В тюрьме я знал, что комиссар врет. Что-то говорит искренне, что-то нет, искусно переплетая ложь и правду, но в целом я каждое его слово рассматривал сквозь призму потенциальной лжи. Ее слова я не могу проверить, как и слова комиссара, но в отличие от того лощеного типа, каждое ее слово принимаю за истину последней инстанции. Почему?
Да, она вытащила меня, спасла от продажных мордоворотов правоохранительной системы. Спасла от бандитов, оторвавшись от погони. Но преследует этим она СВОИ интересы. Свои, а не мои. Она делает то, что выгодно ее долбанному корпусу, и плевать ей, что чувствует паренек по имени Хуан Шимановский.
Это главный момент, который я в спешке упустил из виду, подавленный эффектом наглого убийства Феликса Сантьяго и последующими событиями. Я не могу увидеть другую точку зрения, мне не у кого ее спросить, но предположить, что не всё, сказанное ею, правда, был обязан. А я не предположил.
– Расскажи, как корпус докатился до такой жизни, – начал я закидывать удочки, пытаясь самостоятельно определить границу правды и лжи, опираясь на главное мое доступное от природы оружие – интуицию. Катарина хорошо владеет собой, ее трудно прочесть, но все ведь смертны. – Какие-то хмыри умело подставляют вас в дешевой ситуации с похищением жалкого криминального сынка? Вас, с вашим ореолом всемогущести? А вы после этого сидите и жуете… хм… фекалии, целых три дня, не решаясь действовать и убрать из под удара человека, которого пообещали защищать, и которого попытались украсть после похищения только из-за того твоего поступка? Хотя знали, что этот человек под ударом, где он и что с ним делают? А грязную работу за вас вообще выполняет департамент безопасности? Я знаю, что такое «политика», но в голове у меня подобное не укладывается!
Она опасно прищурилась, но из образа покровительствующей тетушки не вышла.
– Ты неверно оцениваешь корпус, малыш. Это связано со стереотипами, сложившимися в обществе. Я понимаю ход твоих мыслей, но это неверный ход.
Корпус – не преторианская гвардия, устанавливающая свои порядки. Видишь ли, наши королевы несколько умнее, чем принято считать. Представь себе, что сможет истинная, настоящая гвардия, которая бы, опираясь на штыки, диктовала свои условия? Ты же учил историю, смоделируй ситуацию в реалиях двадцать пятого века? Представил?
Я неопределенно покачал головой.
– Смутно. Мне кажется, эпохи преторианцев давно канули в Лету.
– Напрасно. Я могу привести тебе десятки примеров, начиная, скажем, с прогрессивного двадцатого века, когда подобная политическая система работала. Не кривись, работала. Но к счастью, такие эксперименты всегда заканчивались плачевно для режима, в котором устанавливались.
Да, королеву окружают кланы. Да, ведут себя иногда… Нагло. И чтобы осадить их, надавить, нужно иметь за плечами нечто большее, чем голый титул и статус монарха. Нужно иметь силу, собственную, которую будут вынуждены уважать оппоненты. Но кидаться из огня в полымя…
У нее достаточно других механизмов давления, Хуан, – Катарина расплылась в улыбке. – И умная женщина в монаршем кресле должна уметь грамотно ими воспользоваться. Всему должно быть свое место. Это главная мысль, о которой забывают обыватели, когда начинают нас демонизировать.
– Мы можем уничтожить Кампоса, – продолжила она. – Легко. Но только, если она нам прикажет. Это займет час – уничтожение всей его подшефной структуры. Но мы при этом будем орудием, карающим орудием в руках королевы. Таким же, как ДБ, армия и любое другое из доступных ей. Просто мы привыкли к грязной работе и не задаем глупых вопросов, вот и все наше отличие.
А теперь еще раз подумай, какова должна была быть реакция Леи, решись офицеры предпринять что-то без ее ведома?
– Но департамент…
– У департамента другая «крыша», другие задачи и другие полномочия. В отличие от нас. И борьба с организованной преступностью, кстати, одна из главных его задач.
Я задумчиво покачал головой.
– Не знаю. Сложно всё. Я до сих пор слабо представляю, что вы такое, потому так глубоко не копал.
– Ты и не должен копать. Как обыватель. Ореол, имидж – это то, что создавалось вокруг нас годами. Как раз для того, чтобы такие, как ты, не копали.
– Чтоб боялись?
Она кивнула.
– Страх правит миром. Страх неведомого. Это первобытный животный инстинкт, средство выживания. Пока нас боятся, не знают, что мы из себя представляем, нас не трогают. А нам большего и не нужно.
Я поймал себя на мысли, что она завирается, пускает пыль в глаза. Всё обстоит гораздо проще, но она хочет преподнести устройство своего корпуса с таинственной стороны, романтизировав его. Теория пятого дна, конечно, есть, и работает, но не стоит превозносить ее до небес. Но об этом я тактично умолчал.
– Наша основная функция – не силовая поддержка. Основная – это кадры, источник кадров для государственной работы. Проверенных, надежных, преданных, прошедших огонь и воду. Как правило, это различные инспекции, контролирующие службы. Иногда наши становятся начальниками каких-нибудь отделов, выбиваются «в люди», хотя нечасто. Последнее крупное назначение – глава департамента образования. Бестия, Аделия Сервантес. В том коррумпированном бардаке, наверное, только такая, как она и сможет навести порядок! – воскликнула она, и я мысленно с нею согласился.
– Конечно, министерские кресла – редкие исключения, – оговорилась Катарина, – как правило, это все же уровень небольших инспекций, но рядовые инспекторы в них имеют право лично обратиться к королеве. Непростые ведь инспекции, да?
– Верно. Но тут другой вопрос. Знаешь, я как-то думал, что… Махать кулаками и стрелять – немного разные вещи, чем сидеть и корпеть над бумагами в важном ведомстве. Вас ведь для другого готовят, под иное затачивают. И тут такая смена деятельности. Чересчур, не кажется?
Она вновь покровительственно улыбнулась.
– Нет, не кажется. Зерно истины в твоих словах есть, не все и не сразу получают хорошие посты. Начинают снизу, а там кому как везет и кто как себя проявит. Но если у тебя есть способности (а тех, у кого их нет, служба вербовки отсеивает еще лет в тринадцать), растут быстро. Есть и те, у кого… Не получается совсем. Кто уходит в народное хозяйство. Но большинство все-таки справляется с обязанностями. И годам к пятидесяти становится прослойкой достаточно хороших специалистов в различных ответственных частях государственной машины, обычно в силовых структурах.
Кстати, одна из моих бывших наставниц сейчас главный врач в четвертом военном госпитале, это в Авроре. После контракта доучилась в медицинском, а дальше двигалась сама, с упорством, какое привили ей у нас, в процессе обучения. Считается, что она в народном хозяйстве, но согласись, заведовать госпиталем… Неплохой вариант для ангела в отставке!
Я хмыкнул. Да уж!
– А переучивание? Ну, прежде чем идти дальше, нужно ведь обучиться тому, куда…
– Хуан, знаешь, сколько человек ежегодно получает высшее образование, служа в армии? Многие для этого специально в армию идут – для солдат вышка бесплатна, а малоимущим без гранта она не по карману. Чем же мы хуже?
Годам к тридцати у подавляющего большинства из нас уже имеется высшее образование. Юридическое, экономическое, техническое, медицинское – кому что по душе. Времени между караулами уйма, только последняя дура упустит такой шанс! Тридцать пять лет, Хуанито, это такой возраст, когда жизнь только начинается, поверь мне. Вот мы и готовимся к этому моменту заранее, чтоб быть во всеоружии.
Да, этого недостаточно. Приходится учиться всегда, всю жизнь, но это объективный закон мироздания. Но наши девочки прут напролом, выкладываются полностью. Они не знают, что есть слово «нет» и «невозможно», и в этом дадут фору любому специалисту с улицы. А чего не знают – тому научатся, главное в обучении и в работе системный подход, а с этим проблем у них нет.
Она помолчала, усмехнулась. Я сидел и… В общем, кое на что она сегодня глаза мне открыла. То, к чему я раньше относился со скепсисом. «Сын мой, если бы ты знал, как мало нужно ума, чтобы править миром»… С шестнадцатого века ничего в мире не изменилось, правильная организация процесса важнее наличия единичных талантов. М-да…
Я задумался, а Катарина меж тем закончила мысль, вновь романтизируя собственную структуру:
– Мы везде, Хуан. Да, нас мало, но если мы не в силах повлиять на ситуацию, наша задача предупредить, дать знать, что требует дополнительного внимания. Вот это – предназначение корпуса. А ты испугался каких-то кулаков и неуставщины, самого первого, фильтровочного этапа!
Она нервно рассмеялась.
– У тебя было бы большое будущее. Если б ты выдержал, конечно, не сломался. Это сложно, но для того ломка и существует – только сильные попадают в дамки. Теперь уже поздно, ничего не изменишь, но хотя бы знай, что потерял.