Читать интересную книгу Меня не узнала Петровская - Алла Драбкина

В последний приезд Игоря Александровича они прорубили в полу сцены вход в подполье — это для всяких неожиданных театральных трюков, которые Игорь Александрович так любит. Кашин тоже любит трюки, потому что — хочет он этого или не хочет — он все больше похож на Игоря Александровича.

Новый директор ему не мешает. У нас отличный директор, хоть лично я и ссорюсь с ним каждый день. Правда, если уж говорить честно, мне нравится с ним ссориться, потому что он делает это весело и остроумно и каждый раз обзывает меня незаконной внучкой Пушкина. Педсоветы он проводит короткие, как пулеметная очередь. Вот вчера, например, врывается в учительскую, еще с порога швыряет портфель и с места в карьер начинает:

— Кого растим? Кого растим? — и оглядывает всех победоносно, потому что никто не знает, «кого растим».

Начинает разворачивать мысль:

— Вчера гуляю по площади около школы — окно у меня, подышать вышел. Гляжу, по той же площади гуляет ученица Шитикова с молодым кадетом. Это в учебное время, а? Встречаемся, раскланиваемся. Делаю второй круг — опять раскланиваемся. Третий круг — то же самое. Кого растим?

— Четверку по поведению надо вкатить, — говорит физик Мишин. Директор морщится.

— Что она, поумнеет от вашей четверки? Дураков растим! Растяп! Ей бы пристроиться за мной в хвост, а она навстречу двадцать раз попадается! Нельзя дураков растить!

Все смеются и расходятся по классам.

Крючок с новым директором не сработалась, ушла. Хоть она и враждовала с Семёном, но их связывала какая-то тонкая, незаметная нить, и существовать без него в школе она так и не смогла.

Несколько раз я приходила к ней домой, но, наверное, не с теми чувствами, которые ей были от меня нужны. Может, она понимала, что я ее жалею? А жалости она ни от кого не принимала, и постепенно отношения сошли на нет.

Многие отношения в нашей жизни сходят на нет. Это грустно и несправедливо. И меня всегда удивляет, что я тоскую не только по старым друзьям, но и по старым врагам, и какое то непонятное любопытство живёт во мне: где они, как они?

Мой старый дневник — единственная вещь, оставшаяся от старой дружбы и старой вражды, но и он, к сожалению, дочитан до конца.

1968

Меня не узнала Петровская

1. Люся Сосновская

Жизнь состоит из работы и из чепухи, и чепуха — это разговоры с бывшими одноклассниками. Особенно когда они орут в трубку всякие глупости по твоему рабочему телефону, а телефон находится в кабинете директора магазина, где ты работаешь, а директор терпеть не может пустопорожних разговоров.

— Знайка! — вопит бывшая одноклассница Лялька Демичева. — Знайка! Ты ведь все знаешь и помнишь, так что тебе поручается организовать тех, кого я назову!!!

И она с бухты-барахты дает мне задание, которое я почему-то должна выполнять. Как будто у меня дел других нету, как будто у меня не муж и двое детей, не магазин и план, не стирка-уборка, а такая же легкая и свободная жизнь, как у нее. А главное, будто бы у меня есть желание собираться с ними и хвастать житейскими успехами, которых нет. Да еще называет меня этой дурацкой школьной кличкой «Знайка». Вряд ли они там в школе меня любили, явно же говорили за глаза, что я сплетница и слишком много знаю, но обойтись без меня не могут и сейчас.

А виной всему моя странно устроенная память, из-за которой становлюсь козлом отпущения: и дома, в своей коммунальной квартире, и на работе в магазине, и даже в родительском комитете школы, где учатся мои дети. Я все помню. Я помню, где кто живёт, если хоть раз была у человека или если при мне хотя бы называли его адрес, помню, у кого какое было пальто в первом классе, кто какую оценку получил на выпускных экзаменах. Всю жизнь все обращаются ко мне, как в справочное бюро, и меня же считают сплетницей. Хотя моя вина в этом тоже есть: ну почему бы мне уже не начать скрывать свои способности, не научиться помалкивать в тряпочку, будто я, как и все, ничего не помню и ничего не знаю? Так нет же — меня будто за язык тянут! Ну скажите, где вы встречали человека, который двенадцать раз умудрился попасть в свидетели и, мало того, оказался главным свидетелем? А я вот сумела! А как следователи были мной довольны! А каких только ужасов не наобещали пойманные с моей помощью воришки! Но зато как были благодарны те двое, которых я просто спасла своими показаниями от верных неприятностей! И все память… А что я сплетница — это бред. Я говорю то, что видела, и ничего от себя не присочиняю. В отличие от той же Ляльки, кстати, у которой память дырявая, зато всяких догадок и предположений целая куча, и где там правда, никто не разберется. Я, например, говорю:

— Вчера встретила на улице Петрову с Ивановым…

— Никогда не думала, что Петрова будет так нагло изменять своему мужу, — говорит Лялька.

— Да при чем тут измена? Мало ли, встретились и пошли вместе, — говорю я.

— Петрова с Ивановым? Случайно?

В общем, Лялька захлебывается своими предположениями, что очень странно хотя бы потому, что она в данном случае должна знать факты, которых я не знаю, а именно: Иванов и есть муж Петровой, и та же Лялька гуляла у них на свадьбе. Но она об этом тут же забыла так же, как забывает мгновенно и то, что я видела Петрову именно с Ивановым, зато эта небывалая «измена» застревает у нее в мозгу, она всем о ней рассказывает да еще ссылается на меня, пока Иванов с Петровой не приходят ко мне выяснять отношения, и сколько я ни оправдываюсь, мне не верят, потому что я у них сплетница, а Лялька — наивный ребенок.

Поэтому я чувствую, если состоится эта встреча, то она закончится тем, что меня побьют за сплетни, а первой нападёт, само собой, Лялька. Конечно, я бы с удовольствием не имела с ней никаких дел, но ведь она сама ко мне приходит и домой, и на работу. А выгнать ее я не могу. Лялька, — она бедная. Ей два раза на голову кирпич сваливался. И не в переносном смысле кирпич, а оба раза — самые настоящие кирпичи. И муж от нее ушел, даже не один муж, а оба. Первый пошел в булочную — да, да, просто в булочную — и не вернулся, а второй потерялся где-то на Черном море, когда они были в отпуске. Их я, конечно, понимаю, но и Ляльку жалко тоже. Но теперь, надеюсь, понятно, почему у нее есть время на всякую беготню и традиционные сборы. Ну, в общем, я ей не отказала. Согласилась обзвонить тех, чьи телефоны помню.

Встречаться Лялька надумала у Ксаны Гордынец. Поэтому для начала я позвонила Ксане, чтоб удостовериться, что тут ничего не напутано. Как ни странно, но Ксана была в курсе. Я ее не видела лет пять, ничего о ней не слышала, поэтому, конечно, немного поболтали.

— Где работаешь? — спросила я.

— В Союзе художников.

— Кем?

— Художником.

— Вывески рисуешь? Сколько платят?

— Нет, картины, а платят сколько заработаю.

— Со скольки до скольки?

— Что, платят?

— Нет, служишь?

— На службу не хожу, работаю в своей мастерской…

Странные ответы, не правда ли? Первый раз слышу, что человек не ходит на работу, но при этом что-то там зарабатывает, да еще состоит в каком-то там Союзе художников. Рисовать — это разве работа? Сколько я помню Ксану, она всегда рисовала для собственного удовольствия, но чтоб это считалось работой… Умеют же люди устраиваться! Хотя, для Ксаны это странно, она устраиваться не очень-то умела. Да и сама Ксана мне это сказала, когда я спросила ее про личную жизнь.

— Нет, не замужем. Детей нет. Не умею я жить, Люся.

— Алешку видишь? — спросила я.

— Нет. Ни Алешку, ни Вику не вижу… — так грустно ответила она.

В последних классах у нее с Алешкой Снегиревым была любовь, но потом все как-то расстроилось, а Вика — это ее лучшая подруга, она за Алешку замуж вышла.

— Но ты его не забыла? — из приличия спросила я.

— Люська, ты все такая же бестактная!

— Почему это я бестактная? Просто мне интересно…

— Я и тебя не забыла, — ответила она, — и очень хочу видеть.

Ну, поговорили о том о сем, что приносить, да что лучше достать мне в своем магазине, да есть ли у нее проигрыватель… Встречаться она предложила не у себя дома, а в своей мастерской. Там, оказывается, пятьдесят метров площади. Живут же люди! Но Ксане я не завидую, она девчонка хорошая: ни злой, ни вредной никогда не была. Потом я позвонила Вике с Алёшкой. К телефону подошла Вика.

— Привет, Вика, — говорю я.

— А, Знайка, — без всякого удивления ответила она.

— Мы вот тут решили собраться у Ксаны Гордынец… Вы как, придёте?

— Киса, как думаешь, общнемся с бывшими однокашниками? — сказала Вика в сторону, но так, чтобы я тоже слышала. А может, она и не для меня это сказала, я не Лялька, предположений не люблю. Однако я всё же слышала, что она назвала Алёшку «киса». За что купила — за то и продаю.