— Мне придется везти зерно из Румалата, — жаловался Эрик. — В Хойре тоже засуха, в Мертии посевы погибли еще в начале лета. Остались запасы с прошлого года, и из Трои-Черевицы привезу, там хорошо хлеб уродился. Ничего, до следующего урожая проживем. Жаль только, треть лесов в княжестве погибла — часть сгорела, часть вырубить пришлось. Зимой надо на полях щиты ставить, иначе снег ветром сдует, а тогда весной воды не будет опять.
Оттар слушал его внимательно: ему предстоит славно потрудиться зимой, чтобы и следующий год голодным не был. Заставы для удержания снега — это Эрик хорошо придумал. Думал Оттар и о том, чтоб выкорчевать пни и распахать вырубки: чего земле зря пропадать? Правда, на посев зерна больше потребуется… Но зерно Эрик обещал дать.
— У меня убытки огромные, — говорил князь. — И будут еще больше: у крестьян покупать хлеб денег нет, потому что урожай погиб. Буду выдавать зерно в счет следующих лет — и на еду, и на посев. В этом году подати не соберу точно. Но ничего, герцог Эстольд в Хойре сказал, что и не станет собирать, из своих в казну выплатит. Наверное, и я так сделаю. Мне главное, чтоб мятежей голодных не было. В Орросе, говорят, крестьяне по прошлой зиме двух баронов убили. Треть населения вымерла, там четыре года подряд неурожай. В Арантаве снова голод, опять к нам беженцы пойдут. В Мертии в прошлом году сытно было, а в этом — хуже, чем у нас. Там почти все выгорело. Что-то спасти удалось только на Валаде, в Хойре и в Кайрии. В Стайре и в Бьярме на юге пожары были, на севере — дождями залило, хотя в середине на диво прекрасный урожай. В Левобережье хорошо в этом году. Новер и Мордок голодать не будут. Но к ним, как и к нам, голодные из других мест пойдут.
Эрик заночевал в Годиноре: назавтра собирался в Тырянь, к Ядвиге. Оттар решил поехать с ним: неспокойно на сердце было.
Ночь Оттар спал плохо. Вышел во двор к нужнику, зачем-то посмотрел на небо. Звезды выглядели слишком яркими для настоящих. Над лесом висела огромная, круглая как тарелка луна. И не золотистая, как обычно летом, а красная. Она и накануне, и третьего дня была красноватой — из-за дыма от пожаров. Но тут Оттару показалось, что ночное солнце залилось багровым светом. Оттар поежился.
— Дурной знак, — прошептал он. — К беде, к крови…
И быстренько вернулся под крышу, забыв, зачем выходил. С утра дурных знаков прибыло: на подоконник уселась ворона и принялась надрывно каркать. Хорошо еще, в столовую залететь не попыталась. После завтрака выяснилось, что куда-то запропастился любимый легавый кобель Эрика, с которым тот почти не расставался. Эрик помрачнел, потом махнул рукой:
— За какой-нибудь сукой помчался. Ничего, дорогу в Найнор сам найдет.
Оттару ехать почти расхотелось. Но потом он вспомнил, что Эрика, пусть тот и не подозревает о том, защищает сам Устаан. Да и Оттар знал заветное слово. Выходило, что арантавских разбойников, служивших Устаану, бояться глупо, а остальные сами всего боятся. И ехать с молодым князем даже безопасней, чем оставаться дома.
До Морева ручья, границы поместья Ядвиги, добрались в сумерках. И с подновленного моста увидали такое, что у Оттара режущей болью зашлось сердце: он понял, что предвещала кровавая луна.
Над тем местом, где находилась усадьба, небо было алым от пожара.
Эрик дико вскрикнул, пришпорил жеребца и понесся вперед. Оттар послал коня в галоп даже чуть раньше. Егеря, верхами сопровождавшие молодого князя, вскоре поравнялись с ним.
Бок о бок они пролетели и Тараканов хутор, и Тырянь… Оттар заметил, что улицы деревни пусты: все убежали к горящей барской усадьбе. Еще успел подумать, что странно: леса горели в стороне, и сюда никаким ветром огонь занести не должно было. И тут же увидал лежащий на обочине труп. Со стрелой в горле, вовсе не с ожогами.
Больше Оттар ни о чем не думал. Рука сама выдернула шпагу, он пригнулся к конской шее, глаза рыскали, кого бы зарубить… Но рубить оказалось некого.
Дом сгорел дотла. По двору среди головешек бродили лезуиты, такие же черные, как угли сгоревшего дома. Кто-то читал молитву, в дальнем углу двое мужиков рыли глубокую яму. Рядом с будущей могилой прямо на земле лежало то, что осталось от людей — погибших от пламени или ножа.
Оттар успел соскочить с коня раньше, подал руку Эрику. Молодой князь был бледен до зеленоты, а глаза стали почти черными. Неуверенно шагнул к останкам, пошатнулся. Его перехватил закопченный монах:
— Она там, — указал куда-то за кустарник, не тронутый пожаром. — Иди, попрощайся. Она еще жива.
Эрик сорвался с места и побежал. Оттар — за ним. Вскоре он увидел: на земле были расстелены плащи и одеяла — крестьяне принесли, не иначе, — а на ткани лежали люди. Кого-то перевязывали лезуиты, кто-то пытался встать. Все были изуродованы.
Поодаль на коленях стоял отец Сигизмунд, держа в руках Писание. Оттар не видел Ядвигу, разглядел лишь пряди ее распущенных рыжевато-каштановых волос, которые осторожно трогал ветер. И тут же их увидел Эрик. Кажется, он не заметил отца Сигизмунда, схватил Ядвигу в объятия, целовал лицо, торопливо бормотал:
— Все хорошо, милая, все хорошо, я не позволю тебе умереть…
Оттар, беспомощно уронив руки, смотрел на то, чего Эрик пока не заметил: Ядвига была прикрыта простыней с обгорелыми краями. И простыня эта пропиталась кровью. Отец Сигизмунд оглянулся на Оттара с виноватым видом. А Ядвига заплакала.
— Эрик, — всхлипнула она. — Эрик, я тебе так и не говорила никогда, что люблю… Я так хотела родить тебе еще детей, много детей, похожих на тебя… Смешно, ты молодой совсем, я почти старуха.
— Не говори так! — возмутился он. — Ты очень красивая, — нежно добавил он. — Ты ранена? Ничего, меня учили целительской магии, я тебе сейчас помогу. Все будет хорошо.
Отец Сигизмунд, глядя на Оттара, отрицательно покачал головой. В уголках глаз что-то блеснуло, старый аскет отвернулся, а Оттар почувствовал, как у него странно защипало веки.
Эрик попытался отодвинуть простыню, но Ядвига мешала.
— Эрик, — позвала она, — я хочу тебя попросить… Не ради себя. Эрик, я умру. Я знаю. Не возражай, пожалуйста. Эрик, я совершила великий грех. Когда ты просил меня… после Изабели… я отказала тебе… мне было очень больно, и я совсем не подумала о нашей дочери. Эрик, я знаю, что мое происхождение, — она криво улыбнулась, — не для твоей жены. Но я умру к ночи. Я тебя прошу…
— Ты не умрешь, — с улыбкой сказал он. — Я тебя спасу.
— Эрик…
— Мы обязательно обвенчаемся, когда ты выздоровеешь. Я тебе обещаю. И ты не старуха, ты очень красивая и молодая. У нас еще будет много детей, и ты станешь прекрасной княгиней. А потом я повезу тебя в Румалу…
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});