В том же году состоялся еще один террористический акт. На этот раз был ликвидирован шпик по фамилии, кажется, Брейкин. Очень был ловкий и опасный тип, ходил за нами по пятам, бывало, негодяй, как из-под земли вырастет у тебя за спиной. Убил его Гр. Андреев и еще кто-то – не помню. Как и оба предшествовавших, это убийство также не было раскрыто. Больше мы террористических актов в том году не допускали. Впоследствии в Уфе были организованы еще одно или два политических убийства, но ни прямого, ни косвенного участия я в них уже не принимал и подробностей не знаю.
Экспроприация браунингов
Летом 1907 года та же уфимская боевая организация большевиков произвела экспроприацию браунингов на уфимском казенном винном заводе. Мы старались руководствоваться принципом: «вооружайся сам и вооружай рабочих за счет врага – самодержавия». Оружие, а тем более браунинги, были нам очень нужны; до этого наша партия закупала их в Бельгии. Участие в этом «эксе» служило и обучением наших новобранцев. В общем, представился случай и бесплатно вооружить свои дружины, и подучить молодых боевиков. Было это в июле 1907 года. Мои давние знакомые по ректификационному заводу (напомню, что в его мастерских я работал в 1904–1906 годах) тайком известили меня, что к ним привезли четыре ящика новых бельгийских браунингов. Оружие предназначалось сидельцам казенных винных лавок – их часто грабили. Складской приказчик Евдокимов, мой приятель (и в свое время самый ревностный читатель книг библиотеки революционной литературы, которой я заведовал), указал мне, где эти ящики лежат, как выглядят, кто и как их охраняет, сообщил другие важные детали. В свою очередь, я передал эти сведения заместителю начальника нашей дружины Владимиру Алексееву. Обсудив ситуацию с товарищами, мы решили эти браунинги взять.
Я, хорошо знавший завод, набросал его план, на котором обозначил интересующие нас его точки – Евдокимов утверждал, что из четырех ящиков один стоит в конторе, а три в кладовой. Поэтому мы решили действовать двумя группами. Пошли в 2 часа ночи – на теоретических занятиях Кадомцев нас учил, что это самое подходящее время для боевых вылазок, и не ошибся. Первый отряд во главе с К. Мячиным (помню в нем Владимира Густомесова, Игнатия Мыльникова, П. Волкова, Гр. Андреева) отправился с повозкой к задним заводским воротам; второй, которым командовал Алексеев (в нем были Федор Новоселов, Тимофей Шаширин и я), двинулся к центральной проходной. Сторож нас, конечно, не пустил и поднял тревогу. Тогда мы перелезли через забор, направили в сторожку Шаширина «успокоить» охранника, а сами отправились к конторе, откуда нам навстречу уже бежал живший тут же М.И. Соболев – помощник начальника винного склада. Мы ему сказали, что если он будет молчать, мы его не тронем, но его выскочившая на шум жена, увидев нас в масках, завизжала. А когда Соболев заметил в руках Алексеева кинжал, и он заорал благим матом. Благо, что на дворе была глухая ночь, и никто эти крики не услышал. Мы схватили Соболева за руки, в рот сунули кляп, но он его тут же выплюнул и продолжал кричать и сопротивляться. Когда стало чуть тише, мы услышали сигнал к сбору и отходу. Выбежали на улицу и присоединились к первому отряду.
У Мячина дело пошло глаже. На заводском дворе они встретили сторожа Маклакова – тот был «свой», хоть и беспартийный; его сын состоял в эсеровской партии. Маклаков согласился тихо и мирно посидеть в своей будке. Потом боевики зашли в мастерскую и арестовали дежурного машиниста, который тоже был эсер и обещал сидеть смирно. Затем они сбили замок кладовой, нашли там и забрали ящики с браунингами и уже возле подводы один на пробу вскрыли. Внутри оказались новенькие вороненые браунинги, каждый с двумя обоймами и кобурой и с большим запасом патронов. После этого нам и был дан сигнал к сбору. Всего, таким образом, нам удалось взять три ящика, в которых оказалось 96 браунингов и 7,5 тысячи патронов.
На другой день Евдокимов, похвалив нас за проведенную операцию, сообщил мне, что и четвертый ящик он накануне отнес в кладовую, предварительно сняв с него упаковочную рогожу, чтобы отвести от себя возможные подозрения. Выходит, зря мы возились с Соболевым – в конторе браунингов не было. Я тогда отругал Евдокимова, но теперь думаю, что он был прав. Во всяком случае, о его сотрудничестве с боевиками до революции никто из заводской администрации не догадывался, и все это время он был вне всяких подозрений.
О нашем нападении из администрации завода сразу сообщили в полицию, но полицейские явились только утром. Сначала никто не мог понять, что ночью на заводе делали неизвестные в масках – кладовая стояла на отшибе двора. Но когда обнаружили, что она взломана, ее заведующий сразу все понял и, говорят, едва не умер от досады. Хотя со временем в нашей дружине завелись провокаторы, это дело охранке раскрыть так и не удалось, и никто по нему привлечен не был.
Так мы добыли почти сотню браунингов. Они пошли на вооружение нашей дружины, которая сыграла большую роль в революционном движении на Урале. Браунинги мы сдали Ольге Казариновой (Кадомцевой) – единственной женщине в нашем отряде, она же их и прятала[40].
Побег из ссылки (1909)
Как я уже рассказывал, после первого ареста в 1907 году, за недоказанностью обвинения, я был административно сослан на три года в Тобольскую губернию, в город Березов. Узнав, куда меня отправляют, я еще в тюрьме начал читать об этом крае и многое о нем узнал. Из Уфы этапом мы выехали 1 февраля 1908 года, а до Березова добрались ровно через два месяца – 1 апреля. При этом пешком двигались только от Тюмени до Тобольска, а все остальное время – на лошадях. В этом путешествии приключилось много всякого: ссыльные отмораживали руки, уши и носы, вываливались из саней, плутали, когда поднималась пурга, но везли нас день и ночь, чтобы успеть в Березов до распутицы.
Ссыльных тогда в Березове находилось около ста. Это были совсем разные люди, включая и таких, которые к политике отношения не имели и в ссылку попали по недоразумению. Например, вместе с одним лодзинским парикмахером, социал-демократом, загребли семерых посторонних молодых людей, его постоянных клиентов, а также одного старого еврея, который и в ссылке постоянно молился. В итоге он стал единственным, кто не изменил своим убеждениям, а все молодые уехали из Березова революционерами. Так жандармы невольно помогали революции.
Общеизвестно, что царская тюрьма и ссылка были школой для революционеров. Там мы читали, там мы учились. По сравнению с другими краями, жизнь ссыльных в Березове проходила в относительно благоприятных условиях. Мы часто по своему желанию устраивали рефераты, была у нас большая библиотека, причем такой литературы, которая считалась в России запрещенной и за которую можно было в ту же ссылку и попасть. Там были труды Маркса, Энгельса, Ленина, Бебеля, Плеханова, Каутского, Лассаля и других марксистов, народников – Чернова, Лаврова, Михайловского, анархистов – Крапоткина, Бакунина и т. д.; масса брошюр.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});