— Нам следует благодарить вас за успех ваших усилий? Вы заставили собственных граждан продать нам обратно все их акции наших предприятий по пять центов за доллар. За одну ночь вы создали в Южной Африке двести мультимиллионеров, и все они были белыми. Так что примите наши искренние поздравления, крошка.
Но даже ожесточенно споря, они остро чувствовали присутствие друг друга, и их мимолетный физический контакт лежал между ними подобно ядовитой змее, столь же опасный, но и столь же интригующий.
К этому времени у Клодии не было мужчин уже почти два года — с тех самых пор, как она рассталась с врачом, с которым и жила-то совсем недолго — до тех пор, пока его требования стать его женой не стали невыносимыми. Воздержание претило ее страстной латиноамериканской натуре, но она была чрезвычайно разборчива. Однажды она проснулась среди ночи и поймала себя на том, что прислушивается к голосу Шона, разговаривающего у костра с отцом: мягкий рокот мужского голоса, тихий ровно настолько, чтобы она не могла разобрать слов. В какой-то момент ей показалось, что она услышала свое имя. Тогда она села и стала напрягать слух, раздосадованная тем, что не может расслышать, что именно про нее говорят.
Потом, когда он наконец пожелал Рикардо спокойной ночи и отправился к себе, путь его лежал мимо ее палатки. Она лежала в постели, напряженно прислушиваясь к его шагам, следя сквозь брезент палатки за лучом его фонарика и готовясь дать ему самый что ни есть ледяной отпор в самых оскорбительных выражениях, а потом, когда он, не задерживаясь, миновал ее палатку, вдруг испытала легчайший укол разочарования.
На девятое утро сафари, когда они снова отправились на машине проверить приманку на речном берегу, молодая львица, глаза которой уже окончательно очистились, вдруг почему-то снова стала необычайно агрессивной. Она яростно зарычала на выходящего, чтобы в очередной раз проверить приманку, в сотне ярдов от нее из «тойоты» Шона и даже сделала вид, что хочет броситься на него, припав к земле и яростно хлеща себя по бокам хвостом. Когда же она попятилась и развернулась, чтобы скрыться в кустах, они заметили на мягкой светло-бежевой шерсти чуть ниже ее хвоста розовое пятно крови.
— У нашей ворчуньи началась пустовка, — взволнованно заметил Шон. — Значит, теперь у нас есть такая приманка, перед которой даже Фриц не сможет устоять. Помнится, Капо, ты говорил, что ты счастливчик. Скоро мы узнаем, так это или нет.
Шону хотелось завалить этого льва, пока представляется подобная возможность, и не было времени выслеживать ради очередной приманки одно из тех огромных буйволиных стад, что кочевали вдоль Чивеве, поэтому Рикардо наскоро пристрелил молодого куду из стада, пасущегося неподалеку от лагеря. Они подвесили его тушу на дереве посреди поляны, где последний раз видели большого льва. На сей раз приманка была подвешена на такой высоте, чтобы львицам было легко до нее дотянуться. Затем в середине дня все трое забрались на мачан. Примерно через час львицы учуяли запах свежей крови и вскоре появились в сухом русле, трусцой приближаясь к поляне в сопровождении беспорядочной кучи мешающих друг другу львят. Если старая львица ела жадно и много, то молодая — медленно и с большими перерывами, во время которых она то беспокойно ходила взад-вперед по примятой траве под деревом, то рычала на своих отпрысков, то начинала кататься на спине, то усаживалась и принималась вылизывать кровь под хвостом. Она то и дело вставала, некоторое время всматривалась в лесные заросли, а потом низко склоняла голову к земле и испускала долгий жалобный стон. Этот звук был настолько исполнен животной страсти, что Клодия вдруг испытала прилив сочувствия к этому грациозному и прекрасному созданию.
— Правильно, Герти, — прошептал Шон за спиной Клодии. — Зови, зови Большого Папочку, рассказывай ему, какие утехи ты ему здесь приготовила.
«Но ведь это нечестно, — возмущенно подумала Клодия. — Нечестно вот так использовать ее».
Неожиданно обе львицы разом повернулись к лесу, и старая львица мягко зарычала. Встревоженные львята прекратили свои нескончаемые игры и сгрудились позади матерей. Потом молодая львица двинулась вперед через траву, извиваясь и подрагивая всем телом в совершенно откровенно половом призыве и на ходу то и дело издавая низкие призывные стоны.
— Спокойно, Капо. — Рука Шона легла на руку Рикардо, не давая ему вскинуть ружье. — Еще не время.
И тут из леса вдруг появился лев. Он резво трусил вперед навстречу львице, и поначалу над травой им была видна лишь верхняя часть его гривы. Львица бесстыдно бросилась вперед, и наконец они сошлись на поляне.
— Капо, погоди, — прошептал Шон. Ему хотелось, чтобы девушка понаблюдала за происходящим.
Львица потерлась о самца, она гладила его своими длинными шелковистыми боками, и в ответ на ее авансы лев распушил свою гриву так, что как будто удвоился в размерах, а когда она наконец уткнулась мордой в его гриву, принялся лизать ее в нос.
Тогда она намеренно повернулась так, чтобы подставить ему зад, высоко задрав хвост и выпустив прямо ему под нос струйку розоватой, окрашенной кровью мочи. Лев взревел и в порыве страсти задрал верхнюю губу, обнажив огромные желтые клыки. Его спина медленно выгнулась, и Клодия заерзала в кресле, когда лев вытянул шею и принялся лизать самку под хвостом своим длинным загнутым розовым языком.
Львица с минуту терпела его ухаживания, затем игриво развернулась, и до них донеслось ее низкое призывное мурлыканье. Шон как бы невзначай положил ладонь на бедро Клодии. От отца его жест скрывал край кресла. Она не сделала ни малейшей попытки высвободиться.
Львица отбежала от самца и, сделав несколько легких жеманных шагов прочь, всем телом припала к земле, оглядываясь через плечо. Лев скованной походкой подошел к ней и накрыл ее тело своим, как будто оседлав ее, и когда его промежность нависла над ее задом, стал виден высунувшийся отблескивающий розовым пенис. Львица еще сильнее задрала хвост, вытянув его вдоль спины.
Шон пробежался кончиками пальцев по бедру Клодии и сквозь ткань ее брюк ощутил под рукой упругую подушечку лобковых волос. Под его рукой ее бедра слегка раздвинулись.
Лев изогнул спину в серии конвульсивных, следующих один за другим спазмов, а потом запрокинул огромную окруженную густой гривой голову и заревел, а вместе с ним заревела и львица, и тогда он опустил голову и легонько куснул ее за шею — нежный собственнический жест.
На несколько долгих моментов они замерли в таком положении, а потом лев соскочил с самки, и в тот же момент Клодия положила свою руку поверх руки Шона. Она взяла его мизинец и так яростно вывернула его, что едва не сломала. Боль пронзила руку Шона до самого плеча.