Витя, вне всякого сомнения, за что Витя был ей очень благодарен.
– Видно, лучшей няньки для Лелечки так и не сыскалось, – с притворным недовольством проворчала мать, припоминая Марусе её прежнюю шутку. – И как это малая и впрямь засыпает там у вас без Витиной балалайки!
Подросшая Лелечка, уже научившаяся и ходить, и разговаривать, правда, пока что на своём, особом, малопонятном взрослым языке, тем временем сидела на лавке возле Вити и заворожённо слушала, как он наигрывает одну за другой любимые песенные мелодии. Она внимательно наблюдала за движениями его пальцев, забыв обо всём на свете и как будто подтверждая слова Анны Иосифовны. Витина поглощённость музыкой явно передавалась Лелечке, а процесс извлечения звуков из струн сильно волновал её. И Маруся промолчала о том, что – она знала – влекло Витю в Ворошиловград едва ли не так же сильно, как желание повидать Мишу и Лелечку. Ведь тогда ещё это была Витина тайна, которой он не делился даже с матерью.
Каким бы задним чутьем Маруся это не почувствовала, она не выдала его Анне Иосифовне. За всё лето, как бы ни заходил разговор о Ворошиловграде и как бы ни поворачивался, Витина тайна оставалась не нарушенной. И уже осенью, когда старший брат с семьёй уехал, Витя, собираясь навестить его и отвечая на удивлённые вопросы матери, которая не могла взять в толк, отчего это так скоро соскучился он по недавним гостям, признался сам:
– Ты знаешь, мама, у них дома пианино! И Маруся мне играть на нём разрешает, сколько я хочу.
Блеск его глаз сказал матери больше, чем слова. Пианино! Да, это серьёзный аргумент. Мать поняла сразу и потому сдалась:
– Ну, если пианино, тогда конечно.
– Если бы ты слышала, какие у него басы! – вздохнул Витя восхищённо, словно слыша чарующие звуки, что так влекли его.
– Ты хочешь играть на пианино? – сочувственно спросила мать.
– Пианино не балалайка, – ещё глубже вздохнул Витя. – На нём надо учиться серьёзно. Я бы очень хотел! Но где тут возьмёшь пианино? Да и учителя стоящего нет. Может быть, потом, когда я вырасту… Так Маруся говорит. Она всё повторяет мне, что я очень способный и могу поступить хоть в консерваторию, если захочу.
– А ты? – спросила мать, скрывая волнение.
– А я, может, и хотел бы. Пока не знаю, – уклончиво ответил Витя.
Ему уже слишком дорого было Сорокино и ребята, с которыми он здесь сдружился, чтобы всерьёз думать об учёбе где-то в другом месте. Это было то сокровенное, в чём он пока не решался признаться ни матери, ни даже самому себе. Однако мечта играть на пианино таилась в не менее заповедных глубинах его души.
Чёрное лакированное пианино, доставшееся Мише и Марусе от прежних жильцов их ворошиловградской квартиры, притягивало Витю как магнит.
– Я так и знала, что ты приедешь, Витюша! – радостно воскликнула Маруся, открывая дверь. – Проходи скорее. У меня как раз обед готов.
Маруся всегда первым делом отправляла его мыть руки, усаживала за стол и потчевала, а потом уже расспрашивала о делах в Сорокино, особенно о тех, что привели его в Ворошиловград. Она интересовалась Витиной жизнью не менее искренне, чем Миша.
– Я в городской библиотеке тут у вас был, в музыкальном отделе, – рассказывал Витя. – Мне ноты надо было раздобыть. Вот эти, – он вытащил из стопки бумаг, которые принёс за пазухой, красный нотный альбом. – «Песни Великого Октября»! Я его ребятам привезти обещал. Мы будем вместе песни отсюда разучивать. Я, Вася и Володя. Самую первую – вот эту, – он распахнул перед Марусей разворот, заложенный закладкой. – «Замучен тяжелой неволей».
– Ты хочешь её выучить первой потому, что это любимая песня Ленина? – спросила Маруся, припоминая, как Миша рассказывал младшему брату о музыкальных пристрастиях Ильича.
– Не только. Хотя и поэтому тоже. Но мне она сама по себе нравится. Можно, я её на пианино попробую?
– Конечно, – улыбнулась Маруся.
Наступила самая долгожданная минута. Витя уселся на круглый вращающийся табурет и поднял чёрную лакированную крышку. И Маруся ушам своим не поверила, когда он стал наигрывать мелодию песни, пусть слегка замедленно, но ни разу не запнувшись. Она-то думала, что после лета он вовсе забудет, как подступиться к инструменту, и ему придётся начинать всё сначала!
Но Вите не польстило её восхищение.
– Я же одной рукой, – заметил он смущённо. – Хочу попробовать теперь обе партии, как она поётся на два голоса.
Он сомневался в своей способности справиться с поставленной задачей и предпочёл бы, чтобы Марусино внимание обратилось теперь по другому адресу. Однако маленькая Лелечка спала крепко. Ни Витин приход, ни его музицирование не потревожили её сна. И Маруся, заняв руки шитьём, продолжала вслушиваться в гулкие звуки, извлекаемые им при помощи гладких блестящих клавиш. Голос этого инструмента, глубокий, сильный, яркий, был Марусе по сердцу, и ещё более по сердцу была Витина игра.
Правда, в этой песне, которую нынче разучивал Витя, была тяжесть, как в медленной и тёмной осенней реке, по которой плывут облетевшие золотые и красные листья, а небо над нею хмурится, низкое, налитое свинцовыми тучами и готовое пролиться. Ведь пелось в песне о тяжелой жизни и безвременной смерти героя, о скорби и возмездии, и звучала она как зов то ли из недр земли, то ли из-под толщи вод, зов, предназначенный разбудить спящего или даже оживить мёртвого. И была в ней суровая и величественная красота и сила.
Оркестр
В Витином лице не осталось ничего детского, а в глазах его зияла синяя бездна, когда он заворожённо застыл над клавишами, вслушиваясь в последние грозно рокочущие ноты и следом за ними – в тишину, властно заполнившую комнату.
– Эх, жалко, что я мало умею на нём, – произнес он наконец тихо и сокрушённо. – Оно одно как целый оркестр!
Он любовно и печально ласкал взором гладкие блестящие клавиши.
– Оркестр у тебя, считай, и так уже есть в твоём Сорокино, – решила утешить его Маруся. – Там же у тебя и Вася, и Володя! И ещё какой-то Серёжа, ты говорил, хочет с вами…
– Ну, это будет только квартет, – скромно протянул Витя. – Ансамбль, как мама говорит.
– Квартет – отличное начало. Всё в твоих руках! – уверенно заявила Маруся. – Если ты только захочешь…
– Это если столько ребят наберётся, – на всякий случай заметил Витя.
Однако в глубине души он уже знал, что оговорка эта не имеет смысла, ведь за ребятами дело не станет!
Так идею создать струнный оркестр Вите впервые подала Маруся. Тогда он ещё не