Читать интересную книгу Слова. Том III. Духовная борьба - Старец Паисий Святогорец

Однако если бы говорящий так был духовным человеком, то даже несмотря на сопротивление жены и детей, ему следовало бы убедить их принять то, что согласится дать им испытывающий нужду брат. Если бы нуждающийся брат сказал: "Ты возьмешь себе одну стремму", то другому следовало бы взять себе одну и не сказать ни слова, чтобы брат, взявший себе большую долю, чувствовал себя свободно. Как ни взгляни, но самый справедливый раздел совершается по Евангелию.

Меня поражает великодушие Авраама. Когда пастухи Лота и Авраама стали ссориться из-за пастбищ, Авраам пошел к Лоту и сказал: "Негоже нам с тобой ссориться, ведь мы родственники. Какая сторона тебе больше по сердцу? Хочешь пойти направо или налево?". Лот хоть и отчасти, но поступил из человеческих побуждений, он выбрал Содом и Гоморру, потому что там были зеленые луга, хорошие пастбища для скота[55]. И какого же лиха ему потом довелось там хлебнуть! А Авраам, движимый Божественной справедливостью, желал доставить радость Лоту. То, что Лот поселился в лучшем месте, даже принесло Аврааму радость.

Правосудие Божие

– Геронда, что такое правосудие Божие?

– Правосудие Божие – это долготерпение, которое имеет в себе также смирение и любовь. Бог весьма справедлив, но Он и весьма сострадателен[56], и Его сострадание побеждает Его справедливость. Чтобы тебе было понятно, приведу такой пример: если человеку никогда не представлялось благоприятной возможности услышать о Боге, то Бог будет судить его не в соответствии с тем состоянием, в котором он находится, но в соответствии с тем состоянием, в котором он находился бы, если бы Его познал. Ведь в противном случае Бог не был бы справедлив. У Божественной справедливости свои математические законы: иногда один плюс один равняется двум, а иногда – двум миллионам.

– Геронда, а каким образом Божественная справедливость исполняется над человеком, совершающим какую-то погрешность?

– Человеческая справедливость говорит: "Ты совершил погрешность и должен быть наказан", а справедливость Божественная: "Ты признаешь свою ошибку и раскаиваешься? Получаешь прощение". Погляди, ведь если человек, совершивший преступление, искренне кается и сам сознается в содеянном – хотя на него еще не пало и малейшее подозрение, – то даже человеческий закон относится к нему снисходительно. И если такой человек снисходительно удится даже людьми, то насколько больше снисхождения оказывает ему Бог – праведный и сострадательный Судия.

Все мы находимся в руках Божиих. Бог наблюдает за нами и видит доподлинно все, Ему открыто сердце каждого человека. Он не будет к нам несправедлив. Поскольку есть Божественная справедливость, Божественное воздаяние и – что важнее всего – поскольку Бог нас любит, то все доброе, что делает человек, не пропадает зря. Поэтому тот, кто стремится к справедливому отношению людей, – человек никчемный, совершенно недоразвитый.

Я заметил, что если человек, с которым поступили несправедливо, относится к происшедшему так, как этого требует Божественная правда, то Бог оправдывает его еще в этой жизни. Помню, как после войны к нам в часть приехал генерал вручать ордена. Меня в тот день не было. Когда генерал выкрикнул мою фамилию, из строя вышел один мой сослуживец, родом из Фессалии, и получил награду, которая предназначалась мне. Другие солдаты промолчали, потому что в те времена за такой обман в армии сажали в тюрьму. А когда генерал уехал, тот солдат спрятался в страхе, что остальные изобьют его до полусмерти. И ко мне, когда я вернулся в часть, он боялся подойти. Ходил, ходил кругами и наконец сказал: "Прости меня, я сделал то-то и то-то". – "Ну и правильно сделал, что взял этот орден! – ответил ему я. – Что бы я с ним делал?" Потом он надевал этот орден на парады. А сорок лет спустя сюда в монастырь приехал командующий Первой Армией из Фессалии и привез мне награду – орден Александра Македонского. Увидев его, я не мог сдержать улыбки. Сорок лет спустя! И меня поразило то, что маршал приехал из Фессалии – с родины того солдата, который получил тогда мою награду. Видите, как бывает! Если же мы стремимся к тому, чтобы с нами поступили по справедливости, то, в конечном итоге, теряем и то, к чему стремимся здесь, и то, что Христос готовит нам в жизни вечной за то, что мы претерпели несправедливость. То есть из-за никчемных вещей мы теряем самое главное, вечное. Ведь так или иначе все земное никчемно. Зачем же оно нам нужно?

То, на что монах имеет право, Христос сберегает для жизни иной

– Геронда, что значит "иметь право" на что-либо?

– "Иметь право" – это мирская логика. Чем больше в человеке мирского, тем больше "прав" он имеет. Чем больше в нем духовного, тем меньшими он обладает правами. Особенно монах – у него есть одни лишь обязанности, он не имеет права ни на что. Я хочу сказать, что монах не должен иметь ни к кому никаких притязаний. Ради Христовой любви монах отказался от всего, поэтому, если он стремится иметь в этой жизни какие-то права, это полная ошибка. Ведя себя таким образом, монах оскорбляет Христа, оскорбляет монашество. Люди мира сего "имеют право" на многое – на то они и мирские. Но то, на что имеет право монах – да и просто человек духовный, – сберегает для будущей жизни Христос.

Тенденция "имею право" видна сегодня не только почти во всей [мирской] молодежи, но и среди молодых монахов. Некоторые из них не знают ни того, зачем они стали монахами, ни того, что такое монашество вообще. Поэтому они и носят в себе это "имею право", обладают мирским, духом, [духовно] необъяснимой логикой, человеческой справедливостью – по отношению ко всему. Эта человеческая справедливость, начавшаяся с европейского духа, проникла уже и в монашество.

В нынешнюю эпоху в монашестве нередко можно встретить такой дух: "Я не делаю своему ближнему никаких неприятностей и не хочу, чтобы он доставлял неприятности мне. Я ведь его не обижаю, у меня все в порядке". Или как говорят некоторые монахи: "Я свою работу сделал: где должен был помочь – помог, все, что надо было закончить, – закончил. У меня все в порядке. А что другая работа? Она не моя. Я ухожу – иду в келью совершать свое монашеское правило". Такие люди не задумываются о том, что их брат немощен или у него болит голова, и поэтому он не может выполнить какую-то работу или же работает меньше, потому что был на всенощном бдении и вернулся сильно уставшим. Или же говорят так: "Это моя порция пищи. Я имею на нее право", не думая о том, что их ближний более слаб или же его организм потребляет больше энергии и он нуждается в усиленном питании. В результате всего этого, [телесно] находясь в духовной среде, они доходят до того, что имеют мирской образ мышления и становятся безупречными людьми… мира сего. Знаете, каково видеть людей духовных, но относящихся ко всему по-мирски? То есть я заметил, что многие из монахов – кто больше, кто меньше, – постясь, молясь, ходя на службу, исполняя положенное послушание, нося монашеские одежды, живя по монашескому распорядку, относятся ко всему не духовно, а по-мирски. Они следят, как бы им не сказали обидного слова, как бы к ним не отнеслись несправедливо. То есть эти монахи находятся в рамках мирской справедливости, некоторые не дорастают даже до нее. И вот попробуй-ка теперь прийти с ними к духовному взаимопониманию! Эти монахи стараются устроить все так, чтобы в будущем облегчить Христу бухгалтерские расчеты с собой [чтобы Он не остался у них в долгу]! Притом, что Христос смотрит на степень несправедливости, которую претерпевает каждый человек, и на степень его жертвенности для того, чтобы воздать ему соответствующую мзду, эти люди желают сами произвести [для Христа] расчеты [своих заслуг].

Я возмущен вообще тем образом мыслей, который вижу у некоторых современных монахов. Ну совершенно человеческая справедливость! Однако как человеческая справедливость укладывается в жизнь духовную? На человеческой правде далеко не уедешь, даже в жизни мирской – что уж говорить о жизни духовной! Когда я жил в общежительном монастыре, все тамошние насельники то и дело старались пойти на какую-нибудь жертву. Этот дух царил везде: за работой, на трапезе. Думали сначала о своем ближнем и поэтому жили, словно в Раю. К примеру, сидя за трапезой, монах старался съесть поменьше, чтобы другому досталось побольше. Даже если сам он не отличался богатырским здоровьем, то не придавал этому значения. Такого монаха не заботило, здоров или немощен его ближний. Монах [просто] жертвовал собой. Он не пользовался даже своей способностью к суждению и не говорил: "Если брат съест больше нормы, ему это повредит". Однако с той самой минуты, когда монаха начинает заботить то, как бы его не обидели, как бы ему не перетрудиться, как бы не пропал его труд, – он словно перестает верить в то, что есть Бог, что существует жизнь иная, что каждого ждет грядущий Суд и божественное воздаяние. Да хотя бы он потрудился немного больше [других] – этот труд тоже не будет напрасным. Напрасным бывает лишь труд животных. Но даже и эти несчастные создания жертвуют собой ради нас! И это несмотря на то, что мучаются они по нашей вине. Ведь после преступления праотцев природа стонет вместе с человеком, сострадает ему. Как это страшно! Посмотрите, как мучаются дикие животные, которых ранят охотники! Искалеченные, с поломанными ногами, они не могут убежать от крупных хищных зверей, которые их терзают и пожирают. И при этом несчастные не имеют ни малейшего воздаяния! Если человек не понимает этого, то он не человек. Бог дал ему разум как раз для этого: чтобы он совершал им правильную работу и находил свой путь. Я говорю сейчас не о том, чтобы вы выжимали из себя последние соки, но о том, чтобы вы имели любочестие.