что ждет впереди твоего пса.
Мелкими шажками она подскочила к Волку, схватила его за мохнатые щеки и уставилась в широко раскрывшиеся ей навстречу глаза пса. Свет ощутил начало таинства, когда внутри шевельнулись дремавшие силы, наверное, почуявшие магическое шевеление эфира.
– Вижу, – хрипло начала провидица, – вижу тебя готовым отправиться в дальний поход, рядом с воином. Не могу увидеть его лица, закрытое завесой силы. Вижу только сверкающие доспехи, украшенные изображением солнца – меч, щит, шлем и кольчугу…
Зохра вздрогнула, отрываясь от будущего и переводя взгляд на охотника:
– Знакомый щит – я видела его на воротах Зеленграда.
– Щит Владимежа!
– Владимежа, – эхом повторила травница, – твоего предка.
Зохра окончательно вышла из транса и вонзила горящие стрелы своих глаз в наследника великого героя древности.
– Ищи доспехи своего предка, Свет, – прохрипела она, – без них тебе не победить врага. В них он оставил свою силу.
– А разве?.. – начал охотник, бросаясь к старушке, которая явно отдала ворожбе все свои невеликие физические силы.
– Нет, – покачала головой старушка, усаживаясь с его помощью на широкую скамью, – в талисмане только душа, которую он оставил своему новому роду; может быть часть его силы, как и в каждом другом доспехе. Лишь собранные воедино, они могут противостоять самому отвратительному и ужасному колдовству.
Зохра удивительно быстро набралась сил; она встала напротив охотника.
– На склоне своих лет, Владимеж, чувствуя приближение смерти, вызвал к себе старшего сына. Он взял с наследника клятву, что тот выполнит все заветы отца. Великий князь сказал, что покидает на время Зеленград, отправляясь туда, где оставил свою душу – еще не будучи Великим князем; до знакомства с матерью своих детей. Он оставил сыну доспехи, дарованные ему Небом, взяв с собой лишь меч. Князь не вернулся в Зеленград, и вскоре в главном храме города и государства водрузили гроб Владимежа, который на самом деле – искусно обработанная глыба розового мрамора. Где покоится на самом деле Великий князь, неведомо никому…
Свет переночевал у доброй старушки и с первыми лучами солнца простился с ней. Он снова направился вверх по ущелью, чтобы вырваться на простор горных лугов и направить коня туда, где начиналась дорога в Зеленград, древнюю столицу государства славинов.
Глава 7. Би Рослан
Поздним вечером Любин наконец добрался до Обители. Он искусно накинул на себя тень безмерной усталости и подошел к костру, вокруг которого сидели, вяло переговариваясь, парсы.
– Мир вам! – обратился к ним Любин, – позвольте погреться у вашего костра.
– Садись, путник! – парсы до сих пор пребывали в приподнятом настроении, согретые и доброй вестью об исчезновении проклятья племени, и кружками терпкого вина, – голоден ли ты?