Вызов к начальству совпал с окончанием устранения очередной поломки.
В кабинете, кроме директора, находился сотрудник в форме НКВД. Не молодой, слегка полноватый, небольшого роста, с блестящей залысиной, со взглядом колючим и холодным.
— Вот что, Александров, — начал директор, но его перебил гость в форме сотрудника НКВД.
— Александров, я не буду долго говорить, время не терпит. Надо привезти груз. Под рукой оказался только ты. Дело государственной важности. Сегодня нам надо забрать груз в Томске и привезти в Новосибирск. Распишись вот здесь, — он резким движением придвинул к Костику бумагу и сунул в руки перьевую ручку. — Никому о самой поездке и тем более о грузе рассказывать ты не имеешь права. За этот груз ты отвечаешь головой вместе с сержантом Кожевелем. Он поедет с тобой. Груз смотреть запрещено. Он будет опечатан. Груз надо доставить как можно быстрее. Машина на ходу? А то директор всё стонет, что запчастей нет и машина сломана.
У Костика всё это время стоял ком в горле. Каждая встреча с сотрудниками НКВД вызывала внутренний страх.
— Машина на ходу, но кто знает, сколько она продержится. Сломаться может в любую минуту. К тому же мороз. А железо на морозе…
— Ладно, я понял тебя. Слюни не распускай. Приедешь, доставишь груз, что-нибудь придумаем. Не такая это проблема, чтобы запчасти не найти. Паёк на три дня на двоих получил сержант. И два тёплых полушубка взял. Так что готовься к поездке. Туда увезёте тюки. Загрузитесь на проспекте Сталина. Сержант адрес знает. Не подведи, Александров.
— Если сломается, я сам починить вряд ли смогу…
— Всё, Александров, выполнять! — жёстко оборвал сотрудник НКВД и дал понять, что Костик свободен.
Костик глянул на директора, который смотрел прямо перед собой и казался отрешённым от реальности. Понял, что заступиться некому, а грузовиков, действительно, катастрофически не хватает в тылу. Всё, что можно выделено фронту.
Стоило выйти за дверь, как его встретил другой сотрудник НКВД.
— Сержант Государственной безопасности Пипчук, — отрекомендовался молодой парень лет двадцати пяти. — Старший машины.
— Александров, — пожал ему руку Костик.
— Поехали, я уже всё, что надо получил. Нам ещё грузиться.
— Поехали, — вздохнул Костик, понимая, что заехать к родным и уведомить их о поездке, не получится.
Ночью выпал небольшой снежок, светило декабрьское солнце, но северный ветер словно намекал на то, что столбик термометра к вечеру опустится прилично.
Костик был немного зажат из-за присутствия сотрудника органов. Слегка нервничал. Сержант сидел в белом полушубке, поверх которого ремень с кобурой сбоку. Рядом с ним лежал второй полушубок.
Костик понял, что это ему, но решил пока его не надевать.
— Опасная у нас поездка, — проговорил он через силу, и наладить отношение с сопровождающим.
— Чего опасная? Быстренько туда и обратно, — буркнул в ответ сержант.
— Погода меняется. Мороз будет. И не дай… — Костик замялся и кашлянул. — Ломается часто. То одно, то другое.
— Ничего. На буксир кто-нибудь возьмёт.
— А машины там часто по дороге ездят?
— Слушай, заводи уже и поехали. Сломаемся, тогда и думать будем, — сержант дал понять, что разговаривать не желает. — Нам грузиться ещё.
Костик поправил телогрейку, уже слегка замызганную мазутом за месяц с небольшим. Сдвинул шапку-ушанку на затылок. Открыл дверцу, вытянул с пола из-под ног кривой ключ и принялся заводить полуторку. Пока крутил стартер, взмок. Полуторка никак не желала заводиться, хотя перед тем, как вызвали к начальству, он прогнал мотор на холостых оборотах. Что и говорить. Машина вышла с конвейера в 1933 году, и движок на ней стоял родной мощностью в 42 лошадиные силы. Стартер давно полетел, его максимум хватало на шесть месяцев. Поэтому главным ключом была кривошипная ручка или «кривой стартер».
Когда в первый раз Костик увидел, как шофёр вращает ручку для пуска двигателя, то вспомнил кинофильм «Операция «Ы». Там как раз и был такой эпизод. Кольнуло тогда воспоминание в сердце. И больно кольнуло.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})
Полуторка всё же завелась, Костик запрыгнул в кабину, протёр заиндевевшее лобовое стекло. Искоса глянул на угрюмого сержанта и медленно тронул грузовик.
На проспекте Сталина загрузились быстро. Тюки сверху затянули брезентом, закрепили его к бортам. Сержант, как только приехали под загрузку, сразу исчез. И появился, когда всё было готово к отправке и с бумагами на груз.
Залез в кабину и командирским голосом приказал ехать.
Костик только вздохнул. Что тут поделаешь? Приказ есть приказ. Надо ехать. На душе муторно и неспокойно. А сержанту хоть бы хны. Расселся, закутался в полушубок и непонятно, спит или бдит.
Спина слегка заныла. Последствия ранения время от времени сказываются.
Костик направил грузовик на выезд из города. Встречный ветер выдувал тепло из кабины, и пришлось натянуть варежки, а то руки начали замерзать. Сержант никак себя не проявлял.
«Мама, папа. Видели бы вы меня сейчас! Я за рулём грузовика еду за каким-то особым грузом. Вы всегда говорили, что мен не хватает ответственности. Вот теперь её мне за глаза этой самой ответственности. Похоже, что вернуться назад мне суждено, а что ждёт меня здесь, не знаю. Я о вас уже редко вспоминаю. Время летит быстро. Хоккея тут нет. Да и какой хоккей? Война идёт! Ещё это моё ранение. Мне, конечно, всё интересно здесь, но хочется домой, в свой мир, в будущее. С родственниками отношения хорошие, я и большую часть зарплаты отдаю бабушке. Она командует деньгами во всей семье. И почему-то хочется на фронт. Не могу даже самому себе объяснить. Я всё время слежу за своим языком. Боюсь. Что вылетит непонятное слово для аборигенов этого мира из моего будущего. Да и вообще держу язык за зубами. Как-то нет желания оказаться в местах не столь удалённых из-за неправильного слова. Я себе удивляюсь. Вчера ещё мне было пятнадцать, и не подозревал, что придётся воевать. И вот на тебе. Повоевал, в госпитале повалялся, с родственниками познакомился, короче освоился в этом мире. По идее я должен хотеть остаться в тылу, водить машину, работать, как все на пользу родине. А мне хочется на фронт. И что самое странное, я и сам не могу себе объяснить такое желание».
Дорога, сверху припорошенная снегом, была хорошо накатана. Встречных, правда, машин прошло всего три. Начало уже темнеть. Грузовик слушался руля и вроде всё хорошо, но появилось лёгкое ощущение тревоги. Костик, не понимая, откуда это, осторожно толкнул в плечо сержанта.
— Ну? — тот уставился на Костика красными глазами.
— Что-то не по себе стало. Тревожно как-то, — попытался объяснить Костик.
Сержант взбодрился, и смеяться над ним не стал. Костик боковым зрением заметил, как тот приготовил наган, и усиленно протёр глаза.
За стеклом уже сгущались сумерки, но видимость была ещё достаточной.
— Это что там поперёк дороги темнеет? — спросил Костик, сбрасывая скорость. — Не пойму…
Сержант вгляделся вперёд и неожиданно закричал:
— Волки! Целая стая! Гони Александров! Жми! Выжимай железку!
Стая бежала прямо на них. Жуткое зрелище. Костик молился всем святым разом, чтобы грузовик не заглох.
Их было много. И непонятно что их привело на дорогу. Голод? Или ещё что?
Костик выжал газ до упора. Большая часть серых хищников расступилась, и помчалась сбоку. Но некоторые особи попали под колёса. Один так вообще прилетел на капот и ударился о лобовое стекло. От неожиданности Костик чуть не вылетел в кювет, с трудом удержав управление. Показалось, что волк мёртвый, но тот через несколько секунд развернулся и разинув пасть обслюнявил стекло.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})
Костик в этот раз хоть и дёрнулся от неожиданности, но грузовик удержал на дороге ровно. Волк соскользнул вниз и исчез под машиной. Теперь о нём напоминала только замёрзшая на стекле слюна.
Стая преследовала их ещё минут пять, прежде, чем отстала. Бледный сержант сидел с наганом в руке, скинув полушубок.
— Сон как рукой сняло, — пробормотал он. — Сейчас бы что-нибудь покрепче пропустить.