и подумай сам.
Конечно, Володя всё прекрасно знал и понимал, что товарищ своим примером предлагает ему поставить себя на Серёжино место, когда даже мандолину в дом просто так не принести – ее ещё и спрятать надо, чтобы отцу на глаза не попалась. Да, Володя слышал о том, что из всех детей в семье одному Серёжке доставалось от отца за десятерых. Вот ведь бывает же такое, когда самый младший оказывается самым смелым и не может стерпеть несправедливость даже в ущерб собственной шкуре! Когда Серёгин отец швырнул камнем в их кошку Мурку за то, что та стянула со стола кусок мяса, и сломал ей лапу, Серёга два дня не ходил в школу. Дорого ему обошлась защита своей любимицы! История эта не могла укрыться от соседей. Многие шанхайские ребята её знали. И ни для кого из них не было секретом, что у Серёги дома идёт настоящая война, что заступничество матери и старшей сестры не всегда помогает, а отцу-инвалиду хотелось бы, чтобы и младший сын боялся его так же, как остальные дети. Если представить себе, что ты приходишь домой, а у твоего отца при виде тебя сразу начинают чесаться руки, так что сгодится любой повод, то и вправду остаётся только удивляться, откуда после этого может взяться такая тяга к музыке. Ведь Серёга побежал нынче в Первомайку за мандолиной, которую наконец-то выпросил у кого-то из обитавшей там родни.
– Да, Вить, я понимаю, – кивнул Володя. – У Серёги жизнь не сахар.
– А молодчиной я его считаю потому, что он не врёт никогда, – пояснил Витя. – У таких горячих и честных, как Серёга, жизнь всегда не сахар, потому что они с нею один на один. Именно такие против старого насмерть стоять готовы и соврать не способны даже по мелочи. Вот он, Серёжка, никогда не станет списывать у соседа. Он для этого слишком гордый. Не справился с задачей – значит получает, что заслужил. Он привык отвечать за себя сам. Ему нет нужды казаться лучше, чем он есть. И вот это – по-настоящему, это дорогого стоит. Вот таких людей среди нас должно быть как можно больше, чтобы продолжить дело Ильича. Тех, для кого быть важнее, чем казаться. Я так думаю, Володь. А ты?
На этот раз Володя не смог выдержать пристального взгляда этих глубоких синих глаз: они умели заглянуть прямо в недра души, сами становясь бездонными, даже пугающими, такими, что перед их силой невозможно устоять.
– Хорошо, Вить. Я никогда больше не буду у тебя списывать, – тихо пообещал он. – Честное пионерское!
Свой первый концерт ребята дали в новеньком Доме культуры, как и планировали, к дню рождения Ленина. Праздничную программу открывала та самая песня, которая так сплотила юных музыкантов ещё прежде, чем их струнный квартет превратился в оркестр. Правда, разучить мелодии всех революционных песен, которые им хотелось сыграть в этот день, ребята не успели. Однако даже Вася с Володей не стали расстраиваться по этому поводу. «Камаринская» стала настоящим гвоздём программы и принесла оркестру всеобщее признание. К тому же оркестранты уже проголосовали за то, чтобы подготовить на следующий год более обширную программу. А это был первый их концерт, и длился он целый час.
Многие хлопцы и девчата надели вышиванки, ради которых накануне были перерыты все сундуки, а те, кому меньше повезло в поисках, – простые белые рубахи и блузки. Впрочем, таких оказалось немного. Даже Серёга был при полном параде благодаря своей двоюродной тётке из той самой Первомайки. А как аккуратно были причёсаны его вечно всклокоченные строптивые вихры! Жаль только, в зале не сидел его отец. Может быть, увидев Серёжу таким солидным и красивым, он изменил бы своё мнение о нём. Зато были другие родители, в том числе шахтёры, а также учителя и ребята со всех концов Сорокино.
После каждого номера зал горячо аплодировал, чем дальше, тем громче, дружнее и дольше. А ребята и девчата в ответ на эти овации расходились всё пуще. Они уже чувствовали себя настоящими артистами, вдохновлённые вниманием и поддержкой своей благодарной публики.
Витя дирижировал, весь превратившись в слух и пуская в дело не только движения рук и пальцев, но и повороты головы, и взгляды. Каждый номер был для него ещё и испытанием, которое он снова и снова проходил с честью и, весь светясь от счастья, кланялся публике в ответ на очередной взрыв аплодисментов. И в гордости, переполнявшей его до краёв, уже не было ни тени смущения. Он имел на неё право. К тому же гордость за ребят в его сердце была неотделима от гордости за себя самого.
Чувство общего творческого свершения окрыляло его. Оно служило ощутимым подтверждением его причастности к великому общему делу, ради которого всего два дня назад он принёс торжественную клятву верности и получил комсомольский билет. Это была радость, к которой он так долго готовился и с которой связывал так много ожиданий, что теперь ему даже не верилось в свершившееся, и только живое звучание созданного им оркестра, восторженное буйство, яркость и сила музыки говорили сами за себя.
Игнат
После концерта ребята разошлись не сразу. Всем хотелось поделиться друг с другом радостью успеха. Но Витю в этот вечер тянуло прогуляться в одиночестве. Сказывалось напряжение последних дней, волнение, которое он так умело скрывал от ребят. Уж очень хотел он, чтобы они все до единого оказались на высоте! А теперь он ощущал даже какое-то опустошение, хотя знал, что это скоро пройдёт. Его охватила задумчивость, желание вчувствоваться в свою усталость. Такое с ним уже бывало. В этом состоянии он мог уходить в себя так глубоко, что мир вокруг словно исчезал.
Так брёл Витя в сторону Шанхая, погружённый в свои мысли и рассеянно глядя себе под ноги, когда навстречу ему из-за угла вывалился пьяный дед Игнат, так что он едва не споткнулся. Очутившись над полулежащим на земле телом, Витя бессознательно наклонился к нему, чтобы помочь подняться, но тот замахнулся и ударил его по руке ладонью с чёрными от грязи ногтями:
– Да пошёл ты… Слышь!
Чуткий Витин слух отчётливо уловил в сиплом голосе звериную злобу, глубоко затаённую, но неожиданно лютую, словно оскал острых собачьих клыков, при виде которых в животе разливается мертвенный холод, будь даже пёс на короткой цепи. Вот и дед Игнат был так пьян, что подняться мог разве лишь на четвереньки, но у Вити по телу побежали мурашки, и