Закат окрасил алой краской замшелые камни Башни. Ничего особенно жуткого, если присмотреться, в ней не было. Замшелые руины посреди леса.
Северин посмотрел на своих спутников.
Мужчины, что называется, видавшие виды, опытные, плоть от плоти этого чужого и страшного мира, они прекратили свои серьезные разговоры и занялись, наконец, рыбалкой. Сыпали прикормку. Забрасывали сеть. Споря друг с другом за первенство над добычей, тягали из реки прищелкивающих клешнями лофкритов. Разновидность местной фауны, нечто среднее между крабом и омаром. Четырехглазое страшилище, облаченное в винно-красный панцирь. Один из побочных результатов все того же Магического Пришествия.
«Как они живут здесь? – подумал Северин. – Как вообще к этому можно привыкнуть?!»
Вот, к примеру, этот Найрис. Промышляет рыбалкой. С утра до вечера. Пропахшая потом рубаха, ноющая спина, дождь или жара, осенняя слякоть или зимнее ненастье. Все те же – сосны, Башня, река. Злобные лофкриты, которые так и норовят отхватить клешней полпальца. Пригоршня серебряных монеток в благодарность за труды.
Есть, как Северин успел узнать, и другие возможности устроить карьеру в Хмарьевске.
К примеру: знаком вопроса скрученная спина, набитая пылью глотка, въевшаяся в щеки сажа рудников. И все те опасности, что, по словам Гирбилина, таят в себе подземелья, – безымянные твари, приходящие с нижних уровней, ядовитые подземные грибы, которыми поколения горняков травятся от года к году, призраки погибших рудокопов, постоянное ощущение, что одного-двух ударов кирки хватит, чтоб пробить брешь в самую Преисподнюю.
И сразу вспомнились те шахтеры, которых Северину уже посчастливилось увидеть в Хмарьевске: вампирически-бледные лица, бескровные губы, серые скулы, многочисленные морщины, тусклые глаза. Чудом избежавшие завалов, потерявшие при подземных взрывах тройку-другую пальцев как минимум. Счастливчики с мертвыми глазами.
Гирбилин с Найрисом тем временем вытянули какого-то небывало крупного, прямо гигантского лофкрита. Как мальчишки, спорили, чья это заслуга.
«Может, на этом они успокоятся? – подумал Северин. – Может, теперь уже мы пойдем в рыбацкую хижину, что прилепилась на откосе? К пламени очага, в тепло и свет, подальше от всей этой комариной вакханалии и болотной сырости?»
Гирбилин с Найрисом, устав спорить, ударили по рукам. Найрис сказал что-то, на что его приятель ответил громким хохотом.
Северин даже представить себе не мог, что его проводник умеет смеяться.
Найрис скрылся в камышах. А Гирбилин помахал рукой, мол «присоединяйся».
Северин вынул изо рта травинку, поднялся. Идти ему никуда не хотелось. Хотелось побыть наедине с самим собой. Разобраться во всем.
Но что еще оставалось? Помалкивать да слушать. Осваиваться. И к чему бы все это ни привело… Жанна… она того стоит, ведь верно?
6
Сумерки сгущались.
В этом мире, на Альтерре, от сумерек не ждут ничего, кроме беды.
Если не повезло завербоваться на рудники – всегда есть шанс попытать счастья в вольных командах дровосеков. В трактирах Хмарьевска Северин уже успел наслушаться их рассказов. Случается, что по доброте своей Мать-Хмарь выведет к тебе хилого гоблина, одетого в драные лохмотья, в поисках пары-другой серебряных монет. Покажи такому засапожный нож, дай полной луне блеснуть на лезвии – уберется сам. Струсит. Пропадет среди папоротников.
Хуже, если замерцает в ночи пара алых огоньков. Потянет тухлятиной. Пиши пропало! Орочьи «Охотники-за-черепами».
Или того хуже – огры-людоеды.
Или горные тролли – опаснейшие твари. Крупные кланы и аристократические фамилии вербуют их в свои маленькие победоносные армии, нанимают телохранителями, выставляют бойцами на подпольных боях без правил.
От таких ножичком не отмахнешься. Одно неловкое движение – и быть при проселочной дороге новой насыпи. Без надгробия, без имени. Воткнутая в землю палка с парой выцарапанных рун-знаков. Здесь лежит безыменный неудачник. Это если найдут от тебя – хоть пожеванную сумку, хоть тот самый ножичек, свернутый спиралью.
В худшем случае – станешь ужином для жителей подхмарьевских лесов. И никто по тебе не поплачет. Разве что пара приятелей пропустит по кружке зеленого или по чарке горькой в трактире – за упокой. Да и забудут.
Если в лесу заблудился, поучал Гирбилин, особенно по вечеру – не спиши кричать «ау». Больше беды навлечешь, чем пользы. Прислушайся. Затихни. Дай лесу говорить самому. Не перебивай.
Бывает, Лес-отец выведет на стук топоров. На припозднившихся бравых дровосеков. На палаточный лагерь посреди просеки, от которого так уютно веет дымом и горячей похлебкой. Считай, свезло.
Бывает и иначе.
Бывает – остаешься один на один. Посреди леса. Против тебя гоблинский шаман. Ему не к спеху отведать твоей плоти и прибрать с твоего остывающего тела худой кошель. Ему хочется поразвлечься. Затянуть тебя в свою игру, заворожить, напугать до полусмерти, свести с ума. И лишь после этого прикончить и сожрать.
Искал приключений – получишь их в избытке.
Не Терра, но Альтерра, извечная НЕ-Родина, земля, взращивающая поколения сирот. Здесь в самом воздухе разливался привкус скорой гибели, привкус тревоги.
И в то же время – как замирает сердце, когда бредешь вот так в сумерках, по пустому берегу, под шорох камышей и осота. А там, над верхушками леса, виднеется Башня, в закатном свете – будто красочный коралл с морского дна.
Там, если верить случайным фразам, что бросал Гирбилин в разговоре, – якобы где-то там логово легендарных Мглистых Акробатов. Воинов, что воспевают без устали ярмарочные скоморохи и нищенствующие музыканты. Сказочных защитников хмарьевской земли, о которых драматурги слагают пьесы и которых выписывают тонкой кистью мастера миниатюры.
Боевое крыло культа Тенабира, залог безопасности тех кланов, гильдий и родов, что находятся под его покровительством. Там, в Башне, они и гнездятся. Вместе со жрецами в темных плащах и магами, что в заклинаниях своих взывают по старинке к Тьме. Худые, как скелеты. Молчаливые. Не ведающие света дневного, как и любого света. Тело свое испытывающие веригами и истязанием плетью, приносящие кровавые жертвы Тенабиру… Точь-в-точь, как иные приносят Лаахору или Вильвике, Йогдуму или Гуафиссу. Путаются Тень и Свет, различаются цвета и руны, но как похожи строки песнопений, ноты заунывных священных гимнов; да и методы – всегда одни.
И каждый новый день – требует от своих адептов новой крови, новой дани. Каждый день льется густой красный яд на алтари духов, изваяны ли они из черного гранита или из розового мрамора.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});