– Ну… и не буду отбрыкиваться. Лишь бы исполнилось.
Ну, чем еще можно было его разубедить?
– Смотри, – вздохнул Оська, – как надо лезть вниз. Держишься крепко, но не до судорог. Ногу ставишь на эту перекладинку, как на ступеньку… – В звеньях якорной цепи были перемычки (есть у них специальное морское название, но Оська его забыл). – Одну руку можно отрывать, когда стоишь двумя ногами. А ногу менять – если двумя руками держишься… Если устанешь или закружится голова… или чересчур страшно сделается, прижимайся к цепи всем телом. И лицом. И закрывай глаза. И говори: “Цепь, ведь я твое колечко, мы с тобой срослись навечно”… Отдохнешь и спускайся опять. Вот так…
Все это Оська показывал на цепи. На том ее куске, который шел от камня до обрыва.
– Понял? Теперь попробуй сам…
Норик стал пробовать. Перебирал суставчатыми конечностями, как большое насекомое. Незагорелые части рук и ног высовывались из короткой юнмаринки, показывая, что загар мальчишкин недавний, непрочный… Норик прижался к цепи, шумно подышал. Спросил:
– Получается?
– Вроде бы получается…
– Ну… тогда я пошел, да?
У Оськи уже было холодно и пустовато внутри. Как в тот раз .
– Постой. Я пойду первым.
– Ты?! Зачем?!
– Балда! Чтобы держать тебя, если скиснешь!
Оба помолчали, глядя в разные стороны. Норик тихо и решительно заявил:
– Тогда я не полезу.
– Ага! Не полезешь сейчас ! Придешь потом, без меня…
Норик молчал, светясь красными ушами.
Оська сказал:
– Как хочешь. Тогда я полезу один.
– Зачем?!
– А просто так!
Норик посмотрел… и все понял. Не разойтись им на этом обрыве. Он глянул вверх. В небе – уже не синем, а сероватом – летели пепельные клочки облаков.
– Кажется, портится погода…
– Наверно. Осень ведь. В это время начинаются равноденственные шторма… Но за ближние полчаса еще не испортится… – Оська понимал, что Норик просто хочет спровадить его домой… Или уже не хочет?
– А это ведь наверно не будет считаться, если вдвоем? Для исполнения желания-то… – сказал Норик нерешительно.
– Будет, будет! Главное – подержаться за медную ручку… Давай скорее, а то и правда рассвистится. – Ветер уже нервно дергал их юнмаринки.
Это было совсем не так, как в прошлый раз. Оська теперь почти не боялся за себя – не до того было. Зато он отчаянно боялся за Норика. Впрочем, и за себя тоже: если с Нориком что-то случится, это, значит, и с ним, с Оськой! Они с Нориком теперь как бы на одной оси… “Ось-качалка”… Нет, не надо качаний.
Цепь – такая тяжелая, такая монолитная – все же ощутимо колебалась под мальчишечьими телами. А ветер стал плотнее – неустанно трепал юнмаринки. Ровно гудел в ушах. И цепь гудела, передавая телам отдельную от колебаний тонкую вибрацию звука.
Норик опускался довольно умело. Не проявлял боязни. Хотя кто его знает? Глянешь вверх и видишь над лицом только босые незагорелые ступни. Обувь оставили наверху. Иначе нельзя. Кроссовки и сандалии скользили бы на круглых перемычках цепных звеньев… Они называются… “контры… форты…” тьфу! “Контрфорсы”! Папа же говорил!
– Норик, ты как там?
– Не знаю… Кажется, ничего…
Вот балда! Нет чтобы сказать “нормально”.
– Держишься?
– Да… Пока держусь…
“Пока”! Ничего себе…
– Ты делай, как я говорил! Закрой глаза и прижмись!
– Ладно!
Однако он равномерно опускал то одну ногу, то другую. Толчок – толчок. Толчок – толчок…
Цепь заметно провисала. Поэтому сперва скальный обрыв был совсем близко, и это слегка успокаивало: все же рядышком земная твердь. Но твердь постепенно отдалялась, и вокруг нарастала пустота. Шумела, шумела ветром, трепала рубашки. Оська вдруг будто глянул на себя и Норика издалека – с платформы станции “Черная речка”. Они как два флажка на цепном фале: один желтый, другой клетчатый, с бело-синими квадратами. Интересно, что означает такой двухфлажный сигнал, буквы “Q” и “N”?
“Ку, Эн… Почти “Куин”. “Королева”. Ох, при чем тут королева?”
А что, если заметят снизу и на станцию прикатит полиция? Пожалуйте, господа “маринованые”, в фургон с решетками!.. Хотя такого ни разу не случалось… Так же, как и того, чтобы кто-то загремел. Но если всем, кто спускался раньше, везло, у Оськи и Норика больше шансов загреметь… Что за подлые мысли! Не смей!
– Норик, ты держишься?
– Кажется, да… Голова почему-то кружится…
– Зажмурься! Спускайся на ощупь!
– Я так и делаю! Давно уже…
“Как давно? Сколько времени прошло? Далеко ли до площадки?”
Посмотреть бы вниз, но нельзя…
– Оська… Я почему-то ослабел весь…
– Держись! – Оська толкнул себя вверх на три звена – рывком! Уперся головой в костлявый зад Норика, грудью прижал его ноги, обхватил их вместе с цепью.
– Зажмурься крепче! Не смотри никуда, отдышись!.. Помнишь: “Цепь, ведь я твое колечко…”
– Да. Я повторяю…
– Ты не бойся! Мы ведь уже совсем близко от церкви.
– Правда?
– Конечно!
– Тогда пошли…
– Ты можешь?
– Да.
И опять: толчок – толчок, толчок – толчок. Колебание цепи в пустоте…
Когда-то цепи покрыли черной краской. Теперь она отскакивала чешуей, царапала ноги и ладони. Порой до крови. И язвочки ржавчины въедались в кожу. Ну да пусть, лишь бы скорее вниз. И даже сторож внизу уже не страшен. “Кажется, его зовут Сильвер, как в “Острове сокровищ”, – вспомнил Оська рассказы пацанов. Тех, кто будто бы попадал Сильверу в лапы…
Справа показался крест колокольни – Оська увидел его краем глаза. Ух, значит позади две трети пути.
– Норик, мы правда уже близко…
– Оська! Я зацепился!
Оська глянул вверх. Край штанины у Норика наделся на головку нагеля – это такой болт на могучей такелажной скобе, она соединяла две смычки цепи. Какой олух поставил ее сюда вместо специального круглого звена! Решили, что, если не на корабле, то можно!
– Сделай шаг вверх!
– Ось… я не могу. Правда…
– Тогда вниз! Пусть рвется!
– Не пускает…
– Сильнее вниз!
Материя треснула.
– В порядке?
– Ага… Только распластал…
– Наплевать. Починим как-нибудь… Не бойся, уже скоро площадка…
Крест колокольни ушел вверх, показались чешуйчатые маковки и луковичный купол.
Еще вниз…
– Норик, теперь правда совсем близко!
– Да, я вижу…
Справа был уже сруб, кованая решетка окна. Сейчас, если даже свалишься, то не беда. Лишь бы не мимо площадки… Вот и все! Оська прыгнул на доски. Вытянул руки, принял в охапку обмякшего Норика.
Но тот не долго был обмякшим. Секунд пять. Потом отвердел, осторожно (даже ласково так) освободился. Виновато улыбнулся, прижал к бедру разорванную штанину. Оперся о точеные поручни площадки, глянул вниз, торопливо отошел от края.
– А где же дверь?
– С той стороны. – Оська прочно взял его за руку. И пошли.
Норик шел осторожно. Видать, ощущал под площадкой еще одну громадную пустоту.
Они оказались у резного крылечка со столбиками.
– Ой… – Оська выпустил руку Норика.
Массивных медных ручек с шариками и завитками не было. И медных крестов на половинках двухстворчатой двери не было. Только дыры от винтов… Правда, кто-то уже побеспокоился, прибил новые ручки, самые простые, как в дешевой квартире.
– Жулье, – горестно сказал Оська. – Это те, кто воруют цветной металл. Мало им корабельного кладбища, добрались и сюда…
– Значит, все зря? – Норик уронил руки.
– Да что ты! Почему зря? Можно взяться и за такую ручку! Ведь это же все равно вход в церковь ! И там – святой образ.
– Думаешь, его не украли?
– Конечно, нет! Смотри, дверь не сломана! А она ведь всегда бывает закрыта! Если бы хотели украсть, сломали бы!
Подергали дверь. Она и правда оказалась прочно запертой.
– Норик, ты не сомневайся! Берись за ручку и говори желание! Не зря же ты спустился сюда!
Оськина горячность убедила Норика. В самом деле, не зря же он преодолел такую жуть высоты!
Норик вцепился в ручку тонкими пальцами с ободранными костяшками. Виновато оглянулся на Оську. Тот сразу отошел. Даже отвернулся.
Норик, наверно, шептал свое желание. Неслышно. Зато по-прежнему шумел ветер. Внизу прокричал тепловоз, прогрохотали вагоны. Коротко взвыл ревун пассажирского катера у Чернореченского причала. Где-то далеко в городе играл оркестр, потом бухнула пушка. Наверно, опять развлекали туристов на бастионах Главной высоты.
Норик тронул Оську за плечо.
– Я – всё. Теперь куда нам?
– Теперь просто!
И Оська повел Норика к черному сводчатому входу в скальной стене, за церковью.