Читать интересную книгу ПОСЛЕДНЯЯ ГРАНИЦА - ХОВАРД ФАСТ

Но в течение всего разговора с Фрилингом из Сент-Луиса Шурц убеждал себя, что единственной причиной, побуждавшей его увидеться с генералом Шерманом, было желание не допустить, чтобы в печать проникли, сведения об этой неприятной истории, и добиться, чтобы с ней было покончено быстро и без шума.

Когда Карл Шурц спустился по лестнице в подвал, Шерман пошёл ему навстречу. Старые друзья обменялись тёплым рукопожатием. Они закурили сигары и уселись по обе стороны заваленного бумагами письменного стола. Солнечные зайчики играли на документах, на старом дереве, и прохладный, спокойный воздух точно становился теплее от этого. Они беседовали о давних временах и обо всём понемногу и стряхивали сигарный пепел прямо на пол.

Наконец Шурц заговорил о причине своего посещения. Он вынул из кармана копию рапорта Мизнера и положил на стол перед Шерманом.

– А… это… – сказал последний, слегка улыбаясь и кивнув головой.

– Ко мне приходил один репортёр, неглупый малый. Он хотел узнать, действительно ли в Канзасе идёт война с индейцами.

Шерман беззвучно рассмеялся.

– Надеюсь, всё уже кончено, – с расстановкой сказал Шурц.

– Да, всё равно, что кончено, – кивнул Шерман.

– Значит, их поймали?

– Думаю, что так. Как вам известно, в прериях нет телеграфа через каждые десять миль… Вот что я получил сегодня от Шеридана.

И он протянул Шурцу телеграмму такого содержания:

«От генерала Поупа – генералу Филипу Шеридану, 12 сентября 1878 года.

Приняты следующие меры для поимки северных Шайенов. Рота пехотинцев и приданные им лошади отправляются специальным поездом завтра из форта Уоллес, чтобы преградить путь индейцам, в случае если они перейдут железнодорожную линию на восток или запад от вышеупомянутого форта. Две пехотные роты выступают сегодня вечером из форта Хейс и расположатся в двух пунктах, где индейцы обычно переходят Тихоокеанскую железную дорогу в Канзасе, – между фортами Хейс и Уоллес. Одна рота пехотинцев из Доджа размещена вдоль железной дороги к западу от этого пункта. Два кавалерийских эскадрона из форта Рино идут следом за индейцами, и к ним присоединится кавалерийский эскадрон из Кэмп-Сэпплай. Из форта Лайон высланы войска для наблюдения за местностью на восток и запад от поста и отдан приказ немедленно атаковать индейцев, в случае если они будут обнаружены и не захотят сдаться…»

Шурц отложил телеграмму и пробормотал:

– Мышеловка.

– Поуп – человек дельный.

– Да, я теперь понимаю, почему репортёры решили, что в Канзасе идёт война. Шерман пожал плечами:

– Если солдатам нечего делать, то дисциплина падает. Это встряхнёт их немножко. Сегодня или завтра мы услышим, что индейцев захватили.

– Вероятно… если только кто-нибудь из них уцелеет, – добавил Шурц.

– Они получат по заслугам. Если они убьют хоть десять наших солдат, то, сколько бы мы их ни уничтожали, они ещё останутся у нас в долгу. Я не чувствую симпатии к индейцам. Следовало их уничтожить ещё пятьдесят лет назад, и наша страна только выиграла бы от этого.

– Возможно…

– Я распорядился, чтобы вожди и уцелевшие мужчины были отправлены на Черепашьи Острова.

– На Черепашьи Острова?

– Мятежи следует вырывать с корнем. Это жестокий способ, но только тогда с ними будет по-настоящему покончено.

– Разве?

– Иначе искра будет тлеть.

– Вы, вероятно, правы, – мягко сказал Шурц; откинувшись на спинку стула, он насмешливо смотрел на кончик своей сигары. – Нехорошо, если вся эта история попадёт в газеты, хотя особого значения это не имеет. Переселение индейцев – правительственное мероприятие, и нельзя разрешить трём сотням каких-то дурацких дикарей бродить с места на место, точно цыганам. Одно только…- Он тряхнул сигарой, рассыпая пепел по полу. – А ведь хорошо работать в подвале, – продолжал он. – Гораздо лучше, чем сидеть на высокой башне, надо всем и всеми.

– Здесь прохладно, – согласился Шерман.

– Очень прохладно… Так о чём мы говорили? – спросил Шурц; он затянулся сигарой. – Вы знаете, я люблю эту страну. Иногда меня спрашивают, не хочу ли я вернуться в Германию. Ах, я отбросил эту мысль уже двадцать лет назад! Мне говорят-это же моё отечество, а я отвечаю, что отечество там, где человек может быть свободным. Я обманываю самого себя, но всё же продолжаю в это верить. Когда человек стареет и обрастает бородой, он откидывает одно честное убеждение за другим. Жажда свободы и добра как бы загнивает в нём.

– Можно сказать также, что с возрастом приходят осторожность и мудрость.

– Говорят. Нет, теперь я, конечно, не буду сражаться на баррикадах, а вы не пройдёте маршем через Джорджию. Я надеялся, – продолжал Шурц свои рассуждения, – что нам удастся уладить это дело с Шайенами и не будет нужды отправлять их вождей на острова.

– Образумить индейцев невозможно.

– Разве? Нам кажется, что у них нет разума и что они делают безумства, вроде, например, попытки пройти тысячу миль, хотя повсюду их стерегут войска, чтобы задержать. Но, может быть, они не умеют рассуждать и взвешивать. Они хотят попасть к себе на родину и идут туда. Надо пройти долгий путь на север, но это не кажется им невозможным, – что же невозможного в такой простой вещи, как возвращение на родину!

– В данном случае дело обстоит именно так, – сказал Шерман.

Они опять пожали друг другу руку, и Карл Шурц стал медленно подниматься по лестнице.

Провожая его до дверей, Шерман удивлялся, как медленно идёт министр внутренних дел.

– Когда их доставят в тюрьму, я сообщу вам немедленно, – сказал Шерман.

Но Карл Шурц едва ли слышал его.

Погрузившись в свои мысли, он старался понять, каким образом ложное в теории может быть правильным на практике.

ЧАСТЬ ПЯТАЯ

КОВБОИ И ИНДЕЙЦЫ

Сентябрь 1878 года

Солдат, посланный капитаном Мэрреем в Додж-Сити, высокий, жилистый девятнадцатилетний парень с фермы в Нью-Джерси, носил прозвище Рыжий. Длинное, лошадиное лицо его было почти сплошь усеяно веснушками, на голове торчали вихры морковного цвета. Его звали Ишабод Вэнест. Если бы Вэнесты не поселились в своё время на маленькой ферме за Патерсоном, Ишабод мог бы стать Вандербилтом или Астором, то есть войти в одно из самых богатых семейств Америки – кто знает…

Вэнесты были выходцами из Голландии, из той её части, которая расположена далеко от мора. Это были медлительные, спокойные люди, в течение ряда поколений занимавшиеся фермерством. Они никогда не ездили дальше Патерсона, любили деньги и всегда имели их достаточно, чтобы чувствовать себя обеспеченными. Ишабод был первым в их семье путешественником, первым искателем приключений; но даже и он растерялся, когда ему пришлось вступить в армию и вместе с ней очутиться в глубине диких прерий. Он всегда тосковал по дому, по мирной, устоявшейся жизни, по сытной голландской пище. Он тосковал по запаху зрелого зерна в амбаре, по жирному чернозёму, по деревенской жизни, тосковал по толстенькой голубоглазой кузине, хорошевшей с каждым месяцем, с каждым годом. Чувство одиночества искало себе выхода в мрачной драчливости, а длинные мускулистые руки Вэнеста действовали, точно крылья ветряной мельницы. Он был рыжий, и ему полагалось быть драчуном.

Охота за Шайенами была первым предвестником настоящих боевых действий, в которых ему предстояло участвовать, и с каждым часом этой яростной погони страх в его душе всё нарастал. Ему вовсе не хотелось ни убивать, ни быть убитым, не хотелось мучиться и истекать кровью. Он слепо верил всем басням о жестокости индейцев, которыми его накачивали старые солдаты. Когда Мэррей велел ему отправиться в Додж-Сити, этот приказ показался ему избавлением, ниспосланным с небес, так как он был уверен, что к его возвращению преследование индейцев будет закончено.

Поездка в Ридер была первым проблеском свободы за целый год. Точно началась новая жизнь, точно его вырвали из когтей смерти, и вот он ехал через прерии один, на свободе. Он соврал, сказав, что знает дорогу в Ридер, но это не беспокоило его. Он нимало не удивился, что так легко нашёл скотопрогонный тракт на Ридер. Быстрая езда доставляла ему удовольствие, а ко времени приезда в Колдуотер окончательно исчез и его страх. Сознание того, что на нём военная форма, делало его высокомерным. Он осушил кружку пива у стойки в Королевском Салуне и горделиво принялся рассказывать во всех подробностях о самой последней индейской войне.

– Но армия идёт за ними по пятам, – уверял он кучку праздношатающихся. – Они имеют дело с армией…

Колдуотер оказался сонным и скучным городком. Вэнеста удивляло, как это его жители могут без конца сидеть на ступеньках салуна, строгать прутики и, глазом не моргнув, слушать рассказы о появлении индейцев в прериях. Когда же он на усталой лошади наконец дотащился до Ридера, в его воображении война была в полном разгаре. Уже стемнело, и несколько фермеров на своих повозках выезжали из Ридера. Они приостановились, послушали его россказни и, стегнув лошадей, продолжали свой путь. В гостинице «Свободный штат» ему отвели лучшую из четырёх имевшихся комнат.