снова пошла к Вере Геннадиевне, та посоветовала еще раз съездить в областную больницу и прописала новые капли, а он… Вон он как нынче на нее накричал – совсем на него не похоже. И разве только глаза тому причиной?
Причиной, понимала Тоня, было все, что последовало за тем страшным днем. К ним зачастили работники прокуратуры. Антон изо всех сил крепился, чтобы разговаривать с ними спокойно, но это не всегда получалось. Чаще всего приходил молодой, симпатичный паренек, видимо, только закончивший учебу в институте. Беседу он начинал спокойно и доброжелательно:
– Пожалуйста, расскажите еще раз все сначала.
Тоня брала мужа за руку: мол, так надо, такая у них работа, не заводись. И Антон, кажется, ей подчинялся, начинал обычным своим негромким голосом:
– Ну что тут рассказывать? Ворвался в дом молодой мужик. Не зашел, а именно что ворвался. Я спрашиваю: ты кто? А он вместо ответа кинулся на меня и – за горло.
– Что – так прямо сразу? С ходу?
– Сразу. С ходу.
– Он что-нибудь говорил?
Рука мужа вздрагивала под ее рукой, но пока ей удавалось ее смирить.
– Требовал денег, – все еще более-менее спокойно говорил Антон. – Я уже понял, что он не в шахматы играть пришел, и потому сказал: в пиджаке, у двери, в кармане. Он спросил: сколько? Я сказал: немного.
Тоня знала, что будет дальше.
«Мне немного не надо! Мне надо много!» – закричал пришелец. Оторвав руки от горла, рванул на муже рубашку. А потом… несколько раз ударил его по лицу. Он же не знал, что делать этого не стоило ни в коем случае. Этого муж не мог позволить никому и никогда…
Было время, когда этого не знала и сама Тоня. Но ведь – жизнь вместе прожили, поневоле пришлось узнать.
Про войну Антон вспоминать не любил, но однажды, когда приехала дочь с внуками и они сильно за столом расшалились, он смотрел-смотрел на них, да и начал вдруг рассказывать. Как был таким же несмышленым пацаненком, как они, только жил не в городе, а в деревне; пас коров, лошадей в ночное гонял, но школу все-таки кончил, и совсем неплохо. Думал: вот теперь в город и поеду, если не в институт, так хоть в училище поступлю. А тут – война, Гитлер на Россию напал. И вместо города он опять попал в деревню, потому что их, желторотых новобранцев, привезли в одно из сел Саратовской области и в спешном порядке стали обучать военному делу. Строй, рытье окопов, оружие.
– Строй – понятно, рытье окопов – тоже. А оружие? – спрашивал старший из внуков. – Какое оружие-то?
– Противотанковое ружье, – довольный вниманием, разъяснял рассказчик. – Дегтяревское однозарядное – разок можно в немца пальнуть, пятизарядное симоновское – пять раз в немца бабахнешь. Ружьецо не из легких – только вдвоем и могли его поднять.
Но главная трудность, – поняли вскоре слушатели, – была для молодого бойца не в этом. Главная трудность была – тон старшины, которым тот отдавал приказы. Тон был – безапелляционный и диктаторский. Вот его-то новобранец Антон Воронич и не мог выносить. Произнесенные таким тоном приказы он не только не спешил выполнять, но и старался все делать им наперекор. А результат был: «Рядовой Воронич – наряд вне очереди… Два наряда… Три наряда…»
Пришел день, когда солдатиков погрузили в эшелоны и повезли по направлению к Москве. Враг от столицы был уже отброшен; в вокзальном ресторане бойцов хорошо покормили, и опять – в эшелон. Теперь он следовал к фронту. Будущие вояки смотрели в окно и видели сожженные деревни – в большинстве из них улицы обозначали не дома, а уцелевшие после пожарищ остовы печей. На одной из станций, вблизи Белоруссии, поезд остановился, и дальше новобранцы стали передвигаться пешим ходом. Чем ближе была передовая, тем чаще их бомбили. Они уже усвоили: если в небе появилась «рама» – через несколько минут жди «мессершмиттов». После одной из бомбежек от сорока бойцов-бронебойщиков осталось… четыре человека. Их приписали к пулеметному стрелковому дивизиону, и новый вид оружия – пулемет – они осваивали уже в боях. Тогда же сержанту Вороничу присвоили звание старшины и назначили командиром пулеметного расчета. Тут он уже и сам начал осваивать диктаторские нотки. Потому что начал понимать, какая это жестокая штука – война. Этой жестокости можно было противопоставить только железную дисциплину, иначе…
– Ну, все поняли про дисциплину? – решилась прервать рассказ мужа непринужденным вопросом Тоня, поскольку внуки сидели непривычно притихшие, ей даже показалось – несколько придавленные рассказом деда. И тот легко пошел ей навстречу:
– Дисциплина – штука необходимая при определенных обстоятельствах. Военных – в первую очередь. Но сейчас же не война. И не пора ли нам, баба Тоня, переходить к торту?
За столом опять стало шумно и весело. А она, Тоня, сидела и думала: о, знали бы дорогие внучата, каким взрывным бывает иной раз их дорогой дедушка… И все по той же причине – не терпит, если в его присутствии кого-то унижают, посягают на чье-то достоинство. А уж если затрагивают его самого…
Собственно, именно это месяц назад и произошло.
…И когда дело доходило до вопроса следователя: «Каковы были ваши действия?» – в доме вмиг возникала взрывная волна:
– А схватил бутылку да и хряснул его по дурной башке!
Следователь – терпеливый и вежливый человек – осторожно говорил:
– Но вы должны были отдавать себе отчет…
– Какой отчет?! – уже бушевал Антон, и Тоня готовила аппарат для измерения давления. – В чем – отчет? Я что, должен был ждать, пока он меня удушит? Война научила меня оставаться живым в любых обстоятельствах, а не подставлять свою шею всякому…
Тоня уже не просто гладила его руку – молила:
– Антош, Антош, успокойся.
Но вдруг и сама закричала на молоденького следователя:
– Вы что – не понимаете, что он его действительно бы удушил?
Следователь после таких бесед смущался, уходил, а она с помощью пилюль и капель возвращала себя и мужа в нормальное состояние.
Эта злополучная бутылка… Хотя почему – злополучная? Разве не должны были они с мужем отметить один из самых дорогих своих праздников – День Победы? На митинг сходить не пришлось, так хоть дома посидеть по-человечески. Они и посидели. Они ведь не только о том, как познакомились, вспоминали. Накануне в дом принесли районную газету, и в ней была заметка про Антона – коротенькая такая заметка, сообщавшая о том, что «житель нашего района, бывший фронтовик, командир пулеметного расчета А. В. Воронич участвовал в одной из тяжелейших фронтовых операций