Мэдди отправилась на кухню и помогла Бесс приготовить ленч. Мужчины вышли из кабинета, и Мэдди заметила, что отец качает головой.
Неужели они поругались? – испугалась она. Но оказалось, что он просто восхищен особенно мастерским ходом.
– Он меня обыграл, Мэдлин. Он долго не двигал своего коня, а когда мой слон перестал ему мешать, его конь вдруг налетел и захватил моего ферзя и моего короля.
– Да, это успех, – сказала Мэдди. Она часто играла с отцом в шахматы, но редко у него выигрывала, о чем и сказала, накрывая на стол.
– Ваш отец замечательно играет, – сказал виконт. – Просто мне улыбнулась удача.
– Удача? Да вы, Уэллер, хитрец! Вы терпеливо выжидали. Я умею признавать поражение.
Хотя отец и проиграл, он был в отличном настроении – он любил интересную игру.
– Наша сегодняшняя игра напомнила мне об одном особенно хорошем ходе в поединке с одним заезжим викарием много лет назад, – сказал он.
После ленча отец отправился в свою комнату вздремнуть, а Мэдди, чувствуя воодушевление, объявила, что пойдет в сад. Небо на западе было затянуто тучами, дул прохладный ветерок, но солнце еще светило ярко.
– Я пойду с вами, – сказал виконт. В саду Мэдди подстелила рогожу, чтобы можно было встать на колени и прополоть грядку. Лорд Уэллер разочарованно вздохнул.
– Мне предпочли сорнякам? – пробормотал он, словно обращаясь к сидевшему на ветке воробью. – Как низко я пал! Это должно поставить меня на место. Мои поцелуи, очевидно, совсем не ценятся.
Мэдди рассмеялась.
– Хочу предупредить вас, милорд, что этот участок сада хорошо просматривается из окна комнаты моего отца.
– А, понимаю, осторожность – это достойная добродетель. – Он с театральным испугом оглянулся через плечо. – А где нас не будет видно?
– На другом конце грядок…
– Так почему бы нам не переместиться туда?
– Мы переместимся, когда прополем всю грядку.
– Понятно.
Он снял перчатки и шляпу и, наклонившись, с яростью набросился на сорняки.
– Придется мне вам помочь, чтобы побыстрее покончить с проклятыми сорняками. Тем более что у меня на уме более приятное занятие.
Он полол быстро, но не слишком аккуратно. Мэдди видела, как вместе с сорняками он вырвал несколько цветков, но не стала его ругать. Было смешно видеть, как пэр Англии занимается таким низменным трудом ради благосклонности дамы.
И этой дамой была она.
Принимать ухаживания было весьма приятно. А мысль о том, что он снова ее поцелует, привела ее в восторг.
Она тоже начала полоть быстрее, и скоро они дошли до конца грядки и до той части сада, где благодаря высоким кустам их не было видно из окон дома.
Виконт навис над Мэдди, но она не отодвинулась. Она смотрела на него, а не на землю. Не глядя, она вырвала из земли последний пучок сорняков и вдруг вскрикнула от боли.
– О! – Мэдди отдернула руку, но было поздно – она обожглась крапивой.
– Погодите! – сказал виконт. – Больше ничего не трогайте.
Она и не собиралась. На глазах выступили слезы. Удивительно, что такая невзрачная с виду трава может причинить такую боль. Надо было не пялиться в глаза виконту, а смотреть, что делаешь. Она ведет себя как влюбленная девчонка, а ведь она не так молода и должна вести себя благоразумнее, отругала она себя.
Однако, ругая себя и хлопая ресницами, чтобы смахнуть слезы, Мэдди все же сообразила, что не надо тереть веки пальцами, чтобы не занести в глаза жгучий сок крапивы. Лорд Уэллер в это время вел себя довольно странно: согнувшись, он просматривал высокую траву, будто что-то искал.
– Нашел! – торжествующе воскликнул он. Вырвав из земли растение с широкими листьями, он начал втирать их сок в ее покрасневший и горевший палец. Боль почти сразу утихла.
– Спасибо, – с облегчением выдохнула она. – Вы, оказывается, не хуже Томаса разбираетесь в растениях.
– Я вырос в поместье родителей, и наш управляющий настаивал, чтобы я побольше был на природе. Он научил меня разбираться во многих вещах, как и полагается хорошему фермеру.
Они сели на деревянную скамейку возле клумбы с цветами.
– Ваш управляющий? А разве ваш отец не жил в поместье? – неуверенно спросила она, опасаясь, что задала слишком личный вопрос.
Лорд Уэллер на минуту замолчал. Выражение его лица стало замкнутым. Потом он вздохнул и сказал:
– Так же как вы, я еще в детстве лишился родителей. Когда мне было десять лет, умер отец, а через четыре года – мать.
– О, простите! – импульсивно воскликнула Мэдди и положила ладонь ему на руку. Дотронувшись до него, она не знала, что делать дальше: если она сразу же отнимет руку, он подумает, что она неискренна в своем порыве, а не отнимать…
Он разрешил ее сомнения тем, что сначала накрыл своей рукой ее руку, а потом, перевернув ее ладонью вверх, поцеловал, не обращая внимания на налипшую на нее грязь.
– У вас доброе сердце, Мэдлин. Да, мне было тяжело. Я чувствовал себя потерянным. У меня была одна бабушка, которая жила в поместье до тех пор, пока я не пошел в армию. Я служил в армии Веллингтона во время войны с Наполеоном…
Он замолчал, и по выражению его лица Мэдди поняла, что у него не было желания говорить на эту тему дальше. Многие англичане воевали против Наполеона в те долгие годы войны. Некоторые рассказывали об этом часто и охотно, другие не говорили совсем. Мэдди понимающе кивнула.
Возможно, именно потому, что Эйдриан потерял отца в юном возрасте, он с таким искренним удовольствием проводит время с ее отцом, подумала она.
– Отец просто наслаждается вашим обществом, – закончила она свою мысль вслух.
– А я – его обществом. Но еще больше я наслаждаюсь обществом его дочери.
В его голосе Мэдди уловила печальные нотки. Прежде чем они поженятся, пройдет четыре недели, при этом каждую неделю должно быть очередное оглашение… Неужели для счастья ей отпущено так мало времени?
Вся эта история про пьяную дуэль и про кузена, который намерен убить его, конечно, ужасна. Но наверняка можно что-то сделать… найти какой-то способ и остановить безумца.
Между тем виконт уже гладил ей шею, и от этого прикосновения все в Мэдди затрепетало. Все чувства словно ожили.
Как ему это удается?
Она забыла про крапиву и непроизвольно приготовилась насладиться его прикосновениями. Мэдди даже повернула к нему лицо, надеясь на поцелуй, но Эйдриан, казалось, сосредоточился на движениях своих рук. Они заскользили вниз – от коротких рукавов летнего платья до запястья.
– Но я такая грязная, – запротестовала Мэдди.
– Это хорошая, честная английская грязь, – усмехнулся он.
Он поцеловал сначала одну руку, потом другую, а она обняла его за шею и более чем охотно упала в его объятия.