Читать интересную книгу ПОСЛЕДНЯЯ ГРАНИЦА - ХОВАРД ФАСТ

Солдаты лежали в мокрой траве у подножия холма, а Мэррей, пробираясь среди них, пытался определить свои потери. Уинт не был ранен. Он не сводил глаз с Мэррея и только раз взглянул на склон холма, где всё ещё лежали в траве скорченные синие фигуры.

– Фриленд там,-сказал он Мэррею.

Мэррей покачал головой и двинулся дальше. Не было и Келли и ещё пятерых солдат. Не менее тридцати человек было ранено. Следопыт Стив Джески получил пулю в голову. Его тело в одежде из оленьей кожи было почти незаметно в высокой траве. У Арапаха, по прозванию Призрак, зияла огромная рана на груди, но он делал попытки сползти к подножию холма. Лейтенант Гатлоу подбежал к нему и помог спуститься. И вот Арапах лежал под дождём и тянул однообразную, заунывную похоронную песнь, которой никто не понимал. Спустя некоторое время он умер.

Мэррей стоял рядом с Уинтом и шептал:

– Не вините меня за Фриленда!

– Все мы виноваты, – мягко сказал Уинт.

– Они хотели уйти к себе на родину. Чёрт побери, только этого они ведь и хотели! – отозвался Мэррей.

– Знаю. Но что же вы теперь думаете делать?

– Опять будем атаковать холм, – утомленно сказал Мэррей.

Раненым помогли перебраться в лагерь, оставшиеся солдаты снова рассыпались редкой цепью. На этот раз они поползли по мокрой траве, однако им удалось добраться лишь до половины склона. Они залегли здесь, стреляя, едва из траншей поднималась голова индейца. Но Шайены не открывали огня, пока солдаты не делали попыток продвинуться дальше.

Так тянулось это утро. К полудню моросящий дождь прекратился, и жаркое, цвета серы солнце выглянуло между туч. От травы шёл пар, а поднявшаяся почти на фут река напоминала медленно и лениво ползущую красную змею.

Мэррей дал солдатам приказ отступить. Солдаты доели последние остатки своего неприкосновенного запаса и улеглись в траве обсыхать на солнце. Мэррей тоже растянулся, положив голову на седло и прикрыв глаза носовым платком. Так ему было удобно, и на короткое время ему удалось отогнать от себя все мысли, – он ощущал только солнечное тепло и касание прохладного ветра, веявшего над прериями. Птицы, щебеча, вылетали из прибрежных кустов, и их тени точно плясали по земле. От пробежавшего в траве койота потянулся длинный волнистый след.

Рядом с Мэрреем опустился Уинт.

– Опять на холм полезем, капитан? – спросил он. Мэррей долго молчал, затем сел, сложил платок и, как-то странно поглядев на Уинта, сказал:

– Не знаю.

– Вместе с фургонами придёт и гаубица, – заметил Уинт.

Мэррей пожал плечами:

– Я считал, что так будет лучше.

– Это не важно, – сказал Уинт. – Тех, наверху, можно считать уже мёртвыми.

– Думаю, они сами этого хотели.

– Поэтому я и говорю: то, что произошло, не имеет значения.

– А я всё вспоминаю Фриленда, – сказал Мэррей. – Подождём гаубицу. Подойдут войска и из Додж-Сити.

Но ни фургоны, ни пушка не подошли. Мэррей, прождав до шести часов, послал сержанта Гити и солдата Хеннеси разузнать, не заблудился ли обоз где-нибудь между Целительной Палаткой и Дарлингтоном. Он также передал сержанту рапорт для полковника Мизнера и приказал отправить его с Хеннеси, как только они встретятся с обозом. Сам Гити должен был вернуться обратно.

Подумав, Мэррей добавил:

– Если нас уже не будет здесь, погрузите раненых в фургоны и отправляйтесь в Колдуотер. Там, кажется, есть врач.

– Если вас уже не будет? – переспросил Гити.

А теперь, сержант, отправляйтесь, – сказал Мэррей.

Он постоял, глядя, как оба кавалериста перебирались через поднявшуюся реку, и вернулся к своим эскадронам. После отдыха солдаты и лошади были в лучшей форме; уныние солдат, вызванное утренним поражением, рассеялось. Однако уже три дня солдаты получали сокращённый паёк, а потери убитыми и ранеными ослабили отряд. Пикета стерегли холм, но Шайены пока не показывались над траншеями и не делали попыток убежать.

Мэррей вспомнил рассказы о прошлом, об Орегонском Тракте и о первых караванах, проходивших через прерии. В те дни обстановка была совершенно иной, и всё же он сомневался, был ли хоть один караван поселенцев в столь отчаянном и безнадежном положении, в каком оказались Маленький Волк и его народ. Они были уже зажаты в тиски войсками, почти вдвое превышавшими их численностью, а отряд, посланный из Додж-Сити, полностью блокировал их путь на север; у них не оставалось ни одного шанса, что хоть кто-нибудь сможет прорваться. Если у них даже и были скудные запасы продовольствия, они наверняка уже израсходованы. Рано или поздно воины расстреляют свои последние патроны, а непрерывное бегство вконец измотает и всадников, и лошадей. Он слышал, что шайенские мальчики и девочки ездят верхом уже с четырёх лет. Накануне он был свидетелем такого наезднического искусства, какое даже трудно было себе представить, но он знал также, что ни один человек не в состоянии час за часом, день за днём скакать верхом беспрерывно. Они свалятся, даже если им и удастся убежать, хотя он не верил в это.

– Пусть люди спокойно отдыхают, – сказал он Уинту. – Отряд из Доджа придёт сюда завтра утром, может быть и гаубица.

– Индейцы могут ночью скрыться.

– Да, могут, – согласился Мэррей. – Я оставлю пикеты на всю ночь.

– Хорошо было бы доставить раненых к доктору. Им дьявольски тяжело при такой жаре.

– Фургоны придут сюда утром, – повторил Мэррей.

– Надеюсь. Мэррей спал и эту ночь. Странно, он успокоился с той минуты, как понял, что Шайены обречены, точно и его судьба была неразрывно и страшно сплетена с судьбой этого маленького индейского племени. Шайены являлись для него символом свободы, а он сам – символом рабства. Но он уже перестал бороться, да и не искал борьбы. Ведь он – наемник, которому дали оружие, чтобы разрушать, и вот он сам разрушит то единственное, что было олицетворением его смутных надежд и стремлений. Он не мог сказать, в чём он не прав и в чём правы они, эти полуголые индейцы, не имеющие понятия о том, что белый человек считает законом, порядком, приличием. Но Мэррей твёрдо знал, что, уничтожая их, он заглушит последние остатки своей совести и сможет тогда сказать, как говорил покойный сержант Келли: «За это хорошо платят, а человеку приходится делать вещи и похуже».

Поэтому он спал хорошо больше половины ночи, пока треск ружейных выстрелов со стороны пикетов не разбудил его. Он проснулся в самый разгар суматохи; солдаты бросились седлать лошадей, и вот он уже слышит величественную симфонию – топот тысячи лошадиных копыт.

– Трубач! – крикнул он. – Трубач!

Но незачем было трубить сигнал. Солдаты уже вскакивали на коней, и молодые лейтенанты отрывисто подавали команду.

Со всех сторон мчались с донесениями пикеты:

– Всё время горели костры, сэр, и эти язычники распевали свои проклятые песни. Всё случилось так внезапно, как гром среди ясного неба.

– Темпор! – крикнул Мэррей. – Возьми ещё солдата и оставайся с ранеными. Гита заберет вас завтра… Капитан Уинт, вперёд!

Они поскакали в темноту, вслед утихавшему топоту индейских лошадей. Шайены бежали, воспользовавшись холмом как прикрытием, и когда Уинт со своими солдатами обогнул его по узкой полоске прибрежной земли, глухой и слабый шум почти замер вдалеке.

Внезапно Уинт скомандовал отряду остановиться.

Мэррей проехал вдоль тесных рядов ржущих и встающих на дыбы лошадей, и когда он добрался до головы колонны, то увидел, что Уинт уже спешился и нагнулся над чем-то лежащим на земле.

– Что такое? – спросил Мэррей.

Уинт выпрямился. Он держал на руках индейского ребёнка. Мальчику было не более пяти лет, и он был мёртв: пуля попала ему в шею. У него было круглое скуластое личико, чёрные глаза широко раскрыты.

Гордон, один из бывших в пикете солдат, протиснулся вперёд и жалобно сказал:

– Это, верно, моя работа, сэр: я несколько раз стрелял по ним. Но я ничего не мог разглядеть в темноте, кроме плотной массы, и несколько раз выстрелил наугад.

– И правильно сделал, – равнодушно сказал Уинт.

– Он мёртв, – заметил Мэррей.

– Я думаю, нам следовало бы похоронить его.

– Наши убитые остались позади, их не похоронили.

– Нам следовало бы похоронить его, – повторил Уинт.

Мэррей взглянул на него, затем медленно кивнул головой. Несколько солдат спешились и молча принялись ножами рыть могилу. Неглубоко-около двух футов. Кто-то бросил им своё одеяло. Уинт завернул в него маленького индейца и положил в неглубокую яму.

– Всё равно зря, – сказал один из солдат: – койоты найдут.

– Они найдут, хоть закопай на десять футов, – добавил другой.

Могилу завалили сырой землей и утоптали ногами. Чей-то голос из темноты насмешливо протянул:

– Может быть, и молитву прочитаете над ним, капитан?

– Заткни глотку, или я её сам заткну! – крикнул Мэррей.

Солдаты снова сели на лошадей. Топот копыт уже давно затих в ночи, поэтому спешить было бесполезно, и отряд медленно двинулся на север.