Безумству храбрых поем мы песню! Папá тоже ходит без охраны?
— Конечно. Ну, кроме торжественных случаев.
— Надо бы его предупредить…
— Саша, охрана не нужна. Посмотри на этих людей! — и он указал рукой на толпу на платформе. — Они все — наша охрана.
— Ты идеалист, Никса.
— Понимаешь, ну, какой ты государь, если тебе нужна охрана от собственного народа?
— Не обязательно тиран, уверяю тебя. Какое бы решение ты не принял, обязательно найдутся люди, которым это не понравится.
— Это не значит, что они станут последователями Орсини.
— Кто это?
— Террорист, который покушался на Наполеона Третьего в начале года.
— «Молодая Италия»?
— Да.
— Кажется, что-то припоминаю.
— В нашем народе, Саша, слишком крепка вера, чтобы такие вещи были возможны. Что ты ухмыляешься?
— Вспоминаю о будущем. Эпидемии терроризма, повальном атеизме и всех четырех революциях.
— Мрачные у тебя пророчества!
— Зато верные.
— Надеюсь, что у нас это будет не так кроваво, как во Франции? — спросил Никса.
— С чего это ты надеешься? Страна огромная, народ нищий, аристократия не любит себя ничем ограничивать. Где будет больше жертв и разрушений: если упадет маленькая Франция или если рухнет такая махина, как Россия?
— Насколько?
— Самой разрушительной из революций будет третья. И настолько, что весь якобинский террор покажется милым пикничком утонченных интеллигентов.
— Два миллиона голов — пикничек?
— А десять не хочешь? Это если голод и болезни не считать. И будет это не пару лет, а сорок, а потом — еще тридцать — террор лайт на фоне загибающейся, так называемой «социалистической» экономики. И расстреливать будут не за вину, хотя бы воображаемую, а просто за принадлежность к дворянству, священству или политической оппозиции.
— Все-таки ты сумасшедший, — сказал Никса.
— Тебя предупредили, да?
— Да, — вздохнул он.
— Ну, не верь. Будешь крепче спать.
— В Вандее, кажется, было что-то в этом роде…
— Молодец. Кое-что знаешь. А теперь сравни Вандею и Украину, скажем. Сколько Вандей уместится на территории Украины?
— Навскидку не скажу.
— А сколько Украин уместится в России?
— Я понял. Саша, а царя казнят?
— Почему же только царя?
Никса хмыкнул.
— Со всей семьей, как мечтали господа декабристы?
— Ну, почему же только с семьей? Еще слуги есть. И лейб-медик.
— Декабристы до такого не додумались.
— Ну, так! Они были аристократы. А царскую семью расстреляет полуграмотный мастеровой.
— Ты знаешь имя расстрелянного императора?
— Николай Второй.
Никса помрачнел еще больше.
— Это не ты, — сказал Саша. — Если бы это был ты, может быть, ничего бы и не случилось.
— Почему?
— Потому что ты умнее.
Никса усмехнулся.
— Ошибок наделает?
— Не то слово! И не он первый.
— Папá?
— Думаю, что и не он первый. Но, наверное, еще можно что-то исправить, если я здесь.
— Саша, ты помнишь, что было 10 июля?
— Этого года?
— Да.
— Совсем не помню.
— Мы уже вернулись из Финляндии, ты еще неплохо себя чувствовал, и, кажется, не был болен. А 10 июля был спиритический сеанс.
— Духов вызывали? — усмехнулся Саша.
— Дух дедушки.
— Мы присутствовали?
— Нет, детей не пустили. Хотя мне было очень любопытно. Но нам рассказывали. Сеанс проводил английский столовращатель Дэниел Юм. В Большом Дворце. Были папá, мамá, бабушка, дядя Константин, поэт Алексей Толстой, дочка поэта Тютчева — мамина фрейлина Анна Федоровна, принц Вюртембергский и еще несколько человек…
— Явился Николай Павлович?
— Не смейся, явился. Все положили руки на стол, и тогда в разных углах комнаты раздались стуки, а стол поднялся на пол аршина над полом и стал наклоняться из стороны в сторону. На нем стояла масляная лампа, и она не упала, а пламя не потухло. Начались вопросы, и духи стали отвечать стуком, соответствующим буквам алфавита. Бабушка почувствовала, как кто-то коснулся ее платья, потом руки, и снял с нее обручальное кольцо. Потом эта рука взяла колокольчик из папиной руки, перенесла по воздуху и отдала принцу Вюртембергскому.
— Знатный фокусник этот ваш Юм.
— Думаешь, он мошенник?
— С рукой и колокольчиком — точно. Шоу для развлечения публики. Со стуками может быть добросовестное заблуждение.
— Почему ты считаешь, что только твои пророчества верны?
— Потому что я не беру за это денег.
— Он тоже не берет!
— Значит, как-то иначе получает награду свою: подарки, связи…
— Ну, может быть.
— И что напророчествовал?
— Молчат все.
— Ага! — усмехнулся Саша.
— Духи сказали, что слишком много народа. Им трудно так отвечать. Пришлось удались несколько человек.
— Угу! Скептиков!
— Да-а. Анну Федоровну в том числе. Тютчев занимается спиритизмом, вызывает дух князя Черкасского. Она говорит, что пророчества духа, как две капли воды похожи на мысли ее отца. И даже стиль ответов похож.
Саша хмыкнул.
— И что предсказал дух?
— Что Россия возьмет Констатинополь и станет новой всемирной христианской империей.
Саша прыснул со смеху.
— Ну, да! У него и стихи есть на эту тему. Извини, Никса, но щита на вратах Цареграда я тебе не обещаю, мытья сапог в Индийском океане — тоже. Рад бы, да врать не буду.
— Зиновьев мне сказал, что ты ему за обедом, как бы между прочим, рассказал об освобождении Болгарии.
— Это верно. Болгарию освободим. Но не более того.
— Он сказал, что ты описал ему болгарскую кухню, болгарские пейзажи и даже запах степей.
— Я много видел в своих снах.
— Саша, что ты говорил о добросовестном заблуждении?
— Знаешь, лучше один раз увидеть. Ты же хотел поприсутствовать на спиритическом сеансе?
— Да.
— Что, если я для тебя устрою?
— Ты?
— А что ты удивляешься? Левитации колокольчиков не обещаю, зато блюдце может пойдет, куда надо, я же знаю будущее.
— Блюдце?
— Сеанс будет по продвинутой технологии двадцатого века. Запоминай, Никса! Нам понадобится: большой лист плотной белой бумаги… ватман уже делают?
— Да.
— Отлично! Еще циркуль, карандаш, свеча и блюдце из тонкого фарфора, чем легче, тем лучше. Сможешь достать?
— Легко!
— Только пообещай мне не воспринимать слишком всерьез. Салонное развлечение — оно и есть салонное развлечение.
— Обещаю, если ты мне потом объяснишь, в чем заблуждение.
— Конечно. Слушай, а они связали свой спиритизм и мою болезнь?
— Еще бы! Я просто не успел рассказать. Ты почувствовал себя больным как раз во время сеанса. Но мы были в Фермерском дворце, а родители — в Большом дворце. Когда вернулись, ты уже был без сознания. Тогда мамá поклялась, что больше никогда не будет баловаться подобной чертовщиной.
— Хорошо, что ты мне об этом рассказал, — проговорил Саша.
— Ты мне, кстати, какую-то неизвестную сказку Пушкина обещал, — напомнил Никса. — Про царя Никиту.
— А! Ну, слушай:
Царь Никита жил когда-то
Праздно, весело, богато,
Не творил добра, ни зла,
И земля его