Но сейчас Николай озвучил куда более приятные условия. Если все выйдет так, как он говорит, у американцев не получится нас «кинуть». Хотя, у меня нет полной уверенности, что они действительно пытались провернуть подобный подлый номер в моей истории. Пароход с золотом действительно мог затонуть самым банальным образом.
— В любом случае тебе причитается соответствующее вознаграждение. Неофициальное, к сожалению, без наград или повышения.
— Понимаю. Деньги, конечно, мне пригодятся, но ты же знаешь, что к ним я отношусь спокойно, как к инструменту, и не более.
— Знаю. И знаю, как офицеры в полках перебиваются и перезанимают, — он усмехнулся.
Мы беседовали долго, не меньше двух часов. Чем дальше, тем больше мне нравился Николай. Он действительно радел за будущее России и близко к сердцу принимал успехи и неудачи страны.
Очень жаль, но я не мог описать детали будущих пулеметов, самолетов или того же примуса. Но то, что требуется всеми возможными способами улучшать телеграф и телефон, строить железные дороги, проводить опыты в авиации и машиностроении, химии и физики, увеличивать мощь страны путем закладки новых заводов, школ и университетов, знал точно. И конечно, не следовало забывать и о правильной внутренней политике и воспитании в людях патриотизма. А для подобного требовались газеты и журналы, писатели и журналисты.
Николай все эти вещи может до конца и не понимал, но ему хватило намека, чтобы ухватить идею. Тем более, Россия развивалась в хорошем темпе. Ученые, которых смело можно было называть «гениальными самородками», появлялись с завидной частотой.
— С генералом Романовским* вы не пропадете, — заверил наследник, когда мы перешли к более актуальным вопросам. — Я уже отправил депешу в Ташкент. Он вас встретит и отставлять в тылу не станет. Так что, готовься, Михаил. Ближайшие несколько лет гусары смерти проведут в пекле. Как географическом, так и боевом, — он негромко рассмеялся.
— Повоюем, ничего страшного, — ответил я, возможно, немного легкомысленно. — Нас с товарищами куда больше занимает, как мы туда доберемся. До Ташкента путь неблизкий.
— Твоя правда. Но я кое-что наметил. Смотри, — Николай подошел к окну и вытащил из-за шторы длинный рулон плотной бумаги. Развернув его на столе и придавив чернильницей и канделябром, он подозвал меня, демонстрируя карту Азиатской части России. Карта была хороша, топографы потрудились на славу, но, к сожалению, в некоторых частях имелись ощутимые пробелы, а отдельные районы представляли вообще «белые пятна». Туда наши специалисты еще не добрались. Меня поразило, насколько огромно, оказывается, Аральское море. — Я посоветовался с Дмитрием Алексеевичем*, и мы проложили для вас маршрут движения. Коменданты соответствующих городов получили необходимые приказы. Вам везде окажут необходимую помощь.
— Хорошо, когда у тебя есть такие влиятельные друзья, — я не удержался от легкой шутки. Но Николай воспринял ее серьезно.
— Если ты, Михаил, останешься честным и преданным России офицером, если не свернешь на легкую дорожку, то и я тебя не оставлю. Никогда! И дружбы нашей не позабуду, — я не ожидал такого жеста, но он повернулся к иконе Христа Спасителя в углу и неторопливо троекратно перекрестился.
— Я тебе верю, Николай, — признаться, от подобного жеста я немного опешил. — Зачем так торжественно?
— Затем, что в твоем появлении я усматриваю Божий промысел. Не просто ты так здесь появился. Ты — возможность, и лишь последний глупец и безбожник будет отрицать сей факт. Я жив, хотя Боткин признался, что смерть моя прошла рядом. Это ли не чудо? Ты спас меня, и я теперь тебе обязан самым дорогим — жизнью. Так что, я знаю, что делаю, и какие обязательства на себя принимаю. Дружба наша — дело особое, но я, как грядущий император, должен понимать резоны и смотреть в будущее.
Повисло неловкое молчание. Наследник задал тон. Мне понравилось, как он отнесся к делу, и польстило, как сформулировал наши отношения. Дружба строится на трех китах: уважении, доверии и взаимности. У нас все три фактора присутствовали.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})
Говоря откровенно, я мог считать себя счастливцем, вытащившим один шанс из миллиона и ставший другом будущего императора. Подобное обеспечивало мне прекрасные перспективы. Но все же, я хотел не только получать готовое из чужих рук, но и доказать, себе и остальным, что и сам не обделен некоторыми способностями.
Мы обсудили маршрут полка, хотя в подобном я пока слабо разбирался. Наследник сразу же понял степень моей компетенции. Понял, и не упустил возможности указать на данный факт.
— Михаил, сейчас время еще терпит. Но тебе необходимо поступить в Академию Генерального Штаба. Без нее уважаемым генералом не стать, — заметил он под конец беседы.
Николай подарил мне золотой английский брегет на красивой цепочке. Поначалу я отказался. Часы мне нужны, но еще больше нужно уважение и дружба цесаревича. Если и принимать подарки, то за дело, за то, что уже произошло.
— Глупость! Может по Аляске вопрос пока еще и открыт, но ты спас мне жизнь. Так что брегет — мелочь, о которой даже стыдно говорить. Но и деньги предлагать еще постыдней. Знаю, ты их не возьмешь.
— Денег не возьму, ты прав. А вот за часы прими мою огромную благодарность. Только что я скажу товарищам?
— Придумаешь, главное не обманывай.
Романову легко давать советы! А мне действительно стоило придумать и объяснить, каким образом у меня оказались столь дорогие часы. Лгать не следовало, правду открывать не хотелось, да и прятать их на дне чемодана не имело смысла.
Путевой дворец я покинул под утро, проводил меня все тот же штабс-ротмистр Козлов. В карманах моих гулял ветер, золотой брегет грел сердце и чувствовал я себя прекрасно.
Штафирка* — пренебрежительное прозвище штатских.
Императорский Московский Университет* — современный МГУ.
Дирекция* — точка направления движения, лежащая впереди эскадрона.
РАК* — Российско-Американская Компания. Занималась делами Аляски.
Романовский Дмитрий Ильич* — временный губернатор Туркестанского края с 1866 г. по 1867 г.
Дмитрий Алексеевич Милютин* — военный министр с 1861 г. по 1881 г.
Глава 8
Двадцать лет, совсем юный возраст. Что я успел сделать? Если так подумать, то со свершениями пока все как-то не очень, но зато Николай Романов жив и заложен крепкий фундамент для будущего. Да и планы у меня имелись. К тому же последняя беседа с цесаревичем дала интересные перспективы. Жаль только, что меня видели гвардейские офицеры из свиты Романова — Козлов и Барятинский. Интересно, кем они меня посчитали? Что думают о нашей ночной беседе с Николаем?
3 сентября в «Вавилоне» мы шумно отметили мое двадцатилетие. Тогда же я первый раз показал товарищам золотой брегет. На вопросы, откуда взял такую дорогую вещицу, честно ответил, что получил в подарок от хорошего друга.
— Весьма обеспеченный у тебя друг, — заметил Тельнов, возвращая мне часы. И на этом вопросы закончились.
Через неделю наш полк был готов отправиться на юго-восток.
Александрийские гусары стояли единым строем. Глядя на знамя, офицеров, трубачей и рядовых, на прекрасных коней, я невольно чувствовал гордость и сопричастность к чему-то сильному и правильному. Может, так и проявляется знаменитое боевое братство?
— Первый эскадрон! По коням! Садись! — раздалась команда ротмистра Тельнова. Команду сразу продублировали правофланговые офицеры. По рядам прошла волна движения, гусары мигом очутились в седлах. Вахмистры наблюдали за порядком. — В походную колонну! С право по два! Рысью! Ма-а-рш!
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})
Полковые трубачи единым движением поднесли горны к губам. Пронзительный звук заставил гражданских лиц ответить радостными криками. Следом за нами в движение пришел второй, третий и прочие эскадроны. Внушительный обоз с поварами, посудой и провиантом, оружием, амуницией и запасными конями должен был выдвигаться в самую последнюю очередь. Управление такой прорвой людей и лошадей требовало опыта и хладнокровия, и потому командовал ими подполковник Веселов.