Вокруг колодца, не смотря на позднее время, толпились и шумели человек двести Апшеронцев. К ним подъехал начальник отряда.
— Давно вы пришли, ребята? спросил он после обычного «здорово».
— Часа три будет, ваше высокоблагородие.
— Напоили верблюдов?
— Никак нет; и люди еще не напились.
— Как же так?!.
— Колодезь один и трудно достать из него, веревки не выдерживают. Ведра два вытащат, а там, смотришь, лопнула… Уже ведер семь так с веревками и пошли на дно… Глубок маленько, ваше высокоблагородие, — сорок сажен! [91]
Один колодезь, да еще с водой на сорокасаженной глубине, на тысячу с лишним людей и на столько же лошадей и верблюдов, — не дурен сюрприз!… Но, признаюсь, он не произвел на меня особого впечатления в ту минуту. Под влиянием должно быть невольного эгоизма, который, при физическом изнеможении, часто пересиливает лучшие стороны человеческой натуры, мне гораздо досаднее было то, что верблюды наши, по обыкновению, остались назади: есть и спать хотелось ужасно!..
Я обратился к моему Лезгину с вопросом, есть ли у него чего-нибудь пригодного для желудка?
— Есть в кармане четыре сухаря, отвечал Насиб.
— Ну, поделись, брат, со мной… да принеси седло под голову.
— Седло еще нельзя снять, — лошадь вся мокрая. Вот, не хочешь ли торбу с овсом?
— Прекрасно, давай!
И вот, среди нестерпимой вони от потных верблюдов, лежавших по всему лагерю, я с трудом прогрыз два почти окаменелые сухаря и заснул безмятежным сном. Не лучше была и доля моих спутников…
Утром, вследствие резких перемен в температуре дня и ночи, я оставил свое спартанское ложе в маленькой лихорадке и пошел взглянуть на степной феномен, называемый Кыныром. Зияющая пасть этого чудовища тщательно выложена камнями и [92] увенчана огромною глыбой на подобие мельничного жернова с круглым отверстием по средине; рядом большая ванна для водопоя, тоже из цельного камня. Вода неприятно-горьковатого вкуса.
Провозившись всю ночь и не набрав достаточно воды, Апшеронцы выступили отсюда в 4 часа утра. С тех пор обступали колодезь казаки и конно-иррегулярцы со своими лошадьми. Уже испытав несколько неудач, люди эти делали последнюю попытку достать воду и, за неимением длинного каната, связывали между собой разные веревки и недоуздки. После долгих хлопот кауга начала опускаться. Не достает. Подвязали еще несколько недоуздков.
— Ну-ка, братцы, тяните… идет!
И несколько наловчившихся казаков дружно перебирают веревку. Раздался неожиданный треск, — казаки отшатнулись. Оборвавшаяся кауга полетела обратно в колодезь и несколько мгновений спустя из его глубины донесся только едва слышный плеск.
Кто-то предложил опустить на веревке киргизскую пику с изогнутым концом, чтобы захватить из колодца ведра и каугу. Сказано-сделано. Крючок, действительно, зацепил что-то тяжеловесное, но веревка оборвалась и на этот раз, и, к общему огорчению, все полетело назад… Раздался сигнал к выступлению. Казаки поспешно вскочили на непоенных коней и без воды пустились в безводную степь… Как не замедлили обнаружить последствия, это была большая неосторожность. [93]
Киргизы, равнодушно смотревшие до сих пор на все неудачи наших кавалеристов, теперь обступили колодезь и моментально спустили в него одного из своих собратьев, перехватив его за талию концом длинной веревки. Не прошло и двадцати минут, как они спокойно уже поили своих лошадей, вытащив предварительно из колодца целую груду солдатских ведер и котелков. Что значит привычное дело!
Солнце в этот день светило как-то особенно ярко и часов в десять запекло так сильно, что невозможно было держать ноги в раскаленных стременах или прикоснуться к оружию. От сильного жара многие жаловались на головную боль. Лошади покрылись пеной; струи пота сбегали на их копыта, шаг их становился все медленнее и некоторые всадники уже слезли, видя заметное изнурение своих коней. Между тем, до Ак-Мечети, цели нашего движения, оставалось еще вдвое более, чем мы успели проехать, и в виду этого, положение наше становилось критическим… Но как помочь делу?
Направо от нас на краю горизонта подвигалась какая-то масса, подымая густые облака пыли, и мы остановились на несколько минут, чтобы направить туда свои бинокли. Оказалось, то были Апшеронцы, повернувшие в сторону от дороги на промежуточные колодцы Узун, так как в эту жару было бы совершенно немыслимо для пехоты пройти в один день от Кыныра до Ак-Мечети. [94]
Во время этой остановки полковник Л. обратил внимание на несколько тропинок, которые пересекали нашу дорогу и подобно радиусам направлялись к одному пункту влево от нас. Касумка полетел узнать, куда ведут эти тропки, и минут через двадцать снова показался в отдалении.
— Сюда, сюда! надрывался Касумка, махая своею шапкой, — колодезь!..
Киргизы помчались туда, как шальные. За ними молча поехали и мы, почти не сомневаясь в том, что неизвестный, по всей вероятности, заброшенный колодезь, не отмеченный даже на карте и случайно найденный почти на краю караванной дороги, доставит нам если не каундинский нектар, то какую-нибудь отраву, которая может поспорить с ним. Наконец, кричали «колодезь», но воды могло и вовсе не оказаться в нем, и это казалось тем вероятнее, что не хотелось верить, чтобы проводники не могли не знать о существовании колодца в таком близком соседстве. А заподозрить их преданность мы еще не имели основания…
В версте от дороги, в маленькой впадине, поросшей полынью, мы еще издали увидали небольшое и единственное отверстие, обложенное камнями. Киргизы уже достали ведро воды и с сияющими лицами поднесли его начальнику отряда; тот приказал одному из проводников выпить раньше, а затем попробовал и сам, — эта предосторожность считается не лишнею в виду слухов о том, что Хивинцы [95] отравили некоторые колодцы. — Превосходная вода! — воскликнул Л.
Я заподозрил в этом возгласе умышленную похвалу и с недоверием приподнял ведро. Большая часть из нас в такой степени была измучена жаждой и зноем, что всякую лужу приняла бы как спасение. Представьте же теперь наш восторг, когда вода действительно оказалась превосходною во всех отношениях, — холодною и чистою, почти как у лучшего горного ключа на Кавказе!.. Вода! кажется, чем тут восторгаться? Мы ее забывали на целые месяцы при обыкновенных условиях жизни. Да, кто не провел несколько дней в пустыне под палящим солнцем, кто не задыхался и не испытывал головокружения от жажды, наконец, кто в продолжении целых недель не пил под именем воды самые убийственные микстуры, — тот, пожалуй, не поймет нашего восторга пред убогим колодцем прохладной воды! Но мы никогда не забудем этого колодца, так кстати подвернувшегося нам 28 апреля. Из проводников никто не знал его туземного названия Курук, и потому тут же… за веселым завтраком, я предложил окрестить его Незабвенным, и под этим именем он уже нанесен на карту.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});