По всей Мексике 26–27 июня 1929 года после трехлетнего перерыва возобновились богослужения.
12 июля с манифестом к мексиканскому народу обратилась Лига защиты религиозной свободы, подчеркнувшая с горечью, что узнала о соглашении правительства и епископата из газет. Будучи поставленной церковью перед фактом, лига объявила о прекращении вооруженной борьбы.
В августе 1929 года командующий Национальной гвардией (так именовали себя «кристерос») Дегольядо издал приказ о роспуске своей армии. В приказе ясно говорилось о предательстве церкви: «Национальная гвардия перестает существовать, будучи не побежденной ее врагами, но покинутой теми, кто должен был бы в первую очередь получить ценные плоды ее самоотверженности и жертв»[152].
В манифесте от 25 июня 1929 года мексиканская компартия осудила соглашение правительства с церковью: «Церковь, которая в течение веков представляла феодально-латифундистские порядки, теперь будет представлять также интересы класса капиталистов, класса предпринимателей-эксплуататоров. Церковь – вечный инструмент, необходимый для удержания в темноте и подчинении широкие народные массы, теперь снова с удвоенной силой возьмется за дело разрушения среди народных масс той небольшой доли политической сознательности, которую они приобрели в ходе революции»[153].
26 июня 1929 года «Правда» откликнулась на окончание религиозного конфликта в Мексике заметкой «Мексиканское правительство капитулировало перед реакцией», тональность которой объяснялась, бесспорно, только что произошедшим запретом компартии Мексики. Отмечалось, что «соглашение, заключенное между правительством и духовенством вызвало недовольство в ряде районов. В штате Мичоакан крестьяне заявили о своем возмущении соглашением и в знак протеста пытались занять церкви»[154]. 28 июня «Правда» сообщила под заголовком «Мексиканское правительство в союзе с реакционерами», что «в Мексике отменен закон, которым ограничивались имущественные права католической церкви. Церковные здания возвращаются духовенству»[155].
Действительно, после того как церковь в августе 1926 года прекратила богослужения в храмах, они были переданы под надзор местных комитетов граждан тех населенных пунктов, где находились. Теперь все здания были возвращены церкви.
Ликвидация церковного конфликта была большим достижением Портеса Хиля. Временный президент попытался также решить и рабочий вопрос в стране.
Статья 123 Конституции 1927 года провозглашала основные права рабочих, однако на местах трудовое законодательство должны были принимать правительства штатов. А они с этим не спешили. В 1928 году только четыре штата – Сонора. Юкатан, Веракурус и Тамаулипас – приняли местные трудовые кодексы[156]. Рабочие требовали принятия федерального трудового законодательства. Однако КРОМ и лабористы, которые при Кальесе имели в стране огромное влияние, с этим не торопились. В самом же Конгрессе ненависть к Моронесу и КРОМ большинства депутатов была настолько сильной, что они блокировали принятие федерального трудового законодательства подчас только затем, чтобы насолить Моронесу.
15 ноября 1928 года Портес Хиль предложил созвать встречу профсоюзов и представителей предпринимателей для того, чтобы выработать взаимоприемлемый проект трудового кодекса, который после этого должен был быть представлен на рассмотрение Конгресса. В качестве платформы для обсуждения Портес Хиль предложил правительственный вариант, который был весьма радикальным по меркам того времени даже в мировом масштабе (например, в США ничего подобного в тот период даже не обсуждалось).
Инициатива Портеса Хиля именно в тот период объяснялась еще и политическими соображениями – он хотел показать общественности, что не КРОМ, а правительство по-настоящему заботится о нуждах рабочих.
Проект закреплял 8-часовой рабочий день (работа в ночное время была ограничена семью часами), обязательный еженедельный отдых, оплачиваемый отпуск после пяти лет работы[157]. Предприниматели были обязаны образовать страховой фонд, из которого осуществлялись выплаты в случаях производственного травматизма. В этот фонд направлялась и часть зарплаты рабочих. Портес Хиль предлагал даже создать на каждом частном предприятии смешанные советы из представителей рабочих и предпринимателей для оперативного решения возникающих конфликтов. Одновременно проект трудового кодекса провозглашал отмену всех законов штатов, выходящих за рамки статьи 123 Конституции. Забастовки могли иметь только экономический характер, и их законность определяли власти. Для объявления забастовки было необходимо, чтобы за нее высказались не менее двух третей рабочих данного предприятия. В случаях с предприятиями транспорта, электро- и водоснабжения необходимо было предупредить власти о начале стачки за 10 дней, в остальных отраслях – за 5. Профсоюзам запрещалось заниматься политикой и принимать в свои ряды «…агитаторов или лиц, которые пропагандируют разрушительные идеи»[158].
Проект предусматривал создание разветвленной системы государственного арбитража трудовых конфликтов, включая Федеральный трудовой суд на правах Верховного суда, члены которого назначались президентом страны.
Портес Хиль надеялся, что первая в истории страны встреча рабочих и предпринимательских союзов поможет установить в Мексике классовый мир. КРОМ, ВКТ и коммунисты согласились принять участие в обсуждении проекта трудового кодекса.
Представители КРОМ быстро покинули рабоче-предпринимательскую конференцию в знак протеста против действий президента Портеса Хиля по «преследованию» их организации.
Коммунисты, которые образовали на конференции Рабочий блок из 47 делегатов, отвергли проект трудового кодекса как недостаточно радикальный. Компартия представила собственный проект, который сразу же натолкнулся на обструкцию предпринимателей. Например, коммунисты предлагали приравнять к рабочим домашнюю прислугу, госслужащих и сельскохозяйственных рабочих, которых в Мексике было гораздо больше, чем фабричных пролетариев. Рабочая неделя должна была быть ограничена 44 часами с оплатой как за 48 часов, минимальная заработная плата, вводимая в обязательном порядке, – составлять не менее 2 песо в день. Социальное страхование рабочих предполагалось осуществлять только за счет средств предпринимателей и правительства. Государственные власти не должны были вмешиваться во внутренние дела профсоюзов.
Сикейрос использовал трибуну конференции для резкой критики правительства, а компартия в целом абсолютно неправомерно охарактеризовала правительственный проект кодекса как «фашистский»[159]. К тому же коммунисты считали бесперспективным обсуждать кодекс с предпринимателями, так как последние были не только против варианта Рабочего блока, но и против основных положений проекта правительства.
Как сообщал в Москву Макар, «буржуазия» решительно отвергала положение проекта, согласно которому при увольнении рабочему было необходимо выплатить заработную плату за три месяца, а если денег не было, следовало продавать с публичных торгов имущество предприятия. «На совещании капиталистов было официально заявлено, что на таких условиях иностранные инвестирования невозможны»[160]. Напрочь отвергли предприниматели и предложение об образовании на предприятиях паритетных советов из рабочих и представителей нанимателя. Не согласны были представители капитала и с обязательным заключением на любом предприятии двухгодичного коллективного договора и обязательным членством всех рабочих в профсоюзе. Они считали это нарушением свободы договора и конституционных прав и свобод. Причем в проекте предусматривалось заключение отраслевых коллективных договоров между двумя третями членов профсоюза определенной местности и таким же количеством предпринимателей. Такие коллективные договоры автоматически становились обязательными для всех предприятий данной отрасли.
Возражали предприниматели и против положения об уплате ими штрафов при нарушении положений коллективного договора[161].
В конце концов, из задуманного Портесом Хилем классового мира ничего не получилось: бизнес, прежде всего иностранный был решительно против кодификации трудового законодательства на федеральном уровне. Конечно, правительство могло бы внести проект кодекса в Конгресс и без всякого обсуждения, тем более что после подавления мятежа Эскобара и исключения из парламента оппозиционных кандидатов, НРП имела там подавляющее большинство. Но этот вопрос решал не Портес Хиль, а «сильный человек» Мексики и вождь НРП Кальес. Он же, похоже, не хотел принятия столь радикального трудового законодательства, опасаясь протестов американских предпринимателей и ухудшения отношений с США.