– Хуже ада советская артиллерия.
– А лучи – колоссаль! Ослепили нас.
Свет прожекторов немцы приняли зa новое русское оружие. Он потряс их не меньше, чем «катюши» под Смоленском в сорок первом году.
Ошеломленные могучим ударом, гитлеровцы стали отходить. Но по мере нашего продвижения в глубину обороны сопротивление противника все возрастало. Отвоевывать приходилось каждый метр. К этому все были готовы – знали, что многополосную оборону, которая простирается от Одера до самого Берлина, одним налетом огневых средств не сокрушить.
Передний край второй полосы обороны проходил по крутым Зееловским высотам, труднодоступным не только для танков, но и для пехоты. На них были сосредоточены десятки тысяч вражеских солдат, множество орудий и минометов. Подступы к высотам находились под многослойным перекрестным огнем артиллерии и пулеметов.
79-й корпус наступал левее Зееловских высот. Ни одну позицию гитлеровцы не отдавали без боя. Их приходилось буквально выкуривать из каждой щели. То и дело они бросались в яростные контратаки. Только на участке 150-й дивизии за день было отбито пять контратак.
Неширока река Фридландерштром, протекающая перед поселком Кунерсдорф, но заболоченный ее берег очень затруднял переправу. Все же несколько батальонов дивизии, не дожидаясь саперов, ночью на подручных средствах форсировали реку. К утру навели понтонный мост и перебросили пушки.
Батальон Неустроева переправлялся утром. Комбат поспешил в седьмую роту, находившуюся в голове батальонной колонны. К рассвету рота подошла к мосту. Густой молочный туман заметно редел. За мостом шел бой. Слева коротко стучали наши пулеметы, ухали минометы. Ни минуты нельзя было медлить.
– Как только переправится конная артиллерия, – показал Неустроев командиру роты на орудийные упряжки, стоявшие наготове, – двигай за ними! На той стороне сразу поворачивай вправо. Мы атакуем по лесной опушке.
Куксин согласно кивнул, но комбату показалось, что тот слушал его рассеянно, – не отрываясь, он вглядывался в противоположный берег. И вдруг словно застыл, уставившись в одну точку.
– Плоты, плоты! – радостно воскликнул он. – Смотрите, товарищ капитан, вон, где кустарник!
На западной стороне виднелось около десятка самодельных плотов. Повеселевший Куксин отправил за ними солдат. И пока они гуськом бежали по самой кромке моста, остававшейся свободной, пока перегоняли плоты, напряженно следил за ними.
Неустроев считал Селифана Куксина хорошим командиром и любил его. Да и в характере, пожалуй, у них много сходного. Наблюдая за его действиями, комбат как бы со стороны видел самого себя и, как всегда, успокаивался, становился более уравновешенным.
С предпоследней группой ротный переправился на западный берег. Неустроев послал Пятницкого в восьмую роту, чтобы предупредить Гусельникова о начале переправы. У артиллеристов осталась уже одна упряжка, и восьмую роту можно будет пустить по мосту. Надо спешить, туман рассеивается. Да и немцы уже нащупали переправу: снаряды, правда, пока еще с недолетом, но рвутся все чаще и чаще.
Комбат начал волноваться, но в это время сзади кто-то произнес:
– Здорово, Степа.
Неустроев обернулся. Перед ним стоял майор А. С. Твердохлеб, комбат из 674-го полка.
– Мои уже там, – указал Твердохлеб на тот берег. – Меня комполка вызывал. На сей раз наступать рядом будем. Слева от меня идет Давыдов…
Он не докончил – вражеский снаряд бухнул у самого моста, подняв столб воды. Орудийные упряжки и следовавшие за ними взводы Гусельникова заметались. Понтон резко накренился, одно орудие соскользнуло в воду и потянуло за собой лошадей. Два орудия опрокинулись и загородили мост. Образовалась пробка.
Неустроев рванулся туда, но Твердохлеб удержал его:
– Спокойно. Не суйся в каждую дырку. Комроты и без тебя справится.
А Гусельников уже командовал:
– Все на одну сторону, ставь орудия на колеса! Взяли!
Вместе с артиллеристами пехотинцы подхватили пушки и покатили на тот берег.
Порядок!
А с левого берега уже возвращались пустые плоты, «Молодец Куксин, предусмотрительный!» – благодарно подумал Неустроев.
– Так вот я и говорю, – продолжал как ни в чем не бывало Твердохлеб. – Был я на КП полка. Порядочные силы, оказывается, в Кунерсдорфе. Два учебных авиационных полка и два пехотных батальона прибыло из Берлина. Их поддерживают десять штурмовых орудий, два дивизиона артиллерии, семь минометных батарей. В тыл немецкого гарнизона комдив направил спецгруппу…
Спецгруппа, о которой говорил Твердохлеб, была составлена в основном из разведчиков 674-го стрелкового полка. Во главе ее комдив Шатилов по рекомендации Плеходанова поставил старшего сержанта Правоторова. Инструктировал его сам – долго, обстоятельно.
С востока город огибала река, с севера и запада к нему примыкал лес, в который разведчики и должны были проникнуть.
Это было вчера, а сегодня правоторовская группа уже в западной части леса. Немцы и не подозревают, что в тылу у них ночевали советские разведчики. Теперь они сидят на деревьях, не сводя глаз с города и подступов к нему. Выявлять себя преждевременно группа не должна, иначе фашисты ее сомнут. Она начнет действовать, как только батальоны разовьют успех. Пока же только наблюдение.
Ночью немцы явно нервничали. По лесной дороге, уходившей в сторону Берлина, то и дело фыркали автомашины, стрекотали мотоциклы, тарахтели повозки. Похоже, что-то вывозили из поселка, но возвращались машины еще более тяжело нагруженными. Очевидно, везли горючее, боеприпасы. Вслушиваясь в гул моторов, Правоторов подумал: «Давайте, давайте! Завозите больше. Богаче трофеи будут».
С рассветом гарнизон притих.
На той стороне речки Гусев оборудовал командный пункт. На краю лесной посадки в спешно отрытом окопе раскрасневшийся радист возился с рацией. «Я – «Уралец»! Я – «Уралец»!» – монотонно повторял он в микрофон, но, видно, его не слышали, и сержант нервничал.
– Ничего, ничего, – успокаивал его Гусев. – Видно, КП полка меняет свое место. Сейчас услышат…
«В спокойствии и выдержке Кузьма не уступит Василию Давыдову», – отметил Неустроев. Окинув взглядом поле, вздохнул. Исходные позиции для атаки нелегкие: чтобы ворваться на окраину поселка, надо пройти открытое поле, которое гитлеровцы, несомненно, заранее пристреляли.
Ударили пулеметы, но треск их вскоре поглотил грохот «катюш». Вот это кстати! Наступила пора для очередной атаки.
Седьмая рота в четвертый раз устремилась вперед, пытаясь ворваться в поселок. Из-за грохота «катюш» и самоходок не слышно стрельбы противника, однако на поле, в гуще наших цепей, то и дело вырастают клубы дыма. В бинокль да и простым глазом видно, как падают бойцы. В роте замешательство. Остановиться под минометным огнем – это же самоубийство. И комбат послал Пятницкого с распоряжением – продолжать движение, несмотря ни на что.
Но уже через несколько минут Куксин сам выправил положение. С криком «ура» первым бросился вперед. Солдаты поднялись за ним. Бегут минуту, другую… Вот Куксин вывел бойцов из смертельной зоны. Но что это? Ротный упал и не поднимается. Неустроев отогнал мысль о его гибели. «Наверное, ранен…»
Гитлеровцы кинулись в контратаку, пытаясь отбросить роту назад. Положение обострилось. Солдаты снова залегли и открыли огонь по контратакующим фашистам. Слева подоспела рота из батальона Твердохлеба. И в ее составе взвод Греченкова. Как вовремя! А справа поднялась рота Гусельникова. Воспрянула духом и седьмая и с криком «ура» пошла вперед. Крик подхватили другие роты, и по цепям наступающих покатился призывный клич. Гитлеровцы дрогнули.
Впереди, стреляя на ходу, бежал приземистый боец. Неустроев узнал в нем своего ординарца.
– Смотри, смотри, Кузьма! До чего горяч Петр в бою!
Не слыша комбата, Гусев вдруг закричал:
– Зацепились! Степан Андреевич, зацепились! Неустроев, Берест и Гусев побежали к Кунерсдорфу. Подразделения растекались по улицам, отвоевывали дом за домом, спешили захватить огневые позиции вражеских артиллеристов и минометчиков. Вскоре с ними было покончено. Слышались лишь кое-где автоматные очередш Гитлеровцы бросились к ведущей в лес дороге. Батальоны преследовали их.
На ступеньках углового дома Неустроев увидел Греченкова. Санитар склонился над его левой ногой.
– Что, ранило?
– Нет, товарищ капитан, только оцарапало.
Неустроев приблизился и увидел сквозную рану в икре лейтенанта. Усмехнулся. «Хорошенькое дело – оцарапало!»
– Это еще на Одере, – смутился Греченков. – А в атаке бинт слетел. Прошу, никому только не говорите.
– Не беспокойтесь. Я сам такой же.
Автоматный треск усилился. Неустроев взглянул на дорогу, по которой наши передовые подразделения преследовали гитлеровцев.
«Никуда фашисты не денутся. Лесная дорога с ночи перекрыта, – вспомнил Неустроев. – Там группа Правоторова в засаде».