Читать интересную книгу Подлинная история Зеленых музыкантов - Евгений Попов

(221) Этого дома больше нет. И никогда больше не будет.

(222) Так, кстати, звали мою первую жену, с которой я в общей сложенности прожил дней пять. Мы познакомились в бане, когда мы с товарищем вывалились пьяные из парной, а она сидела в очереди в "женское отделение" и читала книгу Антуана де Сент-Экзюпери "Маленький принц". Она была злобноватой красавицей. А вот моя третья и, надеюсь, последняя жена Светлана значительно красивей и очень сильно меня любит, равно как и я ее, даром что женщина она хоть и добрая душою, но очень строгая, и я ее иногда побаиваюсь. Людмилу же портил утиный нос и непристойно звучащая фамилия, которую я приводить не стану и даже более того - к месту напоминаю: ИСКЛЮЧИТЕЛЬНО ВСЕ, НАПИСАННОЕ МНОЙ, ВЫДУМКА. Любовь сразила меня, "как финский нож" (М. Булгаков), но я уехал продолжать высшее образование, и Людмилочка переспала с тем самым моим товарищем, наперсником нашей любви и "чичисбеем", о чем мне сообщать, конечно же, не стала, и я узнал об этом значительно позже, отчего и рассорился с "чичисбеем" навсегда.

В день, когда мы поженились, она направилась "навестить друзей" и возвратилась только утром, "дыша духами и туманами". В городе Д., что на канале М.-В., ей сильно не понравилось, но она крепилась и даже привела меня показать московским родственникам, сотрудникам КГБ, хотя я просто умолял ее этого не делать, справедливо предрекая, что ничего хорошего из этого не получится. Как в воду глядел - напившись до безумия с крепкими гэбэшными ребятами, я обвинил их в том, что они нарушают права человека, посадили Синявского и Даниэля и т.д. по полной программе. После длительной потасовки с разбиванием посуды и ломкой хрупкой модной мебели эти честные парни, скорей всего служившие в каком-либо другом, недиссидентском отделе, все-таки выкинули меня из квартиры с побитой мордой, в рваной рубашке. После безуспешных попыток поджечь им дверь, я вышел на улицу и возопил, обращаясь к мертвым ночным окошкам: "Коммунисты, вызываю вас на поединок! Коммунисты, если вы не трусы, выходите на бой"! Безобразная пьяная сцена! Не забрали меня, очевидно, лишь потому, что в своем доме скандалов "не трэба", очередную "звездочку" задержат... Все вышеописанное могут подтвердить знаменитый ныне драматург женского пола Л. П. и ее муж Б. П., которые тогда проживали в нищете около метро "Ленинский проспект" и к которым я, как только открыли метро (куда меня, неизвестно как, пустили), явился отлеживаться. Окончательный разрыв произошел, когда я в очередной раз явился из Москвы в город К., где запустил в нее привезенной в подарок сырой и чуть-чуть завонявшей в самолетном тепле уткой, после чего тут же возвратился к своей будущей второй жене, с которой "дружил", прежде чем жениться на жене первой. Дальнейшие следы Людмилы теряются в пространстве и времени - по слухам, она содержала подпольный публичный дом в г.Туле, где вышла замуж за эстонца. Как-то, уже в "новые времена", я получил бандероль из Эстонии, где лежала моя книжка "Жду любви не вероломной" и имелось письмо, которое гласило, что неизвестная почитательница моего таланта г-жа Людмила Тынномяги просит у меня автограф. Я и написал: "Дорогая Людмила! Рад, что вас, живущую в далеком нынче ближнем Зарубежье, так интересуют русские книги. Горячо любите свою Родину, читайте больше художественной литературы, совершайте больше добрых дел, и Бог никогда не отвернется от Вас". На этом переписка прекратилась.

(223) Решительно не помню, как познакомился со второй своей женой, тоже красавицей. Но зато слишком хорошо запомнил, как мы расстались странным летом 1978 года. Я не очень твердо осведомлен о том, что было в ее жизни дальше, прежде чем эта жизнь закончилась - по слухам, слишком трагически и слишком рано. Она была беззлобным существом, любила портвейн и тряпки... Видит Бог, мне жаль...

(224, 225) [...]

(226) Не знаю точно, что это слово означает. Это поэт Елена Шварц из Питера знает, потому что она очень любит загадывать друзьям и знакомым шарады, ребусы и загадки, отгадать которые никто не может, потому что Елена Шварц умнее всех своих друзей и знакомых. [...]

(227) Разумеется, не про Сталина, а типа уже упомянутой "Бригантины". Или вот еще была "прогрессивная песня" при "оттепели", которая приобрела буквальное звучание, когда началась массовая эмиграция:

Я не знаю, где встретиться

Нам придется с тобой.

Глобус крутится, вертится,

Словно шар голубой.

Припев: И мелькают города и страны,

Параллели и меридианы...

Одно из двух: или хоровое пение возродит Россию, или Россия возродит хоровое пение.

(228, 229) [...]

(230) Вся "прогрессивная" провинциальная публика в этом смысле подражала легендарному московскому поэтическому кафе "Аэлита", которым руководил Илья Суслов, впоследствии сотрудник журнала "Америка", издающегося в США, а некогда заведующий отделом сатиры и юмора "Литературной газеты", до сих пор издающейся на Цветном бульваре г. Москвы. [...]

(231) Такого текста записки быть не могло. Это - фальшивый, натужно и лживо сочиненный, очевидно, "для проходимости", или по глупости, или по неумению текст. Примерно в то же время я был в городе Дивногорске и видел, как девчонка, приехавшая из деревни учиться в ГПТУ (городское профессионально-техническое училище) на бетонщика ГЭС (гидроэлектростанция), сидела с гармошкой на подоконнике пятого этажа своего общежития и пела в улицу:

Я профоргу дала

И парторгу дала.

Председатель - тоже блядь,

Ему тоже надо дать.

Такие дела.

(232) Cоветский "канцелярит", язык, на котором изъяснялись образованные "совки". Корней Чуковский, улучив момент, реализовал свою неприязнь к советской власти, обрушившись на "канцелярит", не достойный "строителя коммунизма". Однако на другом языке власть тогда разговаривать не умела, иначе это была бы совсем другая власть.

(233, 234) [...]

(235) А чего бы им радоваться, когда ситуация чревата ЧП, а среди поэтов непременно должны быть стукачи, которые доложат, куда следует, что в фармацевтическом училище ослаблена политико-воспитательная работа.

(236) Здесь опять неизбывное влияние родного Художественного фонда. Даже и не штамп скорее всего, а умильное описание скульптурной композиции, материал - бетон.

(237) [...]

(238) Тоже советский штамп. Из какого-нибудь такого кино про "телятники". Как, допустим, доярку посылают за успехи в Москву на Выставку достижений народного хозяйства (ВДНХ), а она от смущения закрывается накрахмаленным фартуком.

(239) [...] Странная субстанция - слова. Слово "девки" в Сибири считалось вполне приличным, а когда я, приехав в Москву, шутливо обратился так к неким юным лицам женского пола, они страшно оскорбились: "Мы не девки, мы - честные". Из чего я сделал правильный вывод - русский язык отличается от сибирского так же, как английский от его американского диалекта. Ох, боюсь, как бы Сибирь не повторила судьбу Америки!

(240) Этими словами и сказала - не матом же. Здесь, действительно, присутствует правда жизни и нету никакой лакировки.

(241) Для того, что секс в России был, есть и будет. Россия очень здоровая в этом смысле страна, и все разговоры про оскудевший генофонд чепуха. Пьяные рожи наличествуют в России уже больше тысячи лет, и ничего, живем.

(242) Ой, я не могу! Штамп на штампе! Сейчас уже и не понять кривлялся я или так получилось. Скорее всего - последнее. [...]

(243) См. комм. 209, 227.

(244) [...]

(245) Врачи, медсестры, аптекарши являлись своеобразным авангардом женского отряда советских трудящихся. На них, которые из НАРОДА, любили жениться пожилые советские писатели, чтоб, когда кондрат хватит, "скорая помощь" была под рукой. Тут "человеческих инженеров" следует понять и одобрить, тем более что эти бабенки были свежие, молодые, чистенькие и смазливые. А когда они превратились в советских мегер, обвешанных золотом и бриллиантами, писатели уже умерли.

(246, 247) [...]

(248) Какие все-таки относительно мягкие нравы были в те времена! Правильно говорят, что нынче нет духовности и кривая нравственности упала до критической отметки. Нынешние девки вполне могли бы затащить Иван Иваныча к себе в общежитие, угостить его вином с клофелином и хором изнасиловать. Дарю этот сюжет Регине Р. Некогда я предлагал его, как старший брат, юному Владимиру Сорокину, но он отказался и пошел другим путем.

(249) Нету, нету духовности! С каким, знаете ли, добрым народным юморком изъяснялся раньше советский народ. В целях поучения молодежи привожу аналогичные народные советские присловья:

Здрасьте, я ваша тетя!

Здравствуй, нос красный, синяя борода!

Здравствуй, жопа, Новый год! [...]

(250) Вот еще комиссар советской "полиции нравов" выискался! Сукин сын!

(251) Просторечие. Правильно нужно сказать "на спор". Неумение правильно ставить предлоги - элемент детского обучающегося сознания во взрослой речи, зачастую становящейся от этого образной, живой и глубокой. (Комментарий специально для Fr. Rosemarie Tietze (Munchen), Mr. Robert Porter (Bristol) & тов. Jukka Mallinen (Helsinki), которые переведут этот "роман", отчего мы с ними наконец-то не только прославимся, но и разбогатеем).