Взвалив на СССР ответственность за рост авторитета и активную деятельность мексиканской компартии, правительство Мексики весь 1929 год проводило аресты коммунистов, стараясь полностью ликвидировать партию.
К сожалению, и сама МКП ослабила себя. В июле 1929 года в подполье прошел пленум руководства партии, принявший решение о «большевизации» компартии. Под разными предлогами за прежние ошибки из партии исключили самых видных ее членов. Урсуло Гальван, лидер Национальной крестьянской лиги и опора коммунистического влияния на крестьянство, был исключен из партии как «агент буржуазии, предавший интересы пролетариата».[135] Гальван считал, что надо продолжать сотрудничать с правительством в реализации аграрной реформы.
Мотивы исключения Сикейроса были еще более странными: он поддерживал отношения с уругвайской поэтессой Бланкой Лус Брум, а та, в свою очередь, – с находившимся в Мексике в эмиграции никарагуанским патриотом Аугусто Сесаром Сандино. Однако МКП в то время прохладно относилась к Сандино, так как он поддерживал хорошие отношения с правительством Портеса Хиля. В связи с этим Сикейросу предписали по соображениям безопасности порвать контакты с Бланкой Лус Брум, которая в то время была его гражданской женой и имела трехлетнего ребенка от прежнего брака. Партия опасалась, что через Сандино мексиканская полиция сможет найти и арестовать последних находившихся еще на свободе членов руководства компартии. Сикейрос не захотел бросить свою жену без денег в чужой для нее стране, за что и был исключен как нарушитель партийной дисциплины.
Сам Сикейрос укрывался от полиции в консульстве Уругвая, но каждую ночь, обманывая бдительность полиции, навещал жену. 1 мая 1930 года его все же арестовали, когда он покинул консульство, чтобы принять участие в первомайской демонстрации[136].
На июльском пленуме 1929 года Диего Ривера пытался возражать против новой левацкой линии партии. Он доказывал, что не вся мексиканская буржуазия, как считал Коминтерн, переродилась и стала контрреволюционной. Такие министры правительства, как Марте Гомес и Рамон де Негри, являются твердыми сторонниками социальных реформ, и партия не должна прекращать с ними сотрудничество. Однако июльский пленум МКП заклеймил Марте Гомеса наряду с Кальесом и Портесом Хилем как «могильщиков революции». Репрессии против коммунистов и разоружение крестьянских организаций, по мнению компартии, указывали на то, что, маскируясь левой фразой, правительство Мексики стало приобретать фашистские формы.
В области профсоюзной политики пленум решил трансформировать борьбу за экономические интересы рабочих в политическую борьбу против правительства, империализма, реформизма и за социализм.
Эта точка зрения и победила. Компартия констатировала обострение классовой борьбы и постановила готовить восстание против реакционного режима с целью установления в Мексике советской власти. Такая линия, по сути, обрекала партию на нелегальное положение.
Основания для исключения из партии Диего Риверы были серьезными. Когда власти запретили компартию, он расписывал фрески в Национальном дворце. Газеты обрушились на правительство с критикой: почему «бездарный мазила»[137] и лидер антинациональной партии расписывает Национальный дворец? Портес Хиль был хитрее: он решил предложить Ривере государственный пост, зная, что компартия в знак протеста против репрессий запретила своим членам занимать любые должности в госаппарате. Ривере был предложен пост директора Академии изящных искусств, он без разрешения руководства МКП согласился и был исключен из компартии. Ривера позднее считал, что его исключили за дело: «Если бы я оставался в рамках партийной дисциплины, то сам бы голосовал за мое исключение… Отбирая у меня членский билет, партия лишь выполнила свой долг»[138].
В результате репрессий правительства и сектантской политики «самоочищения» численность компартии, которая в 1927-1928 годах выросла в 4 раза до 2,5 тысячи человек, после лета 1929 года упала до 600 членов[139]. Позднее мексиканская компартия осудила решения собственного июльского пленума 1929 года как «левацкий загиб». Справедливости ради надо отметить, что сектантские решения коммунисты Мексики приняли под давлением Коминтерна. В Мексику был направлен работник Коминтерна Михаил Грольман (оперативный псевдоним Освальд), который и подготовил пленум МКП в июле 1929-го. Осенью того же года Грольмана выслали из страны, причем существует даже точка зрения, что в полицию на него донес не кто иной, как Диего Ривера[140].
Если Портес Хиль без колебаний разорвал дипломатические отношения с СССР, страной, настроенной к Мексике весьма дружественно, даже несмотря на репрессии против коммунистов, то «сердечные» отношения с США, установившиеся по время последнего года президентства Кальеса, он старался поддерживать любой ценой. Такая линия помогла правительству Мексики подавить опасный военный мятеж Эскобара.
Американцы, однако, не преминули запросить за свою помощь при подавлении восстания ряд уступок.
В 1923 году были заключены мексиканско-американские соглашения, по которым, в частности, создавалась смешанная комиссия по разбирательству претензий граждан США, чье имущество пострадало во время революционных событий в Мексике, особенно в ходе аграрной реформы. Срок работы комиссии истекал 17 августа 1929 года, и 17 июня Вашингтон предложил Мексике продлить его еще на два года[141]. Портесу Хилю не оставалось ничего другого, как согласиться, и 2 сентября была подписана двусторонняя конвенция о продлении сроков работы смешанной комиссии.
Добились американцы от Мексики и уступки по главному для себя на тот момент внешнеполитическому вопросу. В апреле 1929 года, когда мятеж Эскобара был еще не подавлен, посол Морроу запросил аудиенцию у Портеса Хиля и потребовал, чтобы Мексика признала марионеточное правительство Никарагуа, пришедшее к власти в результате военного переворота и державшееся исключительно на штыках американской морской пехоты. Против правительства президента Монкады боролись никарагуанские патриоты во главе с генералом Аугусто Сесаром Сандино. При Кальесе Мексика оказывала сандинистам военную помощь, однако сближение Кальеса с США в 1927-1928 годах, по сути, эту помощь прекратило. Сандино испытывал острую нужду в оружии и боеприпасах в условиях существенного превосходства морской пехоты США (американцы использовали против сандинистов авиацию) и мог надеяться только на военные поставки из Мексики.
Портес Хиль в признании Монкаде отказал и даже попросил Морроу на миг представить, что иностранные войска находятся на территории США и поддерживают там угодное себе правительство. Разве можно его признавать?[142] В качестве компромисса Портес Хиль предложил, чтобы американские войска покинули Никарагуа, и тогда Сандино под гарантии Мексики немедленно сложит оружие. Морроу пообещал передать это предложение в Вашингтон, откуда вскоре пришел отрицательный ответ. В США понимали, что как только морская пехота покинет Никарагуа, режим Монкады немедленно падет. Сам Монкада в интервью «Нью-Йорк Таймс» заявил: «Американская морская пехота является единственной гарантией свободы и процветания. Если она покинет Никарагуа, воцарится анархия…»[143] Мексиканское посольство в Коста-Рике направило своего представителя в Манагуа, чтобы убедить Монкаду пойти на мирное урегулирование внутриполитического кризиса, но тот наотрез отказался.
Тогда мексиканцы согласовали с Сандино еще более выгодный для США и их ставленника компромисс: Сандино готов сложить оружие только в обмен на обещание государственного департамента США вывести войска из Никарагуа. Но американцы были не готовы и на это. Видимо, они не сомневались в военном успехе своей кампании против Сандино.
В марте 1929 года в Мехико прибыл личный представитель Сандино капитан Паредес, мексиканец по национальности. Он попросил Портеса Хиля помочь никарагуанским патриотам оружием. Однако президент Мексики отказался, заявив, что не хочет осложнять отношения с США. Зато Портес Хиль предложил, чтобы Сандино оставил Никарагуа и эмигрировал в Мексику. Выбора у Сандино фактически не было, и в первых числах июня 1929 года он покинул территорию Никарагуа, а 25 июня въехал в Мексику.
Американцы торжествовали. В никарагуанской столице Манагуа американская морская пехота осквернила городское кладбище, чем вызвала даже протест Монкады.
В июне 1929 года Морроу поинтересовался у Портеса Хиля, верны ли слухи о том, что Мексика предоставила Сандино политическое убежище. Портес Хиль, стараясь представить свою капитуляцию как моральную победу, «предупредил» Морроу, что Сандино находится под защитой правительства Мексики, и оно не допустит возможных покушений на его жизнь.