- Гм, а этот подлец? - указал Шацкий на Ларио.
- Зачем же подлец? - спросил Карташев. - Он ведь наш милый оригинал барон.
- А-а!.. Наш милый барон... Как я рад... Здравствуйте... - И Шацкий принялся трясти руку Ларио.
- Здравствуйте, здравствуйте, - отвечал грубо Ларио, - как поживаете, кого прижимаете, с пальцем девять, с огурцом двенадцать...
- Ну, извольте с ним разговаривать!.. То есть никакой порядочности. Ну, как же с тобой разговаривать?
- Нет, ты действительно груб, - вмешался Корнев, обращаясь к Ларио. Нельзя же, надо помнить, что ухо графа не привыкло.
- Ну, слава богу, хоть один порядочный человек нашелся. Вашу благородную руку, доктор.
- С удовольствием. Но я горю нетерпением, князь, узнать содержание этой таинственной драмы.
- Это надо обдумать... Граф Артур, ваше мнение?
- Я думаю, что мы, лорд, между друзьями.
- Что вы думаете насчет отобрания клятвы... на мече, например?
- Я думаю, достаточно простого слова...
- Слова благородного джентльмена? Вы думаете, Рокамболь ограничился бы только этим?
- Да.
- В таком случае я согласен. Расскажите им, граф...
- Дело в том, что мы уже два дня путаемся с этим... князем... Читаем "Рокамболя", шляемся к Бергу.
- Влюбляемся в актрис и умираем на подъезде. Продолжайте...
- Больше ничего нет.
- А итальянка?
- Певица, - ответил Карташев.
- Обоюдная и нежная любовь, - пояснил Шацкий.
- И уже обоюдная? - спросил Корнев.
- Да врет он.
- Как врет, а подъезд?
- Ерунда! Помог сесть ей на извозчика.
- О-го! - сказал Корнев.
- И после этого получил один из тех взглядов, за которыми следует лишь любовь или дуэль.
- Ну, а карета, таинственные джентльмены, дуэль?
- Фантазия князя.
- Зачем же рецепт?
- Князь находит, что его родители питают к нему недостаточно теплые чувства.
- Очень милая редакция... Граф, mes compliments...* Продолжайте.
______________
* поздравляю... (франц.)
И Шацкий от удовольствия положил ноги на стол.
- И вот, чтобы убедиться в силе этих чувств...
- Именно, - подтвердил Шацкий, поворачиваясь на бок.
- ...Князь хочет прибегнуть... к некоторому давлению...
- Parfait, mon comte*.
______________
* Прекрасно, граф (франц.).
- ...и уведомить родных, что по обычаям высшего света...
- Слушайте! слушайте!.. Так говорят в парламентах...
- ...он вынужден был драться на дуэли с графом Артуром на кинжалах и был при этом ранен в грудь...
- Совершенно верно.
- ...А в подтверждение посылает им рецепт знаменитого эскулапа, который берет за визит сто рублей.
- Верно!
- Да... вот что, - произнес разочарованно Корнев. - Но как по-вашему, это... это не пахнет, мой милый князь, шантажом? - спросил он раздумчиво.
- Дерзко и наивно... Позвольте вас спросить: кто наследник моего отца: я или вы? Надеюсь, я. Моему отцу семьдесят пять лет, и у него столько денег, что его это не стеснит; он дрожит над каждым грошом, а я, его сын, который мог бы тратить пятнадцать тысяч, вынужден собирать милостыню... Кроме того, у него состояние и моей матери, которое уже исключительно мое... По вашим буржуазным правилам лучше затеять с ним процесс... Ну, а мы, люди большого света, предпочитаем не огорчать старика и брать от него деньги в том виде, как он может их давать.
- Но почему же вы надеетесь, что он, отказывая вам в необходимом, даст деньги на такую ерунду?
- А это мой секрет.
- Я думаю, секрет заключается в том, - пояснил Карташев, - что старый князь такой же поклонник большого света, как и наш князь.
- Граф, вашу руку.
- Другими словами, - сказал Корнев, - оба, и старый и молодой, помешаны на большом свете.
- Как вы находите, граф, этого господина?
- Я не нахожу слов, князь, - ответил Карташев. - Он просто ее выдерживает роли.
- Именно.
- Да, князь, с вами выдержать роль, - вздохнул Корнев, - трудно, знаете... гороху надо поесть сначала.
- Ну вот... впрочем, оставим этот разговор... Что бы вы сказали, если бы вам предложить почитать "Рокамболя"? - спросил Шацкий.
- Нет, уж избавьте.
- Читал? - спросил Карташев.
- Не читал и ни малейшего желания не имею этой ерунды читать.
- Но ты себе представить не можешь, как это интересно, - роскликнул Карташев. - Стыдно, а интересно так, что не оторвешься.
- И что там может быть интересного?
- Я вот и сам так думал, а начал, и вот уже два дня...
- Странно...
- Жаль, что нет здесь этой книги...
- Она здесь, - ответил a la Рокамболь Шацкий и принес из передней несколько объемистых книг.
- Послушай, - обратился обрадованный Карташев к Корневу, - куда тебе торопиться? Подари сегодняшний вечер, так в быть, нарочно для того, чтобы самому убедиться.
Корнев колебался.
- Да ведь глупо как-то...
- Мой друг, - сказал Шацкий, - помиритесь с мыслью, что от глупости все равно никуда не денетесь.
- Это как прикажете понимать?
- Очень просто. Жизнь, вообще говоря, глупость?
- С одной стороны, конечно.
- Ну вот: с одной стороны! Поверьте, что со всех... А если жизнь глупость, то и все, что мы делаем, тоже глупость... то есть мы-то делаем всегда только одни умные вещи, конечно, но в итоге получается всегда одна большая глупость. А потому надо попробовать делать глупости - что тогда выйдет? А вдруг умная вещь?
- Оригинально, но не убедительно. Пожалуй, я согласен, - отвечал Корнев.
- А ты, Ларио? - спросил Карташев.
- Я с удовольствием, - я люблю, знаешь, все эти пикантные похождения. Я, положим, читал, но давно, и с удовольствием послушаю.
- Интересно? - спросил Корнев.
- Очень, - ответил Ларио.
- Ну, черт с вами, - согласился окончательно Корнев. - "Рокамболя" так "Рокамболя"...
И Корнев повалился с ногами на диван.
- Так я тебе расскажу сначала, - предложил Карташев и принялся вперебивку с Шацким передавать прочитанное.
Когда Карташев кончил, он спросил:
- Ну что? Интересно?
- Ничего себе, - ответил Корнев.
- А вот в чтении послушай... Кто читать будет?
- Ну, начинай, а там по очереди, - ответил Корнев.
Карташев сел в кресло, подвинул лампу, откашлялся и начал.
- Ну что, Вася? - спросил Шацкий через час.
- Интересно, - снисходительно ответил Корнев.
Еще через час Шацкий повторил вопрос.
- Вы своими вопросами мешаете слушать. Давай я почитаю.
Чтение продолжалось до восьми часов утра, пока не окончили всего "Рокамболя".
- Возмутительно! - проговорил Корнев и стал быстро одеваться.
- Послушай, Вася, - предложил Шацкий, - идем теперь ко мне...
- Я иду домой, - ответил бесповоротно Корнев.
- Вечером к Бергу... Итальяночку...
- Не желаю.
- Ну, и ступай... Идешь ко мне? - обратился Шацкий к Карташеву.
Карташев нерешительно стал думать.
- Идем. Видишь, грязь какая у тебя... Накурено. У меня кофе напьешься, спать ляжешь, а там... дзин-ла-ла... Ну, одевайся... А ты? - обратился Шацкий к Ларио.
- Нет, я домой.
- Конечно.
Одевшись, компания вышла на лестницу.
Карташев точно опьянел от чтения, бессонной ночи, итальянки. Спускаясь и проходя мимо звонка какой-то квартиры, он вдруг изо всей силы дернул за этот звонок. В то же мгновение он бросился к противоположной квартире, дернул и там.
- Послушай, что ты? ошалел? - запротестовал было опешивший Корнев, но, сообразив, что сейчас отворят двери, бросился за мчавшимися уже через две ступеньки Ларио и Шацким.
Карташев понесся за ними и рвал звонки всех встречавшихся по пути квартир.
- Мальчишество, глупо... - по временам оглядывался на него взбешенный Корнев, но мчался вниз; за ним ураганом неслись другие, а там, вверху, уже щелкали засовы отворявшихся дверей, и одни за другими неслись вдогонку компании отборные ругательства.
Когда все вылетели на подъезд, Корнев, раздраженно проговорив: "Глупо, мой друг!" - не прощаясь, пошел прочь, а Шацкий закричал ему вдогонку:
- Вася, есть еще "Воскресший Рокамболь".
- Убирайтесь к черту!.. - не поворачиваясь, крикнул ему Корнев.
XV
Карташев и Шацкий, в видах сокращения расходов, решили поселиться вместе. Для поправления финансов Карташев заложил часы, шубу, сюртучную пару и, помимо матери, попросил у дяди единовременную субсидию в семьдесят пять рублей, которые вскоре и получил.
Друзья исправно посещали Берга, абонировались в библиотеке, читая книги вроде "Вечного жида", "Трех мушкетеров", "Тайн французской революции", "Королевы Марго", "Графа Монте-Кристо".
В течение месяца оба так и не видели ни разу дневного света.
- Может быть, его уж и нет? - говорил Карташев.
- Во всяком случае, это не важно... - отвечал Шацкий.
Но, собственно, настоящее увлечение первых дней той жизнью, какою теперь зажили Карташев и Шацкий, уже прошло у Карташева. Грызло его и сознание праздности и незаконности такой жизни и, наконец, бесцельность ее. Так, с итальянкой продолжались заигрыванья, но дальше взглядов и улыбочек дело не шло, да и не могло идти, потому что уже один билет в третьем ряду был непосильным расходом.