Читать интересную книгу Меня не узнала Петровская - Алла Драбкина

К концу спектакля я заметила, что у меня вся ладонь в крови — это я так сильно сжимала кулак, что ногти впивались в ладонь. А потом почему то все кончилось. Мне даже показалось, что мы пропустили какой-то кусок.

Загремели аплодисменты. В зале зажегся свет. Настасья Филипповна сказала, что нужно выходить кланяться, но Игорь Александрович нам про это не говорил ничего, потому мы не знали, что делать. Тогда Настасья Филипповна сама вытолкала нас на сцену. Мы вышли и увидели перед собой целый зал народу! Откуда они успели набежать? Мы кланялись как дурачки, потом стали хлопать, чтоб вышел Игорь Александрович. Он вышел. В зале поднялся дикий визг. В общем — это да!

Об обсуждении даже говорить неудобно, до того нас хвалили. Бронзовый Горький — наш! Жюри по очереди целовало Игоря Александровича, у Горина была такая физиономия, будто он его впервые видит. И нас всех хвалили, и говорили, что пошла совсем другая молодёжь, яркая и талантливая. Говорили, что теперь при виде яичных подставок всю жизнь будут вспоминать наш спектакль и нас всех по отдельности.

Горин сказал, что те из наших, которые будут в этом году поступать в театральный, могут уже считать себя принятыми и пусть лучше готовят общеобразовательные предметы. Хо-хо!

На шум заглянул Семен. Услышав, что нас хвалят и нам дали первое место в городе, он поднялся и полчаса распинался, что хороший драмкружок — это старая традиция нашей школы, что Игорь Александрович тоже ученик нашей школы. Уж ладно, если б он болтал только это, но он еще стал заливать, что школа оказывает нам всяческую поддержку. Дурацкое благородство Игоря Александровича не позволило ему сказать, что и фонарь, и занавес мы купили на свои завтраки, а Игорь Александрович вложил всю несчастную зарплату, которую ему дают в школе, да еще и занял у кого-то.

Потом Семен предложил комиссии осмотреть школу и посетить зооферму, но все отказались и почему-то засмеялись. Ну и пусть над ним посмеются.

9 апреля

Пришли играть спектакль. Открыли гримерную комнату, где у нас должны были лежать костюмы и фонарь. В комнате ничего не было. Оказывается, Семен приказал завхозу запереть все где-то в подвале — боится, чтоб не украли. Какое его дело, ведь и костюмы, и фонарь — наши. Оставался час до спектакля, а мы все искали завхоза. Наконец нашли, но он сказал, что директор запретил нам все выдавать без его распоряжения.

Завхоз ушел, а мы так и не знали, что делать. Тогда Игорь Александрович приказал ребятам взломать замок. Дитя сказал, что можно обойтись и без этого, и открыл дверь гвоздем.

Мы взяли костюмы, но из-за этой возни все вышло как-то не так. Правда, зрителями были младшие классы и им все равно понравилось, но нас спектакль не удовлетворил. Костюмы и фонарь мы опять заперли в гримерной.

14 апреля

Был выездной спектакль. Играли на обойной фабрике. Правда, опять была свара из-за костюмов, но Игорь Александрович лично ходил к директору. Вернулся злой и красный, но костюмы нам дали.

19 апреля

На перемене ко мне подошла Крючок и сказала, чтобы я осталась после уроков — надо поговорить. Я осталась. Она начала издалека — всё расспрашивала про кружок и про спектакли, хвалила Игоря Александровича, а потом вдруг спросила: правда ли, что мы берем за выездные спектакли деньги. Мол, ничего в этом плохого нет, если и берем, но просто ей интересно знать. Я сказала, что мы денег не берем. Тогда она спросила, не было ли случаев, когда Игорь Александрович уединялся с кем-нибудь из представителей организации. Я сказала, что такого тоже не было. Интересно, к чему это? Очень уж подозрительно. Так подозрительно, что у меня прямо заныло сердце.

Но потом она перевела разговор на то, что мне надо вступать в комсомол, и заставила при ней написать заявление. Я написала так, как все пишут.

Конечно, надо вступать в комсомол.

26 апреля

Что-то не очень веселые дни начались для меня. У меня все время такое состояние, будто за мной шпионят или все время говорят гадости за спиной. Не в кружке, конечно, а в классе, хотя в кружке все сейчас тоже хмурые — берут пример с Игоря Александровича. После выпуска спектакля он как-то потух. Скоро праздник, я ужасно боюсь, что он его будет встречать не с нами. Домой расходимся поодиночке. Сразу после спектаклей нянечки выгоняют нас чуть ли не швабрами, а однажды тетя Саша даже кричала на Игоря Александровича, что его еще надо проверить, чтобы он не думал, что он сильно умный. А он опять не стал спорить и только сказал нам, чтоб мы убирали за собой и не задерживались в школе.

Зинаида спрашивала у меня про Леночку Петрову, строгая ли у нее мораль и не встречала ли я ее когда-нибудь вдвоем с Игорем Александровичем.

Я рассказала Кашину. Он выругался очень нехорошим словом. Впервые за все время, что я его знаю.

Что-то будет!

1 мая

Праздник, к удивлению, прошел хорошо. Были все наши, кроме Милки Маняшиной. Ее не отпустили родители. Было ужасно весело. Была бутылка вина. «Столовое» называется. Всем досталось почти по рюмке. Ужасно напились. Веселились как сумасшедшие. Танцевали, пели, играли в актерскую игру. Игорь Александрович был заводной, как раньше.

Оттуда я позвонила Милке. К телефону подошла ее мама, я стала упрашивать, чтоб она отпустила Милку, но она не согласилась. Спросила, почему это я такая веселая. Я сказала, что я пьяная, а она почему-то повесила трубку. Ну и черт с ней, только Милку жалко. Вот моя мама теперь уже не боится отпускать меня с Игорем Александровичем хоть на край света. Танцевали опять все вместе, кто во что горазд. И под рояль тоже (мы собирались у Володьки Золотова). Наконец-то я увидела его родителей и впервые поняла, что в старом возрасте бывает любовь! Какие они чудные. Плясали с нами твист, и шейк, и хали-гали. Чудно! Часов в десять, прибежала Настасья Филипповна, она встречала праздник с семьей, но не забыла и про нас. Играла на рояле Бетховена, «Лунную сонату», потом Моцарта, Первый концерт. Мы все сидели тихо и слушали. Теперь не буду выключать радио, когда передают классику.

Кашин? Кашин — чудо! Мой самый чудный, самый милый, самый святой. Он не спускал с меня своих удивительных глаз.

Ладно, больше писать некогда, ребята ждут на улице… Потом…

5 мая

Поздравляю вас, Маша Сухова. Вот вы и получили первую благодарность от человека, которому не сделали ничего плохого. Все по порядку…

У нас была физкультура. Физрук поручил провести ее Лариске Гущиной, а сам пошел по своим делам.

Гущина орала на нас всех, как законченная держиморда, она ужасно любит командовать. После разминки решили играть в баскетбол. Выбрали двух капитанов: Зосю Щуклову и Великорожина. Великорожин и правда хорошо играет, а Зосю потому, что команда, за которую она играет, всегда выигрывает, ведь если Зося берет мяч, то она его уже не выпускает. Царапается, дерется, ругается. Она один раз Кольке Смотряеву руку прокусила, вот до чего азартная девица. Ребята даже говорят, что, когда она играет, от нее током бьет.

Ну вот. Каждый из капитанов должен был набрать себе команду. Великорожин человека, Зося — человека, и так, пока всех не разберут. Ну, а сразу пошла к Зосе, потому что раньше она всегда меня брала первую, хоть я и очень плохо играю. Я к ней подошла, а она меня как пихнет и говорит:

— Ты чего это поперед батьки в пекло лезешь?

Я чуть не упала, так она меня толкнула. Ну, я отошла. В общем-то, конечно, я не приобретение для команды, могу и подождать.

В итоге остались мы вдвоем с Ромкой Хейфецем. Великорожин ткнул в Ромку, а Зося сказала:

— Эй ты, давай уж, так и быть, ко мне.

Это она мне так!

Я ещё не сообразила толком, что произошло, а в зале уже наступила тишина, как будто это все, сговорившись, сделали пакость, а теперь ждут исхода.

Я повернулась и пошла к раздевалке.

— Сухова! Приказываю вернуться! — крикнула Гущина. Я и ухом не повела. Тогда кто-то кинулся за мной и подставил ножку. Я упала и ободрала коленку. Ко мне подскочили Колька Смотряев и Нинка Дерябкина, схватили за руки и поволокли обратно. Я отбивалась ногами и ударила Кольку, кажется, очень сильно. Он заорал как резаный.

— Она еще дерется, — крикнула Гущина и тоже побежала ко мне.

Потом началась общая свалка. Я не могу сказать, чтоб это было больно, но я ревела как сумасшедшая. Они щипали меня и тащили в зал. Ромка и Милка кидались на них, но их тоже стали щипать. Ведь нас было всего трое!

Ромке досталось больше всех. Его бы вообще пришибли, если бы не ввалился физрук.

— Смирна-а! — заорал он. — Что тут происходит?

— Она хотела сбежать с урока, — сказала Гущина и показала на меня.

— Как твоя фамилия? — спросил физрук.