Он едва не заорал от боли, но Рикардо сидел совсем рядом, и хотя он не мог видеть нижней части тела дочери, загораживаемой холщовым креслом, вполне мог догадаться, что происходит между Шоном и Клодией. Через силу Шон удержался от крика и отдернул руку, незаметно массируя поврежденный палец. Ему было видно, что уголок рта Клодии искривлен в насмешливой улыбке.
На другом берегу львица наконец поднялась и отряхнулась. Затем она медленной удовлетворенной поступью вышла на открытый берег. Здесь она постояла и оглянулась на льва, который сидел, все еще полускрытый высокой травой.
— Приготовься, Капо. — Шон все еще массировал палец.
Было уже пять часов пополудни, и солнце находилось под оптимальным углом, освещая противоположный берег так, будто это сцена. Расстояние от мачана до дерева с приманкой было заранее замерено и составляло ровно девяносто шесть ярдов. Рикардо Монтерро был лучшим стрелком из всех тех, кого Шон когда-либо сопровождал на сафари. На таком расстоянии он запросто мог бы положить три пули в одно и то же место.
Львица снова призывно мяукнула, лев встал и вслед за ней вышел на открытое место на берегу. Он стоял позади нее, развернувшись боком к мачану по другую сторону русла, ярко освещенный золотистыми солнечными лучами.
— Это просто дар небес, Капо, — прошептал Шон и хлопнул Рикардо по плечу. — Давай!
Рикардо медленно поднял приклад ружья к плечу. Это был «уэзерби-магнум-300». Массивная гильза, по которой предстояло ударить бойку, была начинена восемьюдесятью гранами пороха и снабжена 180-грановой нозлеровской разрывной пулей. Она преодолеет расстояние до льва со скоростью более трех тысяч футов в секунду. Входя в живую плоть, она создаст впереди себя ударную волну, которая превратит внутренние органы в желе и вытянет его вслед за собой в обширное выходное отверстие, разбрызгав их фонтаном красных капель по траве вокруг.
— Возьми его! — сказал Шон, и Рикардо Монтерро прильнул к окуляру телескопического прицела. Большую часть поля зрения прицела занимало тело льва.
Увеличение было таким, что он мог различить каждый отдельный волосок в плотной вьющейся гриве и все изгибы каждой отдельной рельефной мышцы под кожей. Дюймом ниже плеча льва на гладкой коже виднелся небольшой шрам. Он был в форме подковы — счастливой подковы — и представлял собой идеальное место для прицеливания. Рикардо навел перекрестье прицела на шрам и заметил, что оно чуть подрагивает в такт биению его сердца. Он слегка надавил на спусковой крючок, на мгновение почувствовав его сопротивление под пальцем, а потом сработал спусковой рычаг и раздался выстрел.
Сидящая рядом с отцом Клодия буквально оцепенела от ужаса. Лев повернул голову и через высохшее русло, казалось, взглянул прямо на нее. Львиная свадьба необычайно тронула и взволновала ее.
«Он слишком великолепен, чтобы умереть», — решила она и почти неосознанно открыла рот и крикнула что было мочи:
— Беги, черт тебя возьми! Беги!
Результат ошеломил даже ее. Она и представить себе не могла, что живое существо способно так быстро среагировать. Трое животных, еще какое-то мгновение назад находившиеся в ленивом оцепенении, мгновенно бросились наутек. Они буквально превратились в смазанные золотистые пятна.
Старая львица почти мгновенно исчезла в высокой траве, следом за ней пропали и ее львята. Молодая львица бросилась вдоль берега реки. Она мчалась так быстро, что, казалось, летит над землей. Она была похожа на ласточку, пьющую на лету, и лев последовал за ней. Несмотря на свою массивность и темную массу гривы, он двигался ничуть не менее легко, чем его подруга, выбрасывая массивные лапы далеко вперед.
Рикардо Монтерро медленно поворачивался в кресле, по-прежнему прижимая ружье к плечу, приникнув глазом к прицелу и ведя стволом следом за убегающими кошками. Наконец львица нырнула в траву и была такова. Лев последовал за ней, но за мгновение до того, как он исчез в зарослях, по их барабанным перепонкам грохнул болезненный и оглушительный выстрел «уэзерби», и даже несмотря на яркий солнечный свет было видно, как из дула вырвался длинный язык пламени.
Лев на бегу споткнулся и, всего один раз громко кашлянув, исчез в траве. В воцарившейся тишине они чувствовали, как у них все еще звенит в ушах от выстрела, и подавленно, с удивлением смотрели на пустую поляну.
— Неплохо сработано, крошка! — негромко заметил Шон.
— А я и не жалею о том, что сделала, — с вызовом в голосе отозвалась она. В это время ее отец так яростно переломил ружье, что пустая латунная гильза выскочила из патронника и, вращаясь и сверкая на солнце, полетела куда-то прочь. Он встал так резко, что мачан закачался, и, не удостоив дочь даже взглядом, принялся спускаться по хлипкой лестнице.
Шон взял свою двустволку-577 и последовал за ним. Когда они достигли подножия дерева, Рикардо расстегнул нагрудный карман, достал из него портсигар свиной кожи и предложил Шону «гавану». Ни тот, ни другой днем обычно не курили, но сейчас Шон взял сигару и откусил кончик.
Они прикурили и некоторое время молчали, глубоко затягиваясь. Через некоторое время Шон тихо спросил:
— Куда ты попал, Капо?
Рикардо был таким превосходным стрелком, что всегда мог точно сказать, куда именно попала выпущенная им пуля. Но сейчас он заколебался, а потом нехотя процедил:
— Кот несся сломя голову. Похоже, я поторопился. Слишком рано выстрелил.
— Попал в брюхо? — спросил Шон.
— Да, точно, — кивнул Рикардо. — В брюхо.
— Вот черт, — сплюнул Шон. — Черт и еще раз черт.
Они оба взглянули на плотную стену высокой травы и переплетенные заросли кустов на другом берегу.
«Тойота» приехала минут через десять после того, как прозвучал выстрел. На лицах и у Джоба, и у Шадраха, и у Матату расплывались довольные улыбки: это было уже их шестое сафари с Рикардо Монтерро, и еще ни разу не было случая, чтобы он промахнулся. Они выскочили из «тойоты», взглянули на противоположный берег, и их улыбки медленно исчезли, сменившись выражением глубочайшего уныния, когда Шон сказал «Интумбу! В брюхо!»
Все трое тут же развернулись, отправились обратно к «тойоте» и в молчании начали готовиться к преследованию.
Шон, прищурившись, взглянул на солнце.
— Через час стемнеет, — сказал он. — Нам не дождаться, пока рана ослабит его.
— Можно оставить его до утра, — предложил Рикардо. — К тому времени он уж точно выбьется из сил.
Шон покачал головой.
— Если он умрет, гиены доберутся до него первыми. И ты лишишься трофея. Кроме того, не можем же мы допустить, чтобы бедняга мучался всю ночь.
Тут по лестнице начала спускаться Клодия, и они смолкли. Оказавшись на земле, девушка, не удостоив их взглядом, воинственно перебросила темную косу через плечо и направилась к «тойоте». Забралась на переднее сиденье и скрестила руки на своей маленькой груди, мрачно уставившись перед собой.