Пригласили меня в министерство для беседы на предмет назначения главным инженером завода «Серп и Молот». Откровенно говоря, в 29 лет страшновато было браться за такой огромный и сложный объем работы. Но приказом министра Лихачева А. И. от 5 апреля 1939 года я был утвержден в этой должности.
Как главному инженеру, мне приходилось заниматься не только техникой, производством, технологией, но и многими другими организационными и хозяйственными вопросами. Проводилась большая реконструкция завода, строительство специальных цехов, монтаж полученного нового оборудования под производство спецпродукции. Производство сельхозмашин начало резко сокращаться, объем же спецпродукции возрастать. Мое общественное положение в Харькове как технического руководителя крупного производства возросло. Я избираюсь депутатом Харьковского горсовета. Председателем горсовета тогда был Селиванов, впоследствии министр коммунального хозяйства Украины. Меня все больше привлекают к общественной работе, дают задания Сталинский райком партии и Харьковский обком КП(б)У. Наконец я в центре города в заводском доме получил хорошую трехкомнатную благоустроенную квартиру. Сбылась моя долголетняя мечта — я с семьей имею свою квартиру.
Директора завода П. С. Стрелецкого перевели на другую работу, о чем многие жалели, в том числе и я — Стрелецкий был хорошим человеком, неплохим администратором и организатором. Директором был назначен Крутиков — грамотный инженер, хороший человек, но опыта заводской, административной работы никакого, и ему было трудно. Вскоре он вернулся в Москву, в научно-исследовательский институт. Я лично жалел об уходе с завода такого грамотного инженера.
Затем директором завода был назначен Полевский, довольно неприятный человек, с большим гонором, самомнением и заносчивостью. Производства и условий работы завода не знал, в техническом отношении был подготовлен слабо. К тому же морально неустойчивый человек. Не по-партийному и не по-государственному относился к кадрам. Часто давал неграмотные и неразумные указания через головы руководителей служб завода и начальников цехов. В результате этого у меня с Полевским складывались натянутые отношения на принципиальной основе. Работать стало тяжелее, к тому же неинтересно. Среди кадров пошел какой-то раздор и групповщина, до сих пор спаянный коллектив начал терять свой хребет и боеспособность.
Завод до предела загружен производством спецпродукции — осваиваем выпуск минометов. Началась война с финнами, идет мобилизация солдат и офицеров. Несмотря на то что я имел военную бронь, меня повесткой вызвали в горвоенкомат, дали сутки на сборы, на сборном пункте я получил полностью обмундирование и предписание, в какую воинскую часть явиться для прохождения службы в качестве командира танковой роты. Я сообщил Жене Каплуну, что я призван в Красную армию. Он обратился к директору завода, но Полевский не принял никаких мер. Тогда Женя Каплун, начальник производства завода, самостоятельно через Харьковский военный округ, мотивируя моей броней, добился того, чтобы меня как главного инженера завода, который работает на оборону, освободили от армии. И я возвратился на завод к исполнению своих обязанностей. Год был очень тяжелый и напряженный. На заводе находились сутками. Работали, не считаясь со временем.
В начале 1940 года меня вызвали в министерство и предложили должность директора завода сельскохозяйственного машиностроения в Ташкенте. Я понял, что тут действует рука Полевского, и от предложения отказался. Написал письмо И. В. Сталину, в котором изложил «мотивы и поводы моего перемещения». Снова меня вызвали в министерство, и в отделе кадров откровенно сказали, что моего перемещения усиленно добивается Полевский и что при сложившихся обстоятельствах мне лучше уйти с завода. Снова мне предложили должность директора или главного инженера с выездом из Харькова. Имея поддержку местных партийных органов, я наотрез отказался выезжать из Харькова. Тогда мне предложили должность главного технолога харьковского завода № 75, и я дал согласие. Настроение у меня было ужасное. Я видел всю несправедливость и беспринципность решения моего вопроса в угоду самодуру и недалекому человеку Полевскому. Впоследствии тот попал под суд, был заключен в тюрьму, и мне пришлось помогать ему в досрочном освобождении.
В августе 1940 года у нас родился второй сын. Нарекли его Виталием. Все вроде бы шло хорошо, но вот после родов Люба сильно заболела: не могла кормить ребенка, и маленькую крошку пришлось отправить в Днепродзержинск к родным Любы. Молодая женщина, мать двоих малолетних детей, периодически находится в больнице. Ей становится все хуже и хуже. Она теряла силы с каждым днем, похудела, ослабла. Все это меня огорчало. Было обидно до слез, что Люба, когда-то жизнерадостная, энергичная, сейчас, по существу, стала беспомощной, не может даже заниматься маленькими своими детками. Но мы оба были оптимистами, не теряли веры и надежды на то, что все пройдет, станет на свои места, все будет хорошо. Ведь и семья у нас складывалась хорошая.
Парторг ЦК ВКП(б) на заводе Савельев передал мне, что меня срочно вызывают в горком партии. Меня принял первый секретарь горкома Восков. Речь шла о том, что меня хотят забрать на работу на должность секретаря Харьковского горкома партии по оборонной промышленности. По решению ЦК ВКП(б) учреждался такой институт работников. Сразу я не дал согласия и попросил у Воскова двое суток на «размышление», но на второй день заболел и не смог дать ответ. На пятый день на квартиру ко мне приехал заведующий отделом кадров горкома партии Иванов и просил меня дать окончательное согласие, так как все документы на меня заготовлены и я должен срочно выехать в Киев в ЦК КП(б)У для беседы. Прежде чем дать согласие, я посоветовался с парторгом ЦК ВКП(б) нашего завода Савельевым, последний дал свое «добро». Вскоре я выехал в Киев в ЦК КП(б)У, имел беседу со Спиваком, секретарем ЦК по кадрам, был на беседе у второго секретаря ЦК Бурмистренко, беседовал со мной и Н. С. Хрущев[22]. Беседа носила характер, располагающий к откровенному разговору и уточнению некоторых вопросов по моей предстоящей работе.
В августе я приступил к работе в горкоме партии, хотя, откровенно говоря, мне жалко было расставаться с прекрасным коллективом завода № 75.
Объем новой работы был большой. Надо было курировать всю оборонную промышленность города, специальные конструкторские бюро, проектные организации, научно-исследовательские институты, лаборатории, работающие на оборону. Основу оборонных предприятий составляли тогда следующие заводы: № 176 — производство танков, самоходных орудий и тягачей, № 75 — производство дизелей для танков и самолетов и другой военной продукции, № 121 — производство самолетов, № 308 — выпуск боеприпасов, № 7 — танкоремонтный завод, завод «Серп и Молот» — производство минометов, снарядов, изделий для самолетов, санитарные машины и к ним снаряжение. Завод «Поршень» — запасные части к моторам военной техники. Кроме этого, на десятках заводов Харькова производилась оборонная продукция разного рода и назначения. За всем производством надо было следить, контролировать сроки исполнения и качество продукции, держать связь с руководителями предприятий, парторгами ЦК ВКП(б) и секретарями парткомов заводов, представителями военпредств. Требовалось регулярно готовить информацию для ЦК КП(б)У и ЦК ВКП(б) о ходе выполнения планов и об установленных сроках изготовления оборонной продукции. Работа была интересная. Она давала большой организаторский опыт и расширяла технический кругозор. Приходилось сталкиваться с большим кругом новых людей, крупных хозяйственников, инженеров и известных конструкторов оборонной техники. Правда, попадались и не очень интересные, ограниченные, подчас даже тупые руководители, но их, к счастью, было очень мало.
В руководящем составе обкома и горкома партии произошли изменения. Первого секретаря обкома партии Осипова арестовали, а вместо него избрали Фролкова. Это был очень энергичный, но дурашливый человек. Пробыл в этой должности очень мало времени — харьковская партийная организация не приняла его. Затем первым секретарем Харьковского обкома партии был избран Епишев А. А., будущий начальник Политического управления Советской армии.
Наступил новый, 1941 год. Все мы думали, что он принесет много нового, хорошего. По крайней мере, так нам хотелось. Но он не снял напряжения и беспокойства. Я много времени нахожусь на заводах, где изготовляется военная техника — танки, бронетранспортеры, тягачи, самолеты, минометы, снаряды, боеприпасы и военное снаряжение. За всем производством военной техники был установлен еще более строгий партийный контроль. Особую заботу вызывал вопрос налаживания массового производства противотанковых и противопехотных мин и ручных гранат на заводе № 308. Директором завода был Ахназаров, по национальности армянин, неплохой организатор-хозяйственник, но в технике и технологии мало разбирался. Коллектив завода был молодой, недостаточно сколоченный, поэтому Ахназарову приходилось помогать во всех отношениях. А боеприпасы, мины, ручные и противотанковые гранаты требовали выпускать сотнями тысяч штук. Приходится следить и за разработками в конструкторских бюро, научно-исследовательских институтах и лабораториях. Большая загрузка неотложной работой как-то меня отвлекала от семейных дел.