ученика. — Помниться, ты тогда лежал на земле, вывалив весь свой завтрак, и боялся лишний раз пошевелиться. Но вот прошло чуть больше года — и мой младший кузен расправил плечи и осмелел… Ты так много рассуждаешь о нашем с Петей происхождении и статусе… Мне вот интересно — если я чернь и ничтожество, то кто же ты? Наши отцы братья, у нас один дед — мы одной крови, Володя, так не получается ли так, что ты очерняешь сейчас весь Род Шуйских?
— Ты больше не Шуйский! — процедил парень, поняв что допустил промашку. — Ты не смеешь говорить о нашем Роде! Я не считаю тебя родичем и не признаю тебя! Поучился бы у своих брата и сестры, они хоть знают своё место, в отличии от тебя, выскочка.
Я замер, сжав до хруста кулаки. Брат и сестра⁈ На что эта тварь намекает⁈
— Господин Наследник, я искренне надеюсь, что Жанна и Руслан в полном порядке и не подвергались нападкам с вашей стороны, — отбросив полушутливый тон, ледяным голосом заговорил я. — Поверьте, это в ваших интересах в первую очередь. Иначе…
— Иначе что, изгой? — презрительно поинтересовался выходя чуть вперёд Андрей Шуйский — наш дальний родич, двадцати семилетний Мастер, видимо ставший частью свиты моего кузена. — Ты смеешь угрожать Владимиру Леонидовичу Шуйскому, Наследнику одного из величайших боярских Родов и Российской Империи? Убил пару-тройку слабых тварей в Сибири и уже считаешь себя чем-то особенным? Здесь не сибирская глухомань, где ты что-то из себя представлял. Я…
— Ты лишь излишне много на себя берущий Шуйский, что лезет в беседу двух кузенов безо всякого спроса, — заговорил молчавший до того Шувалов. — Если ты вдруг не заметил — на груди Аристарха четыре военных ордена, в том числе и из числа довольно значимых. Он воевал за Империю, причем настолько успешно, что сумел выделиться. Что же делал тем временем ты, Андрей? Под Кёнигсбергом было множество Шуйских, и они сражались воистину как львы — ваша гвардия проломила центр немецкой обороны… Вот только тебя там никто не видел, так что придержи язык в отношении тех, кто не сидел дома, уплетая блины со сметаной и таскаясь за каждой столичной юбкой, а сражался во славу России!
Неожиданно, надо признать. А ведь мой первый приезд в столицу начался с дуэли против Шувалова, которого я тогда одолел, но отказался убивать. Правая рука парня висела на перевязи, на груди красовался орден Мужества пятой ступени, аура же молодого боярина была на уверенном Мастерском уровне — Шувалов не стоял на месте, развиваясь ударными темпами. Кстати, судя по взглядам, которыми обменивалась эта парочка, корни их взаимной неприязни были весьма глубоки… Что не поделили, интересно?
— Шувалов… Если бы не твоя рука, я бы вызвал тебя на дуэль за твой длинный язык, но бить раненных ниже моего достоинства, — фыркнул Андрей. — Но пользуйся своим положением, пока можешь, пользуйся… Собака лает — караван идет, слыхал о таком?
— Придурок, — презрительно хохотнул я. — Ты бы хоть узнал, что значит эта присказка, прежде чем умничать. Бога ради, что за позорище…
— Осторожнее, Аристарх, — сощурился Андрей. — У тебя обе руки на месте… Так что к ответу я тебя могу призвать прямо сейчас. Не думай, что раз ты выделяешься на фоне худородных дворянчиков, то…
— Я всё же закончу свою мысль — это куда познавательнее, чем твои попытки подлизаться к моему двоюродному брату, — нагло перебил его я. — Изначально это выражение означало следующее — сторожевые псы, идущие с караванами торговцев, отслеживали различные опасности, чуяли пустынные бури и приближение врагов. Пока они с караваном и помогают его оберегать — всё хорошо, и караван в безопасности. Если же собаки не лают и их нет, значит дела ваши плохи… Так что да — пока такие как мы защищаем Россию, она идёт и дальше. И заметь — собаками в этом случае ты назвал всех, кто проливал кровь за родину. Меня, дворян Сибири, бояр, сражавшихся под Кёнигсбергом, Магов Заклятий, что сражаются в каждой крупной войне… Не говоря уже о сотнях поколений предков, отдавших свои жизни за Российскую Империю. Слушай, Андрей, а может мы чего-то не знаем о тебе? Просто подобные высказывания себе не может позволить даже Императорский Род… Кто же тогда ты, что позволяешь себе подобное?
Признаюсь честно, дословно про это высказывание я не помнил, так что передал суть своими словами и не факт что верно… Да и слышал его ещё в прошлой своей жизни, путешествую через пустыню в Персии, от одного из охранников в беседе у вечернего костра. Однако главное — я сказал уверенно и складно, обвинив придурка в оскорблении вообще всех кого только возможно. Давай, послушаем, что ты на подобное ответишь, ведь над тобой посмеиваются уже все. Морозов и Шувалов так вообще в открытую, и даже Володя, мой самовлюблённый двоюродный братец, с трудом удерживается от улыбки… Высокомерный недоумок, не привыкший следить за языком — видимо нечасто в высоком обществе бывает… Хорошо хоть большинство Шуйских оказались не такими — в конфликт не лезут, молча наблюдая за происходящим. А с братом прибыло ни много ни мало, а четверо родичей… И не похоже, что Морозов их звал. Что же они тут забыли, интересно?
— Я… Я имел ввиду совершенно иное! — рыкнул враз потерявший самообладание парень. — За попытку очернить имя Рода я тебя…
— Я не пытаюсь очернить имя Рода, полудурок, — уже откровенно насмехался я. — Я говорю конкретно о тебе. Ты, здоровый лоб, которому уж тридцать скоро, даже в войне не участвовал, а поливаешь грязью тех, благодаря кому имеешь возможность расхаживать по балам и пирушкам в столице. Говоришь, Шувалова не тронешь из-за его травмы… Может, рискнёшь вызвать меня?
Белая, тонкая перчатка, которую парень достал откуда-то из кармана, полетела прямо мне в лицо. Небрежным движением руки отбив её, я поднял бровь, ожидая официального вызова — ибо именно вызванный диктует условия схватки. Да, я сейчас сокрыл ауру… Но это не снижает мою настоящую силу и ранг. Я не Мастер, и вызвать под маскировкой на магическую схватку человека рангом ниже меня, если у нас с ним не имеется реально непримиримых разногласий, означает выставить себя в дурном свете, и это ещё очень мягко говоря. Потому мне нужно совсем иное…
— Я заявляю, что ты оскорбил честь моего Рода и мою собственную, Николаев-Шуйский, — процедил он. — Проси прощения, забери свои слова назад и покинь этот дом, и я, так и быть, готов закрыть на сказанное глаза. Иначе… Пусть ты и считаешься талантливым чародеем, но я взял ранг Мастера годы назад, в отличии от тебя, сопляк. И задать тебе трёпку я не постесняюсь.
— Ты? Трёпку? Мне⁈ — расхохотался я. — Мне противно, что подобный тебе делит со мной одну кровь! Я не собираюсь извиняться и готов расписаться под каждым сказанным мною словом!
— Дуэль! — рыкнул теряющий лицо под насмешливыми взглядами присутствующих Андрей. — Здесь и сейчас, если хватит духу! До сдачи или невозможности продолжать бой! Владимир Леонидович, надеюсь, вы окажете мне честь стать моим секундантом?
— Принимается, — кивнул я, дождавшись согласия своего кузена. — Кодекс Стали, без активной магии. Алхимические стимуляторы разрешены. Сергей Анатольевич, друг мой — у вас найдется площадка для подобной схватки и стряпчий, что бы оформить всё чин по чину? Ах да, господин Шувалов — не согласитесь ли вы стать моим секундантом?
— Почту за честь, Аристарх Николаевич, — кивнул он, тщательно пряча усмешку.
— Найдется, — кивнул он мне. — Стряпчего, к сожалению, не держу… Но он нам и ни к чему — при таком количестве свидетелей, способных подтвердить честность схватки, это и не нужно, можем просто составить от руки документ и собрать необходимые подписи прямо сейчас. Благо я знаю, как правильно оформлять подобные документы… Тем более что здесь присутствует Наследник боярского Рода и Глава дворянского — ваших с Владимиром подписей будет достаточно, несмотря на то, что вы один из участников дуэли…
— Я желаю поединка Мечом и Магией, — вмешался Андрей. — Или ты слишком боишься тягаться со мной в высоком искусстве⁈
— Ах да, я совсем забыл кое о чем упомянуть, — улыбнулся я. — А именно…
Моя аура расширилась, уплотнилась и проявила себя в полную мощь, заставив ближайших ко мне бояр отшатнуться, в изумлении ощупывая меня волнами восприятия — неприкрытыми, как это было принято делать в свете, а откровенными сканирующими чарами, что вообще-то считалось дурным тоном… Но слишком было велико их изумление тем, что