Повесив маскировочный платок в своей комнате, я прислонилась к стене, закрыла глаза и под размеренное бормотание Игната едва не сползла на пол.
За какие грехи в прошлой жизни боги запихнули меня в эту семейку?
— Ты меня слышишь? Так Купаве и напишу! Подбросила батюшке байстрючку, сама как стрекоза… — донеслось через стенку. — Ах да, она же актриса, выпускница Академии Магических Искусств… А теперь наследство ей подавай. Батюшка 10 золотых выделил, между прочим!
— Игнат… — Я уже хотела сказать, что у меня голова болит, но лишь махнула рукой, накинула куртку и вышла во двор.
Кроме тяжелой головы, ужасно тянуло желудок, и я вспомнила, что за весь день выпила только ромашковый чай. Направилась к остову курятника и, присев на корточки, заглянула в его черные провалы. В углу в углублении соломы лежало несколько яиц.
Омлету быть! Хоть какая-то хорошая новость. Плохая новость заключалась в том, что керосин закончился.
— Игнат, принеси дров, я буду печь топить и яичницу жарить.
— Тебе надо, ты и топи, — развернулся дядя в сторону сеней, и поминай как звали.
А мне как раз и надо! Медитативно подкладывать дрова, смотреть на огонь — вот чего мне сейчас особенно захотелось. Я открыла вьюшку и поддувало, сходила на пожарище, насобирала досок и загрузила их в печь.
В прошлый раз, имея керосин, поджечь деревяшки оказалось плевым делом. А сейчас я попробовала собрать на подпал мелкую стружку. Завернула ее в обнаруженную на этажерке в зале газету и чиркнула спичкой. И, глядя на робкий язычок пламени, затаила дыхание.
Но огонь заниматься не пожелал: подпал истлел и погас.
Вооружившись ножом, я направилась на пожарище. Нашла сухие лучины, расщепила их на тонкие волокна и завернула уже в несколько газет.
Снова чиркнула спичкой.
Пламя вспыхнуло неохотно. Медленно, лениво облизывая каждую лучину, оно стало мало-помалу разгораться.
А я занялась готовкой. Разбила яйца в миску, взболтала их ложкой и добавила молока. На огороде нашла взошедший укроп-самосейку и несколько перышек лука.
Когда дрова выгорели, я подвинула сковородку к углям поближе и принялась гипнотизировать взглядом ее содержимое.
Через несколько минут головокружительный запах наполнил кухню. Я дождалась, когда омлет поднимется и его корочка зарумянится, и бросила поверх еще немного зелени. Потомила немного и сняла с огня.
— Игна-а-ат! — Я вышла на улицу и принялась крутить головой. — Идем ужинать.
На село уверенно надвигались сумерки, и мне почудилось движение в глубине сада. Я присмотрелась, не там ли топчется мой нерадивый родственничек, даже глаза сузила, но никого не обнаружила.
— Игнат! Ужин остынет, идем! Третий раз звать не буду, — фыркнула я в пустоту и, развернувшись, увидела спешащего к сеням дядю. Рядом с ним шаг в шаг бежала кошка песочной расцветки.
Мы принялись за еду, и омлета тут же не стало. Кошка, вальяжно облизнувшись, не спеша направилась в гостиную.
— Пойду и я вздремну. — Дядя проводил ее взглядом и ретировался в спальню.
А я стала приводить в порядок печь. Сгребла кочергой золу, высыпала ее в ведро и вынесла на огород. Закрыла вьюшку и поддувало.
И сама не заметила, как устало присела на стул и спиной прислонилась к теплой печи.
Решать вопрос с керосином надо срочно. Игнат в этом мне не помощник. Подумала и на миг закрыла глаза.
— Настя, а Настя! — лязгнула дверь, и в требовательном тоне я не сразу узнала Блинцовку. — Помоги мне.
Омлет меня разморил, отчего я не сразу сориентировалась. Прикидывая речь, в которой я откажусь от приготовления сомнительных зелий, я вышла в гостиную, взглянула на незваную гостью да так и замерла на месте.
Лицо соседки напоминало сливу. Огромную. Иссиня-черно-лиловую. И нос был распухшим. Под глазами черные круги — нехорошо, признак сотрясения. И фигуру ее перекосило. Одной рукой Блинцовка держалась за дверной косяк, другой за бок и пристально смотрела на меня сквозь отекшие глаза-щелочки.
— Кто это вас так? — ошарашенно я продолжала ощупывать взглядом ее лицо. — Корова? Лошадь?
Блинцовка ядовито фыркнула.
— Я же просила… дай мне успокоительного зелья… Не дала… — простонала она. — И вот.
— В смысле?
— Деточки мои руку на меня подняли… Доиграются у меня! Отдам магоправам и посмотрим, кто кого!
— Дети? — и я недоверчиво закачала головой.
— Вчера вечером шла из своего кабинета… Темнотища, хоть глаз выколи. Магии нет, а электричество дорогое. Кто, кроме меня, будет казну герцога беречь? А они, паскуды, новенького положили плашмя на пол прямо за порогом, — закашлялась Блинцовка и сморщилась. — Я и зацепилась…
— Идемте, — позвала я ее в гостиную. — Сейчас я вам подыщу что-нибудь от ушибов.
— Мне от этих спиногрызов лучше подыщи! Ты посмотри, совсем страх потеряли!
— Нет у моего поставщика сырья, — развела я руками и печали в голос добавила: — Сегодня ходила узнавала. Но я могу прийти к детям и попробовать с ними поговорить.
— Давай! Попробуй! — воодушевилась соседка. — Ты маг, напугай их как следует! И добудь мне эту настойку, слышишь? Иначе… — и в ее голосе послышалась угроза.
Я как раз развернулась, чтобы идти в чулан, и лишь кивнула. Мои скептически сжатые губы она не заметила. В чулане я взяла чистую хлопковую тряпку и пузырек с солью. Чего-либо получше от синяка в этом мире у меня не было. На кухне сделала соляной гипертонический раствор, смочила им тряпицу и вернулась к своей пациентке.
— Смачиваете тряпицу и прикладываете к синякам.
— И долго мне так держать? — скрипучий тон не скрывал, что ожидала она от меня другого.
— Пары дней хватит.
Блинцовка вцепилась пальцами в раствор и в тряпку и, нервно дернув головой, проковыляла в сени, а из них во двор. Звякнувшая вскоре калитка оповестила, что гостья ушла.
Неспокойные мысли